— Сынок, Димочка, ты хорошо себя чувствуешь? — с беспокойством оглядела его Маргарита.
Дмитрий помотал головой, словно пытаясь взять себя в руки. Когда он заговорил, голос его был ровным и безжизненным, лишённым всяческих эмоций.
— Со мной всё в порядке, мама. Просто я очень устал и валюсь с ног.
— Но-о-о… сынок… — Маргарита в отчаянии заломила руки.
— Мама, я даже есть не хочу, только спать, — прижав к себе, поцеловав её в щёку Дмитрий. — Давайте поговорим обо всём завтра, вы согласны, родители?
— Иди, ложись, сынок, — сказала Маргарита. — Если хочешь помыться, то я согрею воды.
Дмитрий словно не услышал её. Он только прижал мать к груди, а затем, отпустив, ушёл в свою комнату. Раскрасневшаяся от счастья, она проводила его долгим полным любви взглядом и тяжело опустилась на диван.
Кузьма, пожимая плечами, удалился к себе. Ему не хотелось спать, но ещё больше не хотелось видеть Маргариту. К тому же вдруг появилась острая необходимость поразмышлять над странным поведением сына, хотя… Хотя ничего странного в его неожиданном возвращении как будто и не было.
Стоило ему лечь в кровать, как в дверь постучали. На пороге замер Дмитрий.
— Давай поговорим завтра, сынок, — поморщился Кузьма. — Честное слово, я сейчас очень устал и хочу просто выспаться.
— Нет, нам надо поговорить именно сейчас, — сказал Дмитрий. — У меня есть, что сказать тебе, папа, а ты должен меня выслушать.
Кузьма привстал и свесил с кровати ноги.
— Сынок, сейчас не самое подходящее время для серьёзного разговора, — сказал он. — Ты устал, да и мама по тебе соскучилась. За время твоего отсутствия она места себе не находила.
— Мама подождёт, — поморщился Дмитрий. — Ей не привыкать дожидаться меня из долгих командировок.
Кузьма покачал головой.
— Так нельзя относиться к матери, сынок, — сказал он. — Видел бы ты её в своё отсутствие…
Дмитрий нахмурился.
— Я знаю, что она меня любит, — сказал он. — Я поговорю с ней чуть позже. Она меня за это не осудит.
— Ты в этом уверен? — нахмурил лоб Кузьма.
— Как и всегда, — пожал плечами Дмитрий. — Я с ней прожил очень много лет и знаю её лучше, чем ты, папа.
Кузьма внимательно наблюдал за лицом сына. Его глаза были непроницаемы, но в них было что-то такое, что заставляло напрячься и задуматься.
— Хорошо, заходи, — сказал Кузьма, вставая с кровати. — Раз ты считаешь, что сейчас самое время поговорить, то я не против.
Дмитрий вошёл в комнату.
— Я рад, что ты решился меня выслушать, папа, — сказал он. — А мне есть, что сказать, поверь мне…
— Наверное, ты прав, сынок, — вздохнул Кузьма и чуть не поперхнулся, увидев застывшую на пороге Маргариту. Их взгляды встретились. Покраснев и что-то буркнув, она тут же метнулась к двери своей комнаты.
Проследив за взглядом Кузьмы, Дмитрий резко обернулся, но, не увидев матери, продолжил:
— Наверное, ты прав, папа, — сказал он. — Прежде чем побеседовать с тобой, я должен поговорить с матерью. Она действительно соскучилась по мне, и я должен провести с ней некоторое время в первую очередь.
Взмахнув на прощание рукой, он удалился в комнату Маргариты, оставив Кузьму в полном недоумении.
В эту ночь ему приснилась Алсу. Она стояла, поджидая его на опушке леса, однако, когда он приблизился, она исчезла.
Тревожное чувство усилилось утром. Кузьму не покидало смутное ощущение близости развязки. Зловещие события громоздились, сталкивались, свивались цепью, заслоняя все надежды на лучшее.
Однако для него оставалось всё ещё неясным, что делать дальше. Предложение Маргариты о возвращении в Верхнеудинск он считал глупым и маловероятным, переход через границу в Монголию — невозможным и даже немыслимым, а Маргариту, настаивающую на этой авантюре, — безмозглой дурой.
Беспокойство, всё время живущее внутри Кузьмы, скоро переросло в страх, который всё настойчивее и неотвратимее подталкивал его к бегству. Страх давил, лишал сил и сна. И он уже не мог сопротивляться ему. Кузьма чувствовал, что в компании Маргариты он находится в смертельной опасности. Но мысль о Дмитрии удерживала его от решительных действий. Сын казался ему чужим, фальшивым, и причиной тому Кузьма считал то, что родился он в его отсутствие и вырос без его присмотра.
Следующий день не рассеял тревожного настроения. За столом, во время завтрака, Маргарита сказала:
— Всё, решено, через два дня уезжаем в Улан-Удэ, там находим проводника и уходим за границу.
— Больше ничего не остаётся, — поддержал её Дмитрий.
— Что же вы за люди такие? — Кузьма бесстрастно посмотрел на «родственников». — Я уже который раз говорю, что это сделать невозможно. Ну не знаю я пути через тайгу в Монголию! Не зна-ю!
— Нам больше нельзя оставаться в СССР, — решительно заявила Маргарита. — Пока мы все вместе, надо принять решение… Это чудо, что мы всё ещё не в лапах НКВД!
