В самом дальнем углу.
В застылости смутной грусти,
В обнимку, враждебно следя
За нами, на каждой кровати
Сидели пары; но кстати
Все делали мы, не будя
Часов: ты была безразлична
Ко взглядам, губами — легко, под чуть слышный
Шепот — мои найдя.
И вдруг — так легко и просто —
Ты стала нашептывать мне,
Что любишь и хочешь другого,
И я, не сказав ни слова,
Жалкий в своей вине
Быть нелюбимым, покорно
Ушел… Ядовита, тлетворна
Память об этом сне.
Колыбельная
Спи-усни, любовь моя,
На моей руке, бессильной
Ни от злобы лет тебя
Заслонить, ни от могильной
Ямы; знаю — ночь в окне
Пеплом дня порхнет; и все же
Неразлучен в общем сне
Я с тобой, с живым твореньем,
Смертным, грешным, но, по мне,
Краше всех и всех дороже.
И ничем не стеснены
Ни душа, ни тело: славно
Видеть будничные сны
На груди Венеры, плавно
Дышащей, чтоб нас с тобой
Не встревожить; мир согласья
Снится нам за смертной тьмой,
Мир любви и мир надежды;
А аскета сон ночной
Опален дыханьем страсти.
А едва ночная тень
Отлетит под погребальный
Гул побудки, сразу день
Вцепится, маниакально —
Скудоумный, под залог
Нас возьмет; мы самый страшный
Долг вернем ему, но впрок
Чуть задуманную ласку,
Поцелуй иль шепоток,
Не теряй во мгле вчерашней.
Ночь прозренья, милый друг.
С ветерком румяным канет,
Но живого сердца стук
Пусть, занежив, не обманет
Новый день; благослови
Смертный мир на ясной зорьке;
Скрытых сил в твоей крови
Не убавит жгучий полдень;
Озарит нас взгляд любви
Даже в полночь ссоры горькой.
Мисс Ги(На мотив «Лазарет святого Джеймса»)
Ах, послушайте рассказик
Про мисс Эдит Ги,
Жившей на Клеведон Террас
В доме восемьдесят три.
Губы тонкие поджаты,
Левый глаз косит слегка,
Плечи узки и покаты,
Грудь тщедушная плоска.
Серый саржевый костюмчик,
Шляпка бархатная и
В одну комнату квартирка —
Вот что было у мисс Ги.
А еще — зеленый зонтик,
Алый плащик вместе с ним,
И велосипед с корзинкой,
С резким тормозом ножным.
Церкви ближнего прихода
Посвящала все дела
И вязанием для бедных
Вечно занята была.
И вздыхала звездной ночью:
«Разве кто-нибудь поймет
Каково мне жить с доходом
Только сотня фунтов в год?»
Раз ей снилось: королевой
На балу стоит она,
И викарием прихода
Танцевать приглашена.
Вихрь промчался в бальной зале,
Зала сгинула — и вот
В чистом поле на педали
Жмет она, усердно жмет.
А викарий их прихода —
Превратился он в быка
И за ней рванулся, низко
Опустив свои рога.
Сзади — жаркое пыхтенье.
Настигает, мчится вслед.
И невольно резкий тормоз
Тормозит велосипед.
Летом все цветет; зимою
Ветви мертвы и сухи.
Вся застегнута, к вечерней
Службе ехала мисс Ги.
Мимо парочек влюбленных,
Застегнувшись, как в футляр,
Отводя глаза, ненужной
Никому из этих пар.
В боковом приделе села,
Заиграл над ней орган,
Хор запел сладкоголосый
Над скамьями прихожан.
Опустилась на колени
И взмолилась от души:
«Не введи во искушенье,
Послушание внуши».
Дни текли, сменялись ночи,
Жизнь по крохам унося.
Вот мисс Ги педали крутит,
Застегнувшаяся вся.
Позвонила в дверь к хирургу,
Прислонив велосипед:
«Доктор, боль не отпускает,
День и ночь покоя нет».
Доктор Томас посерьезнел,
Он осмотр свой повторил.
«Эй, да где ж вы были раньше?»
Он, нахмурившись, спросил.
Не притронувшись к обеду,
Доктор Томас мял в руках
Хлеб на шарики и только
Буркнул: «Штучка — этот рак.
Врут считающие, будто
Докопались до причин.
Он — убийца отлученных
От активных дел мужчин.
