Бжалава, 1966, 1971), информационная модель (Пушкин, 1967), схема (Moscovici, 1962; Fraisse, 1961), гипотеза (Bruner, 1957), черта личности (Allport G., 1935). Эти термины высвечивают разные стороны психической реальности, обозначаемой понятием «установка». Но в каком соотношении находятся фиксируемые этими терминами разные аспекты установочных явлений? Какая из двух полярных интерпретаций явления установки отвечает действительности? Эти вопросы представляют самостоятельную задачу исследования, решать которую можно только в том случае, если уже выработан свой взгляд на природу установочных явлений. Эта задача должна решаться не до решения проблемы о месте установки в структуре деятельности, а после такого решения. Тем не менее, именно с ней в первую очередь встречается исследователь, избравший исторический путь анализа. В связи с этим мы вынуждены отказаться от чисто исторического хода анализа проблемы о месте и функциях установочных явлений в деятельности субъекта.
Второй путь решения проблемы о месте и функции установки в деятельности субъекта — это путь анализа современного состояния представлений о явлении установки. Пойдя по этому пути, мы попытаемся с позиций теории деятельности проанализировать основные положения теории установки Д. Н. Узнадзе и через этот анализ прийти к разработке представлений о конкретных психологических механизмах тенденции к сохранению направленности движения деятельности. Этот путь и определил в конечном итоге общую композицию нашего исследования.
В первой главе с позиций общепсихологической теории деятельности ведется анализ проблемы соотношения деятельности и установки в советской психологии. Главное внимание уделяется вопросу о взаимоотношениях между деятельностью и первичной унитарной установкой, и исследуются различные варианты решения этого вопроса. Показываются те противоречия, которые возникают при рассмотрении проблемы установки «в себе», т. е. вне деятельности. Существование этих противоречий доказывает необходимость отказа на современном этапе развития психологии от изолированного вне-деятельностного изучения явлений установки. Эти противоречия и разработанные в школе Д. Н. Узнадзе представления об установке позволяют наметить то русло, по которому в теорию деятельности может быть введено опускавшееся пока звено — явления установки.
Во второй главе предлагается решение вопроса о месте и функции установки в деятельности субъекта. Будучи рассмотренными в контексте теории деятельности, известные факты проявления установки предстают в новом свете. Они приводят к разработке гипотезы об иерархической уровневой природе установки как механизма, стабилизирующего процессы деятельности. Согласно этой гипотезе, содержание и функции установок зависят от того, на каком уровне деятельности функционируют эти установки. В соответствии с основными структурными единицами, которые образуют психологическое строение деятельности, выделяются установки различных уровней и раскрываются их специфические особенности, а также анализируются отношения между этими установками и их вклад в регуляцию деятельности.
И, наконец, в третьей, заключительной главе предпринимается попытка, опираясь на представления об иерархической уровневой природе установки, дать систематизацию некоторых разрозненных фактов проявления установки, накопленных в ряде направлений зарубежной экспериментальной психологии.
Автор приносит глубокую благодарность своему учителю Алексею Николаевичу Леонтьеву, в постоянном общении с которым проводилось это исследование. Он искренне благодарен Александру Романовичу Лурия, в лаборатории которого была впервые изложена и нашла поддержку идея об уровневой природе установки, а также Ф. В. Бассину, А. В. Запорожцу, Ш. А. Надирашвили, А. Е. Шерозия и М. Б. Михалевской, каждый из которых оказал значительную помощь в ходе работы.
Глава I. Проблема соотношения деятельности и установки в отечественной психологии
Проблема соотношения деятельности и установки не раз вставала в отечественной психологии. И в этом нет ничего удивительного, так как в настоящее время теория деятельности и теория установки представляют собой наиболее четко выделившиеся и обладающие своим лицом направления, которые трудно спутать с любыми другими течениями отечественной психологии. Каждая из этих концепций, бесспорно, может являться предметом самостоятельного анализа, но нас в свете стоящей перед нами задачи исследования места установочных явлений в деятельности прежде всего интересует то, как в этих концепциях решается вопрос о взаимоотношениях между деятельностью и установкой. В решении этого вопроса существуют две прямо противоположные позиции. Представители школы Д. Н. Узнадзе в течение многих лет последовательно отстаивают идею о существовании первичной установки, предваряющей и определяющей развертывание любых форм психической активности (Прангишвили, 1967, 1972; Чхартишвили, 1971; Надирашвши, 1974; Шерозия, 1969, 1973 и др.). Исследователи, стоящие на позициях теории деятельности, не менее последовательно отстаивают альтернативную позицию, которая может быть лаконично передана формулой: «Вначале было дело» (Леонтьев, 1955, 1975; Запорожец, 1960; Лурия, 1945; Элъконин, 1957 и др.). В этой главе мы попытаемся с позиций теории деятельности во-первых, проанализировать разные варианты решения проблемы взаимоотношений между деятельностью и установкой и выявить причины, приводящие к противопоставлению деятельности и установки, во-вторых, на примере вопроса о связи поведения и установки показать последствия противопоставления деятельности и установки, с которыми сталкиваются представители школы Д. Н. Узнадзе, и, наконец, в-третьих, самое главное, — наметить путь решения задачи о месте установки в структуре деятельности.