— Вот с этого и надо начинать разговор, — как только мать замолчала, продолжил Дмитрий. — Сначала надо вернуться в Верхнеудинск, а там и поговорим!
— Но нам нельзя оставаться в этой стране! — вспылила Маргарита. — Она большая и даже очень, но везде нас поджидают арест, и возможно, гибель.
— Я согласен, что надо уезжать отсюда, — сказал Дмитрий. — Но о переходе за границу мы поговорим в Улан-Удэ!
Разговор не получился, и все разбрелись по своим комнатам. Кузьма маялся весь остаток дня, обдумывая сумасбродное предложение Маргариты, и удивлялся её настойчивости. Он обдумывал его и раньше, а потом выбросил из головы, посчитав, что она откажется от своих мыслей сразу же, как только окажется в тайге. Но сегодня, когда она вновь стала настаивать на своём…
«Она сумасшедшая, — думал Кузьма. — И оказавшись в тайге, она будет настаивать на своём. И что мне делать? Я и тогда, много лет назад, не запомнил путь, по которому нас вёл старик бурят, а сейчас, по истечении двадцати лет…»
Во время обеда он не вышел к столу — разболелась голова. Вечером, когда они собрались за ужином, разговор об отъезде в Улан-Удэ и планах перехода за границу возобновился.
— Поездка до Улан-Удэ будет долгой и небезопасной, — объявил Дмитрий. — Но у нас с мамой есть план, который нам поможет.
Маргарита едва заметно кивнула.
— Сработает, можешь не сомневаться, — сказала она, посмотрев на Кузьму. — Главное, слушайте меня и никакой отсебятины!
— Надо будет отрепетировать каждому свою роль, — продолжил Дмитрий. — Так в поезде будет легче, если мы будем знать, что и как сделать.
Кузьма побледнел.
— Да я лучше застрелюсь, — сказал он. — Добираться на поезде несколько суток и быть не пойманными? Да это так же невозможно, как и топать в Монголию наугад через дремучую тайгу.
— Ты не посмеешь! — с гневом произнесла Маргарита, бросив на него испепеляющий взгляд. — Я не для того дала тебе наган, чтобы ты убивал себя!
Не обращая внимания на её вспышку, Кузьма взволнованно заметил:
— На меня не рассчитывайте, я не артист! Я способен «сыграть» только самого себя, такого, каким вы меня знаете, и не больше!
Мгновение Маргарита холодно смотрела на него, а когда заговорила снова, её голос звучал иронично и презрительно:
— Твоя роль не потребует большого таланта и большой ответственности, успокойся! Всё, что надо, сделаем мы.
— Твоё дело только ехать и помалкивать, — добавил Дмитрий.
Глядя в лицо Кузьмы, мать и сын обнаружили, что он разгневан, а его волнение всего лишь маска. В уголках губ пролегли глубокие складки, а глаза потемнели. Держать себя в руках при разговоре с ними стоило ему больших усилий, и это он старался скрыть от них.
— Хорошо, я еду с вами, — сказал он глухим от гнева голосом. — Куда угодно и когда угодно, лишь бы быть подальше от Питера.
Маргарита возбуждённо привстала из-за стола.
— Нам три дня на сборы и репетиции, — объявила она. — Думаю, за это время нас не «порадуют» своим визитом чекисты.
— Надо запастись продуктами и не высовывать носы из квартиры, — добавил Дмитрий.
— Я займусь этим, — ответила ему холодной улыбкой Маргарита. — Обещаю, голодными не останемся…
5
За свою жизнь Иосиф Бигельман побывал во всевозможных переделках, но сейчас он понял, что угодил в такую западню, из которой едва ли получится благополучно выбраться. Тому, что его арестовали, а потом отпустили, он больше не удивлялся: ясно, что энкавэдэшники хотят более основательно им заняться. Вот и сегодня его пригласили в Управление НКВД, в кабинет начальника и… Сидя на стуле, он со страхом гадал, что же собираются с ним сделать.
Сотрудник с петлицами майора остановился перед зажмурившимся в ожидании удара Иосифом.
— Вы знаете, для чего вас пригласили в этот кабинет, гражданин Бигельман? — спросил он.
— Н-наверное, ч-чтобы а-арестовать? — нерешительно предположил Иосиф.
— Гм-м-м… Но почему же так сразу? — усмехнулся майор. — Вы чувствуете себя в чём-то виноватым?
— Н-наверное, к-кому-то из т-товарищей к-костюмчик и-испортил? — снова предположил Иосиф. — Я же п-портной и н-ничем д-другим не з-занимаюсь.
— Вы в этом уверены?
— Д-да.
— А как же контакты с иностранными гражданами? Антонио де Беррио приезжал к вам из Португалии для того, чтобы пошить костюмчик?
Иосиф ссутулился и поник головой.
— Н-не п-поверите, но и-именно за э-этим ко мне п-португалец и п-приезжал, — сказал он упавшим голосом. — Во в-всяком с-случае, он не х-хотел, чтобы я з-знал, к-кто он. Э-этот ч-человек п-представился как В-Виталий Андреевич В-Висков, и я п-поверил е-ему на слово.
Майор вернулся за стол и пододвинул к себе папку с документами.
— Вы знали его раньше? — перелистывая документы, поинтересовался он.
— Нет, впервые видел, — уже не заикаясь, но с несчастным видом ответил Иосиф. — Он… он…
— Ну? Договаривай! — строго потребовал майор.
— Он чисто говорил на русском языке, — ответил Иосиф. — По нему невозможно было определить, что он иностранец…