И бездетных женщин тоже
Он немало погубил.
Он — как клапан для отвода
Невостребованных сил».
«Что за ужасы, мой милый?» —
Говорит ему жена.
— «Я смотрел мисс Ги. Похоже,
Что не вылезет она.»
В лазарет ее забрали,
И она ждала конца,
И лежала, одеяло
Подтянувши до лица.
Вот на стол ее выносят.
Прыснул, вырвавшись, смешок
Средь студентов. Мистер Роуз
Ее скальпелем рассек.
Мистер Роуз, он к студентам
Повернулся: «А теперь
Мы запущенной саркомы
Видим редкостный пример».
Со стола ее убрали,
В морг учебный отвезли,
И два вдумчивых студента
На занятия пришли.
С потолка она свисала,
Да, свисала там мисс Ги.
И два вдумчивых студента
Иссекли ей часть ноги.
Беженский блюз
В десятимиллионном городе у каждого есть жилье,
Хоть особняк, хоть конурка — главное, что свое:
Но не для нас, дорогая, нам здесь пристанища нет.
Мы жили в стране, которая была для нас всех милей,
Теперь лишь над картой Европы мы можем взгрустнуть о ней:
Заказан для нас, дорогая, возврат в родную страну.
На деревенском кладбище в нашей родной стране
Тис расцветает снова по каждой новой весне:
Но не оживут, дорогая, просроченные паспорта.
Консул по столу грохнул, не дослушав меня до конца:
«Без паспорта, юридически, вы мертвей мертвеца!»:
Но мы ведь живем, дорогая, мы ведь с тобой живем.
В Комитете по беженцам вежливо я был выслушан; но в свой черед
Они меня попросили обратиться к ним, через год:
А сейчас как нам быть, дорогая, куда нам сегодня пойти?
Пошли на митинг — оратор был злобен: «Закрыть им въезд!
Иначе они нас выпихнут с наших рабочих мест!»:
Он о нас говорил, дорогая, он о нас с тобой говорил.
Ты слышишь? — в ушах от грома ломит, Гитлер гремит
Над всей Европой: «Каждый из них должен быть убит!»:
Он нас с тобой, дорогая, он нас имеет в виду.
Ухоженный пудель в жакете гуляет, а хитрый кот
В полуприкрытую дверку, не зля никого, прошмыгнет:
Ведь, дорогая, никто из них не еврей, не немецкий еврей.
Спустились к портовой гавани, смотрели с пристани вниз,
Где плавали рыбы, свободные от паспортов и от виз:
В трех метрах от нас, дорогая, всего лишь в трех метрах от нас.
В лесу мы завидуем птицам: легко им петь на ветвях,
Не зная, что значит политика, не зная, что значит страх:
Не зная того, дорогая, чем разумна разумная тварь.
Уснул я, и мне приснилось в тысячу этажей
Здание, с тысячью окон и тысячами дверей:
Но нашу дверь, дорогая, мы бы зря там стали искать.
А на необъятной равнине, запорошенной снежком,
Всю местность десятки тысяч солдат прочесывали кругом:
Ища нас с тобой, дорогая, в погоне за мной и тобой.
Что ты плачешь, глядя в сумрак
На распутье? Милый твой,
С ловчим соколом, с борзыми
Промелькнул перед тобой?
Птиц задобри, чтобы с веток
Не звенели голоса,
Подожди, покуда солнце
Тьме уступит небеса.
Зимний ветер зол, беззвездна
Эта яростная ночь;
От своих тоски и страха
Ты стремглав помчишься прочь.
Мчись туда, где вечно плачет
Океанская волна;
Океан глубок и горек,
Но испей его до дна.
Ключик золота литого
Средь обломков кораблей
Ты отыщешь, все обшарив
В темных пропастях морей.
А затем — до края Света.
Поцелуем уплати
Жутким стражам — и над бездной
Утлый мостик перейди.
И в давно забытой башне
Мрамор лестниц одолей,
Чтобы ключ вложить в замочек
Крепко запертых дверей.
Прочь сомнения и страхи!
Ты пройдешь сквозь бальный зал.
На себя прощально взглянешь,
Паутину сдув с зеркал.
Все. За деревом панели
Перочинный нож нашарь
И себя без сожаленья
В сердце лживое ударь.
Песня для Хедли Андерсон
Уймите тиканье часов, пусть телефон молчит,