В назначенный день небо не просто плакало, оно рыдало в тщетной попытке смыть всех людей с лица земли потоками слез. Дождь, больше похожий на тропический ливень, с самого утра обрушился на резервацию и на город, собирая струями грязь с обеих сторон, уносил ее в многострадальный Стикс. Река вспучилась и бурлила, сметая хлипкие прибрежные постройки и, казалось, готова была вернуться к своему прежнему уровню. К вечеру дождь стал понемногу стихать, но все равно даже от остаточной мороси хотелось, словно в кокон, завернуться в холодную липкую ткань дождевика.
Фрэй чуть сильнее, чем надо, хлопнул меня по плечу.
— Не размокай! Еще максимум полчаса — и выдвигайтесь. Присоединимся к вам, если останемся целы.
За его спиной стоял Гудвин, Вито и Медяк. Да еще Амир отрядил парочку своих лучших стрелков. В десяти шагах, словно черная тень, застыл Дэвон. Я бы не доверял зверинцу, но его эмоциональный фон по-прежнему не давал мне повода сказать это Фрэю. Хорошая компания. Хватит ли ее? Кто их знает…
Наши лучшие силовики либо погибли, либо были прикованы к койке. Невелика рать. Группировка уже страдала одышкой, как старый раскормленный пес со сточенными клыками. Сможет ли такой снова вцепиться в горло противнику? Смешно.
Час назад приходил Джэджун, предложил, чтобы мы забрали своих боевиков из корейского переулка. Они справятся сами, а нам даже такая слабая поддержка пригодится. Все равно, если развалится восточная группировка, им придется либо уйти, либо договариваться с новыми хозяевами. И еще напоследок кореец шепнул мне:
— Станет совсем плохо — приходи. Если не защитим, так спрячем.
Еще смешнее.
А ведь изначально они находились под нашей защитой. Но сейчас эти ребята, одетые в агрессивное хаки, дадут фору всем выходцам из резервации.
Фрэй повернулся ко мне спиной и махнул рукой.
— Инк, смотри, не слей без меня эту стрелку. Голову сниму, будешь на свою цепочку пристегивать!
Он явно улыбался.
По какой-то причине Фрэй тащил с собой еще и вчерашнего журналиста, в последний момент проскочившего на территорию резервации. Этот малый явно не до конца понимал, что здесь происходит, но это не мешало ему всюду совать свой нос. Обратно на дамбу он шел с явной неохотой, подозревая, что пропустит все самое интересное, и считая, что его все же в чем-то обманывают.
Фрэй искоса взглянул на пытающегося улизнуть из его компании писаку, потянулся и с легкого разбега прошелся по стене, оттолкнулся и, очертив красивую дугу переворота через голову, твердо приземлился на ноги. Подобная разминка произвела впечатление: журналист перестал пятиться и на секунду даже замер с открытым ртом, затем с лязгом сомкнул челюсти и удивленно спросил:
— Так вы, ребят, паркурщики что ли?
Атмосфера моментально разрядилась всеобщим хохотом. То, что и нужно было Фрэю. Друг подтолкнул незадачливого мужика и сам бодрой походкой пошел вперед, постепенно скрываясь из виду за мутной пеленой дождя.
Всего лишь показная беззаботность, будто собрался на увеселительную прогулку. Но мне от этого не легче смотреть на его удаляющуюся спину, и оставаться здесь с его людьми, которые не верят мне, или еще хуже — не верят в меня. Каждый из них нюхом чует почище любого эмпата всю мою трусость, слабость, ненадежность и никчемность. Четверть из них может сбежать прямо по дороге на пристань, где забита стрелка, еще половина драпанет, как только запахнет жареным. Остальных перебьет западная группировка. Может оказаться так, что даже если Фрэй и сохранит дамбу, возвращаться ему будет не к кому. Ну да ладно, он не пропадет. А я…
Я повернулся, чтобы войти обратно в здание, и невольно встретился с внимательным взглядом Рома, просверлившим меня из-под тяжелых надбровных дуг. За ним стоял Зило, но силовик уставился в землю, не желая встречаться со мной глазами. Этих людей раздирали совершенно противоположные эмоции. Ром ощущал почти такую же ответственность и обреченность, как и я. Он не сомневался в том, что дело у Фрэя выгорит, как не сомневался в том, что завтра солнце встанет с той же стороны Стикса, что и прежде. Он знал, что его босс со Смертью на «ты»: они изредка встречаются, как старые знакомые, Фрэй целует костлявой даме ручку, и каждый расходится по своим делам. Но Ром сомневался, что подобная встреча, будет столь же безобидной для нас. Зило смотрел вслед Фрэю с тоской брошенного пса, не веря, что тот вернется. Какой-то мистический неестественный ужас охватил силовика — мне даже стало не по себе, а где-то в груди нехорошо екнуло сердце.
Оба они, как черные вороны, накликивали беду, каждый по-своему.
Я прошел мимо них на склад, где меня ждали более сотни таких же темных эмоций.
