— Зачем она мне? Теперь…
Альберт кружился вокруг, говоря и говоря утешительные слова. Его движения были все более плавными, медленными, навевающими сонливый покой. «Ну что ты, в самом деле? Не стоит так убиваться, ведь это же просто люди»… — читалось в его переполненных тоской глазах. И плавные движения. Такие успокаивающие, как шум прибоя. И его голос. Такой нежный, будто голос матери.
— Это не я, — сказал Сандро, вставая. Сказал твердо, без тени сомнений. — Мои руки, но не мое сознание.
Теперь он знал, в чем причина его замешательства. Теперь он понимал, почему его память отказывалась восстанавливать полную картину произошедшего.
— Гипноз… Как я мог не заметить, что попал под магнетические чары. Сам ведь владею этой техникой в совершенстве. Я был под гипнозом. Не я убивал. А тот… тот, кто меня обучал.
От этой мысли Сандро содрогнулся. Его учитель, добрый наставник, три года обучавший магии. Он оказался жестоким и бескомпромиссным… как некромант.
— Да, я воспользовался гипнозом, чтобы совершить ритуал, — голос Трисмегиста прозвучал извиняюще. — Не мог же я сделать все сам. Я дух. Существо бестелесное. А мне нужны были руки. Конечно, я должен был спросить твоего разрешения, но ответ было не трудно угадать. Ты бы отказался. Ты слишком человеколюбив. Так тоже нельзя. Если для дела надо убить, то надо убить. К тому же ты не должен был этого запомнить. Твоя совесть осталась бы чиста.
— Ты моими руками убил двух невинных людей, а я не должен был этого запомнить? Ты не Альберт. Не мой наставник. Но кто ты тогда? Некромант?
Все встало на свои места. Все. Абсолютно. Достаточно было потянуть за нужную нитку, и клубок стал быстро, стремительно распутываться.
Книга, случайно затесавшийся в огромной библиотеке Аргануса. «Все об эликсире Жизни». «Жизни» — перечеркнуто, сверху дописано: «Бессмертия». Филакретия. Альберт не имел ауру. Был невидим как для обычного, так для магического зрения. Астральное тело.
Клубок покатился дальше.
Посох, хранящийся в руинах Храма Сераписа. Змеиный крест. Вторая филакретия. Альберт сумел принимать видимый образ, который полностью дублировал физическую внешность. Эфирное тело.
Драконья перчатка. Третья филакретия. Альберт стал мудрее. Хитрее. И все больше начал напоминать расчетливого, циничного некроманта. Тело ментальное.
Маска полумертвого, которая была заказана у братьев Ивальди еще до появления Сандро на свет. Четвертая филакретия. Альберт получил контроль над сознанием своего ученика. Духовное тело.
— Четыре филакретии. Четыре энергетических тела…
Жизнь дала трещину. Все, что было правдой вот уже три года, оказалось ложью. Тот, кого Сандро называл наставником, оказался кукловодом, дергающим марионетку-ученика за нити и заставляющим плясать под свою дудку. Сандро понятия не имел, как он может защититься от того, кто уже три года методично заменяет его ощущающие тела своими. И можно ли вообще защититься от… самого себя. Но чародей все же закрылся магическими щитами. Попытался заблокировать сознание от постороннего вмешательства, понимая, что все эти действия не скроются от Альберта.
— Осталось всего одно тело и одна филакретия — кольцо короля мертвых.
— Ты оказался догадливее, чем я думал, — усмехнулся Трисмегист. — Но у тебя нет выбора. Ты должен мне отдать физическое тело, иначе превратишься в лича. Ты не забыл — твоя душа умирает.
— Я считал тебя своим отцом. Ты заменил мне и семью, и друзей. Я подражал тебе. Слушал тебя. Верил тебе. Мне больно осознавать, кем ты оказался на самом деле.
— Не мучай себя понапрасну, — привычным наставническим тоном заговорил Трисмегист, — не истязай. Вскоре твоя душа погибнет, сознание угаснет, и такие банальные мысли перестанут тебя тревожить. Ты станешь полноценным личем, которого не донимают человеческие эмоции и чувства. И только я могу это предотвратить. Спасти тебя.
— Я не ищу спасения. А ты не похож на спасителя. Три года ты мне лгал. Все твои поступки, слова — все было обманом. Какие из твоих советов приносили пользу мне, а не тебе? Что из твоего учения для меня пригодилось, а что толкнуло во мрак?
Небо рыдало навзрыд крупными слезами. Капли ливня разбивались о стальную маску полумертвого, и казалось, что безжизненный металл плачет. Талый снег, преданный дождливый небом, липкой грязью скопился у ног. И сердце Сандро было также безнадежно испачкано предательством.
Что делал он? Что делал его руками наставник? Какие мысли принадлежали ему? Какие — Альберту? Какие поступки совершал он? Какими руководил Трисмегист? Вопросы, на которые нет ответов, покорили мысли и разрушали сознание. Казалось, еще немного и Сандро не выдержит, сойдет с ума.
— Ты был первым некромантом, который побывал в Залах Аменти. Ты узнал будущее задолго до того, как проиграл войну, задолго до того, как умер. Я был частью твоих знаний, твоего плана. И маска полумертвого была создана специально для меня, еще до моего рождения. Нет, не для меня. Ты создал ее для себя. На мое тело у тебя свои планы…
От напряжения у Сандро зазвенело в ушах. Учащенно забилось сердце. И в нарастающем звоне иррационально и нелепо прозвучал голос матери, далекий, словно пришедший из забытых снов.
