– Как минимум некоторые из них.
– Неужто у тебя есть сомнения? – спросила она. – Сейчас?
– Нет. Я просто устал, вот и все.
– Бедняга. Мы почти у цели. Нам нужно еще несколько недель. Может быть, месяцев. И все. Ты столько продержишься?
– Есть ли у меня выбор?
– Нет. Мне жаль, любовь моя. Ни у кого из нас больше нет выбора. Наше дело стало слишком большим, мы уже не имеем права принимать во внимание чувства одного человека.
– Мы действительно собираемся это сделать? – Слваста даже не был уверен, задавал он вопрос в уме или вслух. – Я имею в виду: свергнуть Капитана? Просто это так… так невероятно. Иногда мне приходится убеждать себя, что я все еще жив, а не погружен в грезы, находясь в Ядре. Как нам вообще удалось состыковать все и добраться до настоящего момента?
– Нам удалось все сделать, потому что так было правильно. И правильно наверняка, потому что нам все удалось. Все готово.
– Да.
Эта составляющая была для него не меньшей загадкой, чем остальные. Они вчетвером долго говорили и спорили о том, какие конкретные практические действия нужно предпринять, чтобы добиться успеха. Разве можно провести отряды вооруженных людей через город для уничтожения верхушки существующего правительства – и в то же время получить поддержку населения? Революционеры отвергли в процессе множество идей, а детали все разрастались, разворачивались стратегические планы.
– Нам осталось лишь подождать. Когда тебя изберут в Национальный совет, ты станешь…
– …подлинным выразителем народных чаяний. Доверие ко мне вырастет, а вместе с ним – и моя легитимность. Да, конечно.
– И если мы дадим низшим классам достаточно оснований для протеста и совет не послушает – а он не послушает, потому что там полно людей вроде Туксбери, – тогда у нас появятся основания для запуска революции.
– Разумеется.
Всегда оставались сомнения. То, как богатеи со своими ручными бухгалтерами избегали уплаты налогов, приводило Слвасту в ярость, и установление справедливых налогов для всех должно стать делом номер один, когда революция победит. Но ведь именно они вчетвером запланировали саботаж поставок воды в город с последующими разрушениями и страданиями людей; именно их активистам предстоит взорвать железнодорожные мосты, что увеличит экономические проблемы Варлана. Если бы не они четверо, жизнь шла бы своим чередом, вовсе не до такой степени плохо…
Бетаньева облизнула губы.
– Дай-ка подумать. Что я могу сделать, если хочу взбодрить тебя?
Хотя она уже насытила его любовный голод в ванне, Слваста знал: он снова будет готов, когда она захочет. В ее сексуальном мастерстве он никогда не сомневался. У Слвасты хватало ума не спрашивать Бетаньеву о мужчинах, с которыми она состояла в отношениях до него, но все же маленькая скверная часть его разума задавалась вопросом о ней и Кулене… А вдруг тем, кто научил ее столь многому о том, как доставить мужчине наслаждение в постели, был Кулен? Если именно его прикосновения побудили ее отбросить запреты?
Пальцы Бетаньевы ласкали Слвасту с небрежным умением. Затем ее текин принялся за него так тихо и медленно, что это было почти мучительно. Она словно перебирала отдельные нервные окончания его члена. Плоть немедленно предала его, воспламенив пути наслаждения, ведущие прямо в мозг. Слваста с трепетом наблюдал, как кружевной пеньюар соскальзывает по коже Бетаньевы, словно жидкая паутинка, еще сильнее разжигая его.
– Месяц, – прошептала она, оседлав его. – Через месяц после выборов. Как раз будет подходящее время. Идеальное время. Тогда ты поведешь нас вперед и возьмешь власть над всем миром. Тебе это подходит? Это то, чего ты хочешь?
Ее текин обхватил его яички, пробежался по ним дыханием арктического мороза, сжал в безжалостной хватке – идеальный баланс между болью и экстазом.
– Да, – воскликнул Слваста. – О Джу, да!
Не зная и не заботясь о том, с чем он соглашается.
Некоторые люди попросту плевать хотели – особенно те, кто смотрит на политиков и политику с таким же презрением, как на навоз, прилипший к подошве ботинка. Но нашлось много других, неравнодушных, кто дал себе труд прийти на выборы. По непонятным причинам рядом с несколькими избирательными участками, где полный ряд кандидатов на места в муниципальных советах был выдвинут «Демократическим единством», отсутствовали шерифы. Вместо них за голосованием наблюдали крутые парни от «Гражданской зари», следившие за тем, чтобы пришедшие голосовать поставили крестик в нужном месте. Где бы такое ни происходило, сведения передавались по коммуникационной сети Бетаньевы – и на участках появлялись местные активисты «Демократического единства», требуя соблюдать право граждан голосовать тайно и не запугивать их. Происходили стычки, но ничего серьезного, а затем наконец появлялись шерифы – правда, они только увозили обе стороны в местный участок, где горячие парни и проводили остаток дня, остывая на нарах, обычно занятых пьяными.
