Я коротко отдал им распоряжения на сегодняшний день и уже готов был уйти, когда зазвонил телефон. Звонил оперуполномоченный.
— Как ты там? Нормально? Вчера не мог тебе сказать. Один из семи ушел. В окно сиганул, когда его арестовывать пришли. У него кстати и нашли такую секиру, о которой ты говорил, с зазубренными крючьями и со следами крови.
— Далеко он не денется, — заверил я. — Он же представитель власти — его здесь никто покрывать не будет. Выдадут как миленького. Дайте только его данные. Как звать, какого звания, приметы там…
— Тяпов Анатолий Мартынович, из активистов местных. До войны руководил местной ячейкой ворошиловских стрелков, потом по комсомольской линии пошел, на войне побывал, политруком в авиачастях, а в последнее время занимался вопросами устройства и учета несовершеннолетних, по нашему профилю…
Он недоговорил, как бы давая понять, что я и сам уразуметь должен и большего он не скажет.
— Навроде коменданта или инструктора? — спросил я.
— Вот-вот. Инструктор по делам. И исполняющий обязанности коменданта общежития. Надежным человеком казался. Это пример, как надо быть бдительным.
— Место, где он держал волков, нашли? Конуру там специальную или вроде того?
— Нет. Видно, не дома он их держал.
— Гм. Если убийцей был он, то нельзя ли из этого заключить, почему он именно этих людей убил, а не каких-то других?
— Прикидки кой-какие есть. Но точно говорить рано.
Я немного помедлил.
— А что остальные? — спросил я наконец.
— А, остальные… Они уже сознались, — удовлетворенно ответил он.
— В чем?
— Как в чем? — удивился он. — Во всем. Во всех своих грехах. Секретарь парткома сказал, на всякий случай, что это он секиру Тяпову в дом подкинул. А заодно, что он — законсервированный диверсант, оставленный немцами на освобожденной территории. Врач ваш — английский шпион, заброшен в наш район с заданием агитировать за реакционную буржуазную лженауку — психоанализ. С помощью психоанализа они надеялись поработить психику наших людей и подготовить почву для свержения советской власти. Вот так-то.
— Все понял, — ответил я. — Займусь поисками Тяпова… Хотя подождите минутку… Тут, кажется, человек по теме…
Точнее, их было несколько. И фабричные, и конокрады — все запыхавшиеся.
— Начальник, начальник, на пути к усадьбе застреленный Тяпов валяется, инструктор по сиротам. И следы ваши неподалеку. Это вы его?
Вот неугомонный народ! Когда же он спит, когда работает и как всюду побывать ухитряется? Но меня другое больше занимало.
— Какой Тяпов? — изумился я. — Я ж по волку стрелял. По огромному такому волчищу. Уложил его, да. Но ни Тяпова, ни другого какого-то человека там не было.
Наступило молчание.
— Ну, начальник… — протянул один из них — но я уже вполне опомнился; кажется, я понимал, что произошло.
— Вот что, ребятки. Волк ли, Тяпов, но дуйте туда, а я сейчас обо всем доложу. Или волк мне померещился, или Тяпова не я уложил. А может, я их обоих прихлопнул. Труп волка в лощинке такой должен быть…
— Но и Тяпов лежит в лощинке… — протянул один из них.
— Тем более — дуйте туда со всех ног, и никого постороннего не подпускать. Они умчались, а я схватил отложенную трубку.
— Алло, алло!.. — И я доложил. — Тяпова искать уже не надо. Труп его найден. По- видимому, это я его застрелил.
— То есть как — «по-видимому»? Как это может быть?
— Видите ли, когда вы уехали, я хотел вернуться в отделение, но едва отошел от больницы, мне показалось, будто за мной кто-то следит. Чтобы убедиться в этом, я прогулялся по разным местам, периодически оглядываясь. Ночь была темная, но ощущение, что меня преследуют, не пропадало. В конце концов, я решил из преследуемого сам стать преследователем. Сделав круг, вернулся назад. Увидел чужие следы. Пошел вдогонку. Вскоре заметил вдалеке тень, стал кричать, приказывая остановиться. Но тень забирала в сторону, как делают, чтобы сначала уйти, а потом напасть неожиданно. Тогда я выстрелил несколько раз. Тень вроде пропала. Это было возле лощинки, я поискал вокруг, но ничего не нашел. Ну, там же кусты и деревья начинаются, трудно в темноте вести поиск. Решил в итоге, что мне все это померещилось. Тем более…
— Что «тем более»?
— Мне казалось, что стрелял я в волка. И следы шли то человечьи, то волчьи. А только что местные парни прибежали, рассказали, что найден мертвый Тяпов как раз на том месте, где я стрелял. Я велел им дежурить там и не подпускать никого до нашего прибытия.
— Почему ты мне сразу о ночных приключениях не доложил?
— Вы сразу заговорили со мной о более важных делах. А эти ночные приключения я считал больше игрой воображения, чем… Но я бы обязательно вам о них доложил, закончив выслушивать ваши инструкции. Вот только события меня опередили.
— Понял. Выезжаю. Где это?
— На краю поля за заброшенной усадьбой. Там сразу видно будет. А я еще кого-нибудь из парней пошлю на развилке вас встретить. Чтобы вы точно не сбились.