Когда воскреснет живой и оживет дважды мертвый, когда рабыня станет королевой, а бессмертный король добровольно оставит свой трон… Тогда и только тогда власть над самим собой станет для раба властью над миром.
— Отлично разыгранная многоходовка. Рассчитанная еще пять веков назад, — с трудом собирая воедино разбросанные по сознанию мысли, прошептал полумертвый. — Но пророчество слишком размыто, чтобы именно ты стал тем рабом, который обретет себя и власть над миром.
— Слова твоей матери ничего не значат, — сказал Трисмегист. — Они идеально вплелись в мой план, заставили Аргануса действовать. И не более.
— Все смерти на тебе. Вся боль, все муки — твоих рук дело.
— Ты заигрался. Боли и мук хватало в мире и без меня. Не скрою, ты узнал многое и о многом догадался, но упустил суть. Меня не существует. Я умер. А филакретии — это лишь ключи к моему сознанию, к душе, которая не имеет и не может иметь телесной оболочки. Я лишь голос в твоем разуме.
— Это ложь, — взглянув в темно-зеленые глаза Трисмегиста и увидев в них не глаза духа, а свои собственные, с ужасом заметив сходство своего изуродованного лица со старческим, усеянным морщинами лицом друида, Сандро оторопел. — Ложь! Этого не может быть! А как же уроки магнетизма? Занятие друидизмом?..
— Я не делал ничего. Ты обучался сам.
— А как же Агнес? Она узнала тебя и помогла мне. Как же Диомед, Дайра, братья Ивальди. Они все узнавали тебя.
— Не меня, а посох, который ты держал в руке, слова, которые ты говорил, будучи полностью уверенным в том, что их говорю я.
— Нет…
— Посуди сам. Если я не твое альтер эго, то кто же еще? Твои мысли, твои переживания, эмоции — они доступны мне, но ни об одном моем чувстве и помысле ты не знаешь. Если наши сознания переплетены, как такое возможно? Все просто: у меня нет ни чувств, ни помыслов, они — твои. Я — это ты, а ты — это я.
— Значит, мне надо уничтожить тебя, чтобы стать самим собой.
— Для того, чтобы это сделать, ты должен убить себя. Но твоя душа уже умирает. Жить тебе осталось недолго. Так пусть же мое сознание поселится в нашем общем теле. Надень кольцо. Благодаря ему, ты сможешь выжить.
— Как же я выживу, если моя душа умрет?
— Выживет не твоя душа, что тут скрывать? — буднично сказал Трисмегист. — Выживет тело, сознание умрет. Но эта смерть позволит стигийцам обрести свободу. Я помогу им покинуть Хельхейм. Без них мне и самому не выбраться. Ты пожертвуешь собой ради тысячи жизней. Разве не этого ты хотел? Стать полезным?
Тогда и только тогда власть над самим собой станет для раба властью над миром.
Сандро с горечью подумал, что время не повернуть назад, воспоминания не вычеркнуть из жизни. И в этот миг ему мучительно захотелось стать камнем — или личем, — который не знает, что такой душевная боль и страдания. Но это не выход. Это бегство. Не попытка все исправить или хотя бы загладить вину, а гнусное, недостойное желание спрятаться в надежную раковину. Но в этом желании все-таки есть что-то теплое, согревающее.
— Значит, я должен надеть кольцо? Это спасет тысячи жизней? Что ж, я тебе верю, наставник. Верю настолько, что исполню твое желание. Будь мной. Но сперва попробуй побороть мои стенания.
И Сандро надел кольцо. И отпустил свои слабости в свободный полет. Дал выход своей боли. Боли утрат и потерь.
— Спи, солнце. Пробуждай месяц, — громче ливня звучал его тонкий, еще не огрубевший голос. — Люби, сердце. Помни светоч.
— Так просто меня не одолеть, — расхохотался Трисмегист, некромант Великий Трижды. — Твоя душа — дырявая тряпка. Такой не смыть всю грязь…
Смех прервался.
— Спи, солнце. Пробуждай месяц. Люби, сердце. Помни светоч. Из огня в воду. Из воды в пламя. Мне бы на свободу. Под твое знамя.
Эти слова ничего не значили. Не были ни заклинанием, ни волшбой. Просто пустые словосочетания. Но была в них такая бездонная тоска, такая мука, такая внутренняя сила, что Трисмегист на мгновение потерял контроль над сознанием мальчишки, был отброшен назад, в книгу, в посох, а быть может — в кольцо? И неведомая сила поволокла его по воспоминаниям Сандро, выворачивая сознание наизнанку, превращая жесткого, циничного некроманта в наивного ребенка, у которого огонь украл родителей, вода — возлюбленную, магия — жизнь, а алхимия — единственного друга.
— Из огня в воду. Из воды в пламя. Мне бы на свободу. Под твое знамя.
— Хорошая попытка, — приходя в себя, улыбнулся Трисмегист. — Вызвать в себе эмоции, которые не дают жить. Но это не сочувствие, а жалость. Жалость к самому себе. Ты показал мне свлю слабость, не более.
— Ты много говоришь, — сказал Сандро, усиливая поток эмоций, придавая ему видимость, делая осязаемым.
Спи, солнце.