Бывали и случаи, когда людям говорили, что их нет в списках избирателей. Здесь Бетаньева ничего не могла поделать. Но у Товакара, Андрисии и Янриса имелись свои отдельные задания: каждый из них руководил ячейкой, перехватывавшей почтовые отправления с бюллетенями, заготовленными в течение последнего месяца. «Гражданская заря» добавляла в конверты своих подложных избирателей – мертвых или несуществующих. Эти мешки специально обученные люди аккуратно заменяли на другие, полные бюллетеней, в которых те же самые подложные избиратели голосовали за «Демократическое единство».
Кое-где в избирательных участках наблюдалась нехватка форм для голосования. Или чиновники вообще не появлялись, чтобы открыть участок.
Четырех кандидатов от «Демократического единства» арестовали по разным обвинениям, начиная с уклонения от уплаты налогов и заканчивая вооруженным нападением, что сделало их кандидатуры недействительными.
Так проходил очередной ничем не примечательный день выборов на Бьенвенидо.
Несмотря на все средства, которые использовали против них власть имущие, в бедняцких районах кандидаты от «Демократического единства» получили уверенное большинство. Слваста, прибывший в зал заседаний Лэнгли в пять часов вечера для подсчета голосов, принимал телепатические отчеты от партийных функционеров со всего города. Явка на участки считалась высокой. Вмешательства и махинаций – примерно столько, сколько и ожидалось. К восьми часам начали поступать результаты. Выборы проводились в одиннадцати из тридцати трех муниципальных советов столицы. В пяти из них предполагалась победа «Демократического единства», еще в трех, по прогнозам, ни одна из партий не получала абсолютного большинства, и «Гражданской заре» оставались последние три (самые богатые районы). Для «Гражданской зари» это было катастрофой.
Голосование также проводилось по кандидатам на пять мест в Национальном совете от столицы или ближайших окрестностей и еще сто мест со всего континента. В Лэнгли результат стал очевиден с того момента, как только открыли первые запечатанные мешки с бюллетенями для голосования. Туксбери вообще не видели на публике с того дня, когда «Взгляд с холма» опубликовал его налоговые декларации. Благодаря тихому наблюдению со стороны членов ячейки Слваста знал: тот укрылся в своем семейном имении недалеко от Варлана.
К одиннадцати часам вечера Слвасту утвердили в качестве нового представителя от Лэнгли в Национальном совете. Он произнес перед своими восхищенными сторонниками краткую благодарственную речь (написанную Куленом и Бетаньевой). К полуночи были проверены результаты по всем районам Варлана. «Демократическое единство» одержало пять побед, еще один район достался им благодаря коалиционному соглашению с тремя независимыми советниками. У «Гражданской зари» оказалось четыре района, а один остался без партии большинства.
– Семь советов, считая Налани, – сказал Слваста. Он шел домой пешком вместе с Бетаньевой, Хавьером и Куленом. – Это великолепно. Правда.
На неосвещенных улицах было много для ночного времени пешеходов и кэбов. Все возвращались по домам после подсчета голосов. Высоко над головой мод-птица Андрисии держалась точно над революционерами, острым взором бдительно отслеживая возможные неприятности. Янрис шел в ста метрах от них, имея при себе два пистолета. Неподалеку находились и другие члены партии, готовые рвануться на помощь при первом же телепатическом призыве.
Хавьер настаивал на мерах предосторожности.
– Завтра утром тебе придется выйти из совета Налани, – сказал Кулен. – Ты не можешь заседать в двух советах.
– Ты единственный кандидат от «Демократического единства», получивший место в Национальном совете, – сказал Хавьер с сожалением в голосе.
– Бапек отлично отработал свои деньги в Денбридже, – заметила Бетаньева. – Тридцать два процента.
– А ведь Денбридж на том берегу, – проворчал Хавьер. – Много среднего и рабочего класса. Мы могли бы там выиграть.
– Мы не выиграли в Лэнгли, – напомнил Слваста. – Ты не забыл? Нам его отдали.
– Да, и когда-нибудь они об этом пожалеют, – засмеялась Бетаньева. – Они думают, будто сунули нам взятку, чтобы держать нас на поводке. Так вот, даже если они останутся в живых…
Широкая корона ярко-оранжевого света вспыхнула над южным горизонтом, обрисовав крыши и дымовые трубы. Они увидели мерцающую дымку поднимающегося в ее середине огненного шара, окутанного клубами черного дыма. Через несколько секунд до них докатился звук взрыва.
– Уракус! – рявкнул Хавьер. – Что это было?
– Похоже, где-то внизу, в районе набережной, – сказал Кулен. – В восточном направлении. Там есть несколько компаний, которые занимаются ялсовым маслом. Большие бочки масла.
– Дерьмо, – буркнул Слваста. – Наших рук дело?
– Нет, – сказала Бетаньева. – И мне не нравится момент, когда это случилось.
Потребовалось два дня, чтобы обуздать пожары на складах, причем городским властям еще повезло – на вторую ночь пошел дождь. И еще целый день дым продолжал висеть над Варланом, пока тлели разрушенные здания на трех улицах над набережной. Взорвавшиеся бочки разбросали пылающее ялсовое масло на большое расстояние, и добровольные пожарные команды не решились подходить слишком близко, опасаясь взрыва других бочек.