Оглядевшись, Лайра поняла, что находится на внутренней площади форта, вдали от сражения. Вокруг не было ни души. Хотя нет. Напрягая зрение, фея всмотрелась в пролет между двух зданий и в густой тени заметила человеческий силуэт. Он стоял без движения, прислонившись к стене, и неотрывно наблюдал за Лайрой. Фея насторожилась, вытащила меч и шагнула в сторону неизвестного. Тот перестал скрываться и, ловко оголив сталь катаны, вышел на свет.
От неожиданности Лайра отступила на шаг и с трудом подавила в себе желание спрятать меч в ножны. Хананк, стоявший напротив, всем своим воинственным видом показывал, что поединка не миновать.
— Ты хочешь сражаться? Со мной? — дрогнувшим голосом спросила фея.
Кхет лишь неопределенно пожал плечами и шагнул вперед.
— Не делай этого… Послушай меня. Я должна сказать тебе нечто важное…
Глядя на очаровательную девушку, Хананк терял уверенность. Еще несколько секунд лицезрения могли настолько смягчить его черствое и бескомпромиссное сердце, что он опустил бы меч. Чтобы этого не произошло и честь воина не познала стыда слабости, кхет незамедлительно напал.
Лайра любила поединки с Хананком. Этот боевой ритуал напоминал ей беседу, когда, сражаясь, познаешь друг друга, учишься понимать без слов. То, что происходило сейчас, нельзя было назвать ни беседой, ни даже ссорой. Сейчас шел поединок, в котором люди не познают друг друга, а убивают. От понимания этого Лайре было так обидно и горько, что она не могла сдержать скупых слез отчаяния.
«Дружба превыше всего». «Честь превыше дружбы». Хананк жил лишь этими двумя девизами и никогда не ведал о том, что такое любовь. Со слов тех, кто попал в обманные сети, он понимал, что это чувство — слабость. И не хотел быть слабым. Не хотел любить. Поэтому никак не мог разгадать причины, по которой рука отказывалась доводить движения до конца, соскальзывала с намеченной траектории и рассекала не плоть, а воздух. Не понимал, почему слезы феи заставляют замирать его воинское сердце, вынуждают натренированное тело совершать ошибки. Так не должно быть! Но так было…
Хананк помнил слова наставника: «Сильнейший воин — женщина, не обремененная любовью к мужчине и не имеющая детей. Воин, второй по силе, — женщина, любящая мужчину. Третий по силе — женщина, у которой есть ребенок. Четвертый — женщина, обремененная чувствами жены и матери. Мужчина без каких-либо привязанностей — это лишь пятый по силе воин…» Эти слова убили в Хананке эмоции еще во времена юности. Тем необъяснимее были причины сегодняшних ошибок.
Собрав волю в кулак, отбросив неуклюжие слабости, Хананк выхватил вакадзаси и с новым ожесточением ринулся в бой. Лайра заплакала в голос. Но, даже рыдая, продолжала сражаться. Не ради себя — ради нерожденного ребенка.
В один момент рука у нее дрогнула, боль от падения напомнила о себе, и ск'йере упустила меч. Хананк остановил клинок за волосок от незащищенной шеи, отступил на шаг и ногой швырнул фее уроненное оружие. Воин, четвертый по силе, женщина, дважды обремененная любовью, дрожащей рукой взялась за эфес и в этот момент поняла, что больше не может защищаться. Для того, чтобы выжить самой и в будущем дать жизнь ребенку, ей надо убить возлюбленного.
Заставив себя забыть о боли физической и душевной, фея напала. Меч в ее руках, отбрасывающий на солнце яркие блики, превратился в стальной вихрь. Атрофированные крылья вознесли ее над землей, подарили легкость движений, позволили порхать вокруг кхета, как бабочка. Слезы все еще лились по щекам, Лайра не обращала на них внимания и продолжала атаковать, наращивая темп. Хананк перешел из нападения в глухую оборону. С трудом отбивая точные, выверенные выпады, он вдруг заметил, как сталь, огибая защиту, стремительно приближается к его груди. Отступать было некуда. Для парирования не осталось времени. Нашелся только один выход: вывернувшись, Хананк вогнал клинок вакадзаси фее в бок по самую рукоять, но тут же получил смертельный удар в грудь, который пробил легкое.
Задыхаясь, кхет скатился на землю, увлекая за собой и Лайру. Умирая, они стояли друг перед другом на коленях и неотрывно смотрели друг другу в глаза.
Поразительно, но Лайра не чувствовала физической боли. Это всего лишь тело, которое стареет и умирает. Чтобы облегчить муки душевные, она хотела сказать очень многое. О том, что ей не страшит гибель. Раньше, до встречи с Хананком, она боялась. Уже не боится. В ее жизни было все: предательство, отречение, изгнание, сражения, убийства. Не было только любви. И ей было мучительно страшно умирать, не познав этого чувства. Страха уже не осталось.
— У нас будет ребенок… Я люблю тебя… — вложив в эти слова все необъятные чувства, прошептала фея и в болезненной судороге скончалась.
Хананк умер секундой раньше, не услышав признаний. И сердце его остановилось, так и не успев оттаять.
