Фурии отправились следом. На секунду замешкавшись, за ними поспешил и Дайрес. Клавдий лежал неподвижно. Плакала Долорис. С трудом поднявшись, опираясь о стену, вампир подошел ближе к камере, заглянул внутрь. Инстинктивно забившись в угол, Анэт прижимала к себе ребенка и что-то успокаивающе шептала ему на ухо.
— Я вернусь, — пообещал вампир и, превозмогая боль, побежал вслед за Андре и остальными. Дело надо было довести до конца.
Века мучений. Века ожидания. И миг расплаты. Миг мести. Фурии отыгрались сполна.
Погоня за графов вывела Дайреса на улицу. Оказавшись на морозном воздухе, он увидел, как неведомая сила несет графа по небу, задевая луну, словно он ведьма, умеющая летать без метлы. И ведьма недоученная. Воздух сопротивлялся ему, мешал, ударял, закручивал, ударял вновь, взметал ввысь, опрокидывал к земле. Снова поднимал к небесам, где ударял уже трижды. Андре захлебывался криком. Мучительным. Надсадным. От захлестывающей ненависти фурии набрались такой силы, что стали явными. Дайрес видел их, не обращаясь в чародея и не пользуясь магическим зрением.
В домах загорался мутный, слабый свет лучин и светильников. Распахивались и тут же громко захлопывались ставни. Люди были перепуганы ужасным зрелищем настолько, что даже любопытство не могло превозмочь страха. Дайресу вдруг подумалось, что желающих вступить в армию и покинуть родное селение к утру заметно прибавится.
Всего окровавленного, почти лишенного одежды, которая превратилась в разодранные в клочья лохмотья, графа увлекло к земле. Он упал, собой сломал колодезное колесо и ухнул вниз, в ледяную воду.
— Нашел время смывать с себя позор, — желчно усмехнулся Клавдий, подошедший как всегда незаметно. Дайрес не отреагировал.
Из утроба колодца доносились звуки борьбы и режущие слух крики. Проходя по длинному каменному желобу, они усиливались, становились низкими и глубокими, пугающими, пробирающими страхом до самых пяток. Дайресу стало муторно, и кажется даже закружилась голова. А Клавдий, как ни в чем не бывало, осматривал свой обгорелый плащ и, находя новую пропаленную дырку, смачно ругался.
— Почему ты стоишь? — спросил имитатор с нетерпением.
— А что мне, плясать? — недовольно пробурчал вампир, не отрываясь от осмотра одежды.
— Но он еще жив, его надо… добить.
— Уж поверь, барахтаясь по горло в ледяной воде, он не сможет долго сражаться с фуриями.
Батури оказался прав. Уже спустя минуту крик стал протяжным, захлебывающимся. А вскоре крик забулькал и задохнулся.
— Утонул, — констатировал Клавдий. — Был великий маг, а стал утопленник.
Дайрес набрал в грудь воздуха, чтобы сразу, на месте, не откладывая разговор на потом, сказать Батури, что дальше их пути расходятся, но не успел проронить ни слова.
— Сейчас вытащим девчонок и деру отсюда, — сказал Клавдий, озираясь по сторонам. — Что-то мне с каждым мигом эта деревня нравится все меньше. И предчувствие такое. Странное.
— Я никуда с тобой не пойду, — заупрямился Дайрес.
— Не время для игр в девственницу.
— Я все сказал. Не хочу связывать свою судьбу с убийцей.
— А с защитником младенца? Сейчас ты мне нужен. Мне и Долорис. А позже… позже иди на все четыре стороны.
Дайрес сдался, но решил, что уйдет сразу как только подвернется шанс. В обществе вампира для него нет места.
Клавдий спешил, его гнало вперед неведомое предчувствие, которое после смерти графа лишь обострилось. Значит, не Ллир тому виной, не из-за него в сердце вампира поселилась тревога. И Батури, кажется, знал, кому обязан этим беспокойством. Он чуял отца. Чуял его приближение.
Ночной кошмар, как и предполагал Дайрес, оказал на людей неизгладимое впечатление и наутро многие из селян ушли. В соновном это была молодежь, которая не так привязана к месту рождения, как их родители, уже смирившиеся с судьбой. Но многие остались, чтобы к вечеру оказаться в цепких лапах низших вампиров, которыми руководил сам Прародитель. Каэль чуял сына. Чуял свой клинок. И знал, что вскоре настигнет Батури и на этот раз не даст ему уйти.
Глава 15Узел судьбы
Физическое тело — это первое тело. Оно — самое «толстое» из всех, осязаемое и материальное.
Эфирное тело — это первое ощущающее тело. Оно также именуется аурой. По форме оно напоминает физическое. Вот почему его иногда называют «эфирным близнецом» или «внутренним физическим телом».
Астральное тело — это второе энергетическое тело, его также называют эмоциональным. Это тело несет в себе все наши эмоции, а также содержит все характеристики нашей натуры.
Ментальное тело — это третье энергетическое тело. Все наши представления, рациональные мысли и даже некоторые из наших интуитивных представлений рождаются в ментальном теле. В нем содержатся модели, по которым мы мыслим.
Четвертое сознательное тело — это духовное тело. Его также иногда именуют интуитивным, а некоторые люди связывают его с кармическим телом.