— Да-да, немедленно отправляйтесь туда же.
С трупом Тяпова мы разобрались быстро. Энкеведешник и областной следователь скоренько осмотрели место происшествия, нашли и мои следы, следы того, кто шел за мной, и следы зверя.
— Интересно, зачем он следил за тобой? — сказал энкеведешник.
— Отомстить, — ответил я. — Он, надо думать, хотел отомстить за то, что его разоблачили.
— Да, ты прав, — кивнул энкеведешник. — Ну, поехали! — крикнул он своим людям. — Да, поздравляю тебя с наступающим! — кинул он, садясь в машину.
— Ах, да, ведь Восьмое марта на носу! — хлопнул я себя по лбу. — Совсем запамятовал за всей этой суетой.
— Да, Восьмое марта, и денек у тебя будет горячий, потому что и пить народ начнет с самого утра, и на праздничных танцах любые буйства возможны…
— Ничего, мои ребятки меня не подведут, — я кинул взгляд на стоявших поодаль шпанистых парней.
— И как это ты такую банду к рукам прибрал? — подивился энкеведешник. — Видно, характер у тебя есть.
— Это потому, что я, как представитель советской власти, действую вместе с народом и в его интересах — против всяких отщепенцев и прочих грязных личностей, — четко отрапортовал я. — Эти ребята, при всех их трудностях, на рабоче-крестьянской почве стоят, у них имеется классовое родство с нашей властью. И встреться им антисоветчик или вредитель какой — они его враз мне приволокут.
— Верно мыслишь, — одобрил энкеведешник, и две машины уехали, увозя выездную бригаду и труп Тяпова.
Я подошел к моим обормотам.
— Волчьего трупа не нашли? — спросил я.
— Нет, начальник. Все обыскали.
— Странно. Я оперу доказывать не стал, чтобы он меня в психушку не упек, но я точно помню, что я не человека, а волка подстрелил. Своими глазами видел, между нами два метра было.
— Выходит, это значит… — начал довольно пустым таким голосом один из парней.
— Ничего это не значит, — оборвал я его. — Мало ли что могло быть. И байки всякие не особенно распускайте. И, главное, на меня не ссылайтесь. Я все равно от своих слов откажусь. Охота мне, чтобы мне сверху втык делали за то, что я мистику пропагандирую…
— Понятно… — протянул один из фабричных. — И что теперь, начальник?
— А что теперь? С оборотнем покончено, пора за Сеньку Кривого браться. Я еще его дела не глядел, больше по слухам с ним знаком. Наверху говорят, он настолько опасен, что и его самого, и его банду при взятии ликвидировать надо. Честно вам скажу — мне наплевать, что говорят наверху! Если я увижу, что он не такой ненасытный душегуб, каким его малюют, то подойду к нему соответственно. Но если я сам решу, что он опасен для общества хуже чумы — то сам его и прикончу, как дворнягу взбесившуюся. А если он попробует меня опередить… — Я улыбнулся, и они поежились — видно, нехорошая улыбочка у меня получилась. — Так вот, завтра — Восьмое марта. Чтоб в славный международный женский день здешним женщинам настроения не портить, поняли? Развлекайтесь, но в меру. Мы с вами, можно сказать, душа в душу будем жить, если у меня из-за вас неприятностей не будет. — И я пошел прочь.
Оставалось мне лишь одно дело, и делать мне его очень не хотелось. Может, так и оставить? Все равно уже все и так ясно. Я добрел до конторы. Дежурный доложил, что никаких событий не было.
— Хорошо, — сказал я. — Мне еще проверочный обход предстоит, но я хочу передохнуть полчасика. Может, документами займусь. А может, усну. Если усну — через полчаса меня разбудить.
И я ушел в свой кабинет. Через полчаса…
Давай предположим, будто я тебе свой сон рассказываю. А может, это и был лишь сон. Мне часто потом это снилось, вот я и подумал однажды — а не приснилось ли мне это и в первый раз. Словом, хочешь сном считай, хочешь — явью.
Так вот, снилось мне, будто дежурный разбудил меня через полчаса. Я уснул прямо за столом, уронив голову на папку с делом Сеньки Кривого. Проснувшись, я, не мешкая, отправился в путь, в деревню Митрохино. Бабка-коровница встретила меня во дворе. Затревожилась сильно, меня увидев.
— Чего вам надо, гражданин милиционер?
— В дом меня проведи. Хочу твоего сына-инвалида видеть и с вами обоими потолковать.
Она засуетилась, машинально отерла руки о ватник, провела меня в дом. В жарко натопленной, чисто прибранной комнате стояло кресло, а в кресле сидел парализованный молодой человек. Ладный был парень, видать, до того, как его прихватило. Некрасив, но все равно лицо привлекательное — из добрых, знаешь, таких лиц, которые всегда вызывают сочувствие. И злобы не было в его взгляде, скорей умоляюще он на меня посмотрел.
— Ну, здравствуй, — сказал я. — Как зовут тебя?
— Володя, — сказала его мать. — Володей его зовут. Нет, вы не думайте, с головой у него все в порядке, и говорить он может. Робеет он сейчас. Да и переживает.
— Знаю, что переживает, — сказал я, на ножки кресла поглядел. — Колесики к ним Тяпов приделал?
— Да, он, — это уже Володя заговорил.