Хаотические мысли метались в голове, отстукивали в висках похоронные ритмы, пульсировали болью во всем теле. Мысли закручивали действительность в невероятном диком танце. Или же это просто слабость крепко приложилась к зрению, сделав картинку размытой и нечеткой. Как бы там ни было, Сандро, уже проваливаясь в мягкие и расслабляющие пучины забытья, все же сумел разглядеть в пушистых барашках облаков крупный птичий клин, свободно пересекавший границы страны мертвых, без труда разрезавший невидимые грани непроходимого купола. Будь Сандро птицей, он бы последовал за ним, за этим клином, отправился бы в Валлийские земли, чтобы жить беспечной, пернатой жизнь. Но его путь лежал в мир Хель, где смерть — это лишь начало мучительной агонии, в хладе которой придется ждать окончания самой вечности.
Пробегавший мимо солдат на бегу пырнул некроманта копьем. Сандро не ощутил боли. Он и без этого удара был за шаг от смерти. Уже чувствовал, как биение жизни затихает в его груди, а разорванная в клочья душа растворяется в окружающем мире.
Глядя на птиц, пронзавших клином кучерявые облака, Сандро улыбнулся и со сладостной улыбкой на изуродованном лице отдал богине мертвых душу.
Очнулся Аарон с сильной головной болью, связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту. Назарин, чтоб фоморы отгрызли ему ногу, постарался на славу, полностью лишив брата как возможности пошевелиться, так и призрачной надежды позвать на помощь. В северо-восточной башне, расположенной слишком далеко от Великого моста, не было ни души. Эта постройка всегда использовалась как зрительный аванпост и не более. Люди заходили сюда крайне редко и в том, что никто не придет целителю на помощь во время боя, не было никаких сомнений.
Тем сильнее удивился Аарон, когда, откуда ни возьмись, появился Марк. Он подошел к связанному, оценивающе оглядел его и, видимо, с трудом приняв решение, перерезал веревки.
— Где воин, который приехал на вороном коне? — вытащив изо рта кляп, тут же спросил целитель.
— Хочешь его убить?
Аарон посмотрел на коменданта непонимающим взглядом.
— Я не убиваю людей, а спасаю их.
— Иди. Он на мосту. Сражается с магами. Ты не ошибешься, на нем маска полумертвого.
Аарон даже не подумал спрашивать причины странного поведения коменданта, а воспользовался его добротой и сломя голову бросился вниз по крепостным ступеням, боясь опоздать и найти воина мертвым. Он так долго ждал момента, когда сможет исполнить возложенную на него миссию, что теперь не имел права на ошибку.
В два счета целитель добрался до брамы, у которой столпились пехотинцы. О том, чтобы пробиться через них, не шло и речи. Ряды стояли ровно, плечом к плечу. Но храмовнику снова повезло и колонны солдат пришли в движение. Аарон был готов поклясться, что услышал гортанный вопль Марка: «В бой!», и даже удивился тому, как комендант сумел так быстро добраться до ворот и выйти в первые ряды. Хотя в лязге оружия, целитель мог и ошибиться. Как бы там ни было, пехота ринулась в бой, и Аарон последовал за нею, надеясь, что за спинами людей без опасности для жизни доберется до цели.
Многоголосый клич пехотинцев сменился лязгом доспехов и звоном оружия. Валлийцы несколько долгих минут продолжали стремительное движение, разрывая в клочья ряды врага, но резвый бег солдат неожиданно резко затормозился. Не ожидая подобного, Аарон чуть не рухнул на брусчатку моста, но задержался за спину впереди стоящего. Воин обернулся и, увидев целителя, скривил недовольную гримасу.
— Какого фомора вы здесь? — беспардонного схватив Аарона за шиворот, спросил солдат. — Жизнь не мила? Ступайте в лагерь. Рысью. Не хочу вас тащить силой, да и братьям подсобить надо.
— И мне надо, — растеряно отчеканил Аарон, напрасно пытаясь вырваться из цепкой хватки солдата.
— Фоморы с вами, — воин обернулся, пропустил удар и, фонтанируя кровью, рухнул на целителя, прижав его к мостовой.
Все случилось так быстро, что Аарон не успел понять, что же произошло. Выворачиваясь из-под тяжелого, облаченного в полулаты тела, поскальзываясь в крови, целитель услышал гулкий цокот копыт и сообразил, что враги пустили в ход конницу. Валлийцы отступали, но шансов спастись у них уже не было.
Когда Аарон выбрался-таки из-под туши погибшего воина, людей вокруг уже не было, а основное сражение велось у разрушенных ворот форта. Не желая медлить ни секунды, целитель помчался дальше, в сторону Хельхейма, напрасно вглядываясь в искореженные болезненными гримасами мертвые лица. Среди сотни трупов Аарон чудом разыскал нужного ему воина и чуть не зарыдал от отчаяния, когда понял, что не успел. Воин был мертв, а душа его — разорвана в клочья. В исцелении не помог бы даже светлый Салютарис, обладай Аарон подобным умением. Да и магии вокруг не было ни капли, купол гасил ее на корню. Ситуация казалась безнадежной. Но храмовник неожиданно почувствовал биение силы, исходящее от поверженных валлийских магов и, подойдя к ним, понял, что энергия теплится в амулетах на шеях чаровников. Сняв их и нацепив на себя, Аарон ощутил присутствие магии, но была эта магия какой-то чужой, недоброй, словно не Свет породил ее, а Тьма. Решив не придавать этому значения, целитель вернулся к убитому воину и с призрачной надеждой на успех принялся вливать в некроманта жизненные силы.