В духовном теле хранится все, что лежит за пределами рационального, логического. Через это тело человек получает интуитивные послания, озарения и знание, а также принимает экстрасенсорную информацию, обретает понимание, видит телепатические и пророческие сны, чувствует «нутром», получает знание свыше.
Грозные антрацитовые тучи, делающие утро беспроглядно темным, окунули землю во мрак. Пугливое солнце спряталось за ними, скрылось, боясь вступать в бой с мрачными небесными стражами. И небеса зарыдали горькими слезами. Ветер протяжно застонал, словно зверь, угодивший в ловушку, рванулся вниз, подхватил капли и под острым углом ударил ими по земле. Раскисший, мокрый снег, смешавшись с землей в непонятную, грязную субстанцию, поплыл по покатому склону, который резко, словно отрубленный исполинским топором, заканчивался обрывом. Небеса, утонувшие в черных дождевых тучах, ревели с каждым мигом все яростнее. И могучий Ситх вторил им, бешенея, набираясь сил от талого снега и крупного, стоящего стеной ливня.
В Хельхейм пришла весна. Угрюмая. Унылая. Стылая. Не радующая взор пышным цветением, но окунающая в омерзительный грязный омут таяния.
Человек в черных одеяниях лежал в неглубокой каверне, которая не могла защитить от небесного плача. Он спал. Тревожно. Что-то нечленораздельно выкрикивая. Проклиная кого-то. А затем он затих, будто его кошмар, не дающий покоя, закончился. Вместе с жизнью.
Сандро не мог понять, что с ним происходит. Что не так? Его тело было вялым и непослушным, таким, будто принадлежало другому. Мысли метались в голове, словно зверь в клетке; стонали и ныли, не желая повиноваться рассудку и привыкать к непривычной для них реальности. Казалось, это новое рождение. С муками. С болью. С осознанием того, что жизнь — борьба, и если тебе посчастливилось победить в первой схватке, в первой судороге, значит, ты будешь жить. Сандро привык бороться. С самого первого вздоха, сделанного полумертвым существом. И он дрался, огрызался судьбе, скалил ей безгубый рот в дикой ухмылке, но всегда шел вперед по своей, ведомой лишь ему, стезе. Он часто проигрывал. Но и побеждал нередко. Сегодня темные боги соблаговолили и подарили своему воину силы. Сандро сражался. И была победа.
Он открыл отяжелевшие веки, мутным, затуманенным взглядом осмотрелся и не поверил глазам. Еще вчера он был в компании беженцев, среди тысячи людей, а уже сегодня неведомым образом оказался совершенно один, на границе Хельхейма, у самого Ситха, словно чья-то длань стерла его с полотна мира, а в следующий миг нарисовала заново, в совершенно ином месте. Но ведь ученые маги, все, как один, уверяли в том, что перемещение в пространстве невозможно.
В груди щемило непонятной болью. Мысли метались в голове, огибая события последних… Сколько времени прошло? Часы? Дни? Недели? Последние воспоминания были занесены снегом. А уже весна. Ранняя? Или уже клонящаяся к лету? В Хельхейме времена года перетекают друг в друга, не повинуясь законам природы. Иногда зима длится всю весну, заканчиваясь лишь в середине лета. Иногда…
Он вспомнил. Нет, не вспомнил. Ему показалось, что еще чуть-чуть и память вернется. Скала. Ночь. Тысячи светящихся глаз, взирающий с высока, с черного небесного покрывала. Ветер. Тяжелое дыхание жертв. Удары сердец. Сердца замирают. Жертвы не дышат. Тяжелое дыхание скалы. Земля движется под ногами. Вздрагивает. Рукоять ритуального ножа греет мокрую от пота руку. Нет. Не от пота. Кровь стекает по лезвию. Капает на каменистую, припорошенную снегом почву. Два тела, распластанных на земле в виде звезд. Два трупа — продолжения гектограммы. Ритуал. Ритуал оживления. Скалы? Два змеиных глаза. Узкие прорези зрачков взирают в саму душу. Леденят. «Ты не сможешь повелевать мной». «Ошибаешься». «Ты будешь моим». Кровь жжет руку даже через драконью перчатку. Два тела. И нож в руке чернокнижника. В руке Сандро. «Для чего ты меня призвал?». «Ты подаришь мне свободу». Кровь, молодая и старая, смешиваясь, стекают в разинутую драконью пасть. Две разрезанные нити. Две прерванные жизни. Ритуальный нож в руке некроманта. В его, Сандро, руке.
— Как это произошло? — он не поверил собственным воспоминаниям. — Неужели я…
Он попытался умыться слезами дождя, но с удивлением обнаружил на себе шлем-маску с полумертвым лицом. Взглянув на руку, закованную в драконью перчатку, Сандро увидел кровь в перфорированных ямках, еще не смытую дождем.
— Я, — понял он, содрогнувшись.
— В этом нет ничего страшного, — ласково пропел знакомый голос. — Ты уже убивал. Там, в лесу Мертвеца. В этом нет ничего страшного, поверь мне. Со временем ты забудешь. Со временем рана затянется.
— Но это был не я. — Сандро казалось, что он бредит. Мысли ему не принадлежали, были чужими, словно кто-то другой руководил ими. — Не я…
— А кто же? Ты все сделал правильно. И теперь у тебя есть шанс обрести свободу.