Естественно, что подобный анализ требует рассмотрения некоторых основных положений теории установки выдающегося советского психолога Д. Н. Узнадзе, и в первую очередь понятия, выражающего стержневую идею этой теории — понятия первичной унитарной установки.
Без понимания той задачи, которая стояла перед Д. Н. Узнадзе, вряд ли удастся должным образом осознать стержневую идею теории установки. Если задача, ради разрешения которой родилась теория классика отечественной психологии Д. Н. Узнадзе, окажется близкой к той задаче, которую ставили перед собой создатели теории деятельности, то появится право сравнивать различные попытки ее решения и обнажится причина, приведшая к сорокалетнему противостоянию теорий установки и деятельности. Далее, если эта причина окажется устранимой, то откроется путь для сопоставления этих теорий, поиска точек соприкосновения и различий. Для того чтобы адекватно понять интересующее нас событие — появление задачи, ради разрешения которой была создана теория установки, — нужно восстановить исторический фон, выступивший в качестве условия этой задачи.
На заре экспериментальной психологии факт существования установки (готовности к действию) проявлялся в самых разных областях психической реальности, оставаясь неуловимым для исследователей. В психофизике и в исследованиях времени реакции он доставлял экспериментаторам массу хлопот, так как, будучи неким неконтролируемым фактором, искажал результаты измерений и порождал ошибки типа ошибок «ожидания» (изменения ответа испытуемого, вызванного предвосхищением изменения ощущения) и «привыкания» (тенденции испытуемого реагировать на появление нового стимула тем же способом, которым он реагировал на предшествующее предъявление стимула), «личной» ошибки наблюдателя (ошибки запаздывания или упреждения при локализации движущегося объекта). В другой линии исследования — при изучении иллюзии веса и объемно-весовой иллюзии — понятия установки или ожидания привлекались для описания тех состояний испытуемого, которые как бы опережали проявление этих иллюзий.
В начале XX в. проблема установки стала разрабатываться в Вюрцбургской школе. Не останавливаясь здесь на подробном анализе представлений об установке в школе «безобразного мышления», обратим внимание лишь на ряд основных особенностей, которые характеризуют вюрцбургское понимание установки. Во-первых, в Вюрцбурге понятие установки прочно срослось с понятием активности. Активность же рассматривалась вюрцбуржцами в отвлечении от своего реального носителя, от субъекта. Отсюда и понимание различных психических процессов как суверенных образований. У Кюльпе мышление мыслило, у Титченера ощущение ощущало, а установка упрямо проявлялась и в восприятии и в мышлении, словно напоминая о необходимости целостного подхода к изучению психических явлений. Во-вторых, установка (детерминирующая тенденция) впервые получила свое функциональное определение как фактор, направляющий и организующий протекание психических процессов, т. е. была предпринята попытка указать те реальные функции, которые установка выполняет в психических процессах. Однако этими крайне важными для понимания проблемы установки моментами и ограничилась в основном разработка этой проблемы в Вюрцбургской школе. Понятие установки резко выпадало из строя понятий атомарной интроспективной психологии, внутренняя логика которой толкала психологов на поиски некоторой субстанции «установки» в психической реальности. Следуя традиционной психологии, вюрцбуржцы должны были бы найти и описать некий новый «атом», подобно тому, как они, ориентируясь на данные интроспективных отчетов, описывали ощущения, образы, чувства и т. д. Но испытуемые «отказывались» отнести установку к какому-либо из известных состояний сознания. Поэтому, например, К. Марбе, столкнувшись с проявлениями установки при исследовании суждения, вынужден был добросовестно перечислить все психические процессы, заверяя, что установка есть «нечто», что не может быть отнесено ни к одному из этих процессов. Собственно говоря, К. Марбе тем самым негативно определил установку и зафиксировал это определение в концептуальном аппарате, введя термин «установка сознания».