Когда мы вышли, дождь снова начал набирать силу. Снаружи царил полумрак, хотя время только подбиралось к вечеру. Ботинки хлюпали по жидкой грязи, и каждый нерв отзывался звоном, когда слух ловил, как позади, вторя моим шагам, точно так же хлюпают еще сотни ног. Я веду их на бойню. И хотя каждый оказался здесь по своей воле, всем прекрасно известно, что никакого морального права у меня на это нет. Это не мое решение, и я не смогу отвечать за последствия, как это делал Фрэй вне зависимости от того, к чему приводили его поступки и приказы. Разница между нами была слишком существенной, пропасть непреодолимой. Когда люди шли за Фрэем, они ощущались как чистая сила, текущая мощным потоком, готовая смести все на своем пути. За мной же двигалось болото, грязноватая жижа, сродни той, что чавкала под ногами.
Со стороны перпендикулярного набережной переулка появились боевики Амира, дешевые пластиковые зонтики в их руках выглядели нелепым мусором. Сам Амир одряхлел за последние годы и уже ни на какие стычки не вылезал из своей берлоги. Может быть, и сейчас не вылез бы, если бы нашел возможность разнюхать обстановку в западной группировке и переметнуться на их сторону. Но на этот раз то ли всегда острый нюх его подвел, то ли действительно старость вступала в свои права.
Я внезапно споткнулся на очередном шаге: улицу впереди перегораживала ветхая тележка-развалюха, а чуть поодаль бесформенным кулем к стене прислонилась сгорбленная фигура. Среди людей позади словно ветер пролетел испуганный ропот. И следом за ним, одновременно с ним, как мороз по коже суеверный ужас. Они остановились, и никто не хотел делать вперед и шага. Я подошел и склонился над фигурой около стены: из-под рванины торчали длинные костлявые ноги, испещренные темными набрякшими венами, грязная, нечесаная борода опутывала голые старческие колени, глаза словно бы покрытые мутной маслянистой пленкой в полузабытьи таращились на хмурое серо-сиреневое небо.
Вот и ты, наконец, отправился в свой последний путь, Харон.
На теле старика не было никаких ран или повреждений. Создавалось впечатление, что его дух просто отлетел, когда пришло время. Это случилось так неожиданно, что его хозяин, по обычаю собиравший бутылки на набережной, только и успел, что кинуть последний прощальный взгляд на небо.
Не испытывая брезгливости, я закрыл веки старику, а затем, пошарив по карманам, выудил из своей куртки две монеты и положил ему на глаза. Монеты были различными по величине и достоинству, а сам мертвец, возможно, не понял бы смысла моего поступка, но это было не важно.
Легкой переправы.
Пусть настоящий перевозчик душ отнесется к тебе с пониманием. Скажи ему, ждать сегодня гостей.
В момент, когда я положил монетки, казалось, совершился какой-то мистический ритуал: люди позади меня оттаивали, ужас, сковавший им ноги, рассеивался. Они стали переговариваться, отбросив свой пугающий шепот. Мы были готовы двигаться дальше.
На пристани нас уже ждали. На этот раз их было в несколько раз больше, чем тогда на встрече с Фрэем. Много знакомых лиц, и это не сулило ничего хорошего. Сильнее всего выделялся Ящер со своей ороговевшей, покрытой наростами, как у прокаженного, кожей. Он никогда не снимал темных очков, поэтому посторонним казалось, что с глазами у него творится что-то в крайней степени страшное. Один и Сом, братья Люмьер — все, кто более недели сидели ниже травы, тише воды, сейчас выползли на поверхность, как жабы после дождя. Но я не видел того, кто нас здесь собрал.
Как только в поле зрения показалась враждебная группировка, бойцы Амира картинным жестом отбросили в сторону свои пластиковые зонтики. Расстояние между передними линиями боевиков стремительно сокращалось. Момент, когда еще можно было остановиться, почти миновал. Напряжение нарастало, готовое прорваться в любую секунду. Меня охватил ужас: что если Аарон не появится? Что если Дэвон все-таки умудрился нас обмануть? Но этот ужас исчез — в передних рядах западной группировки мелькнула лысая голова с характерными выступами черепа. Я остановился, когда до главаря противоборствующей стороны оставалось не более пяти метров. Увидеть живого Аарона было шоком как для меня, так и для наших людей. Пусть мы и знали, что он разыграл со всеми злую шутку, но появление бритоголового внушало мистический ужас.
— Омэдэтай яцу да на, — еле слышно, скорее для самого себя проговорил Монах. — Инк, не думал, что у тебя хватит ума припереться сюда, да еще притащить этот сброд. Может, примкнешь ко мне пока не поздно?
Его эмоции всегда были блеклыми, едва различимыми, и сейчас полностью терялись в общей канве. Даже напрягшись, я не смог выловить и слабого отголоска.
— Ты же знаешь, что у меня нет причин этого делать, — позади меня среди боевиков, словно рябь, пролетело возмущение и столкнулось со стеной чьих-то сомнений.
— Ты хочешь причин? — Он рассмеялся и полез рукой в карман широких штанов, похожих на шаровары. — У меня есть одна.
Монах вытащил наружу нечто яркое и резким движением бросил мне под ноги…
В жидкую грязь упали красные волосы, перехваченные резинкой. Они тут же стали впитывать воду и темнеть, погружаясь в дорожную жижу. Я смотрел на них долгие несколько секунд, не в состоянии понять, что же вижу перед собой. В неожиданно повисшей тишине зашевелилась западная группировка, расступаясь перед кем-то. Вперед вышел Дэвон и встал за плечом Монаха. Пристань потонула в торжестве чужих боевиков. Я переводил взгляд с таки