— Отлично, через две недели в путь, — одобрительно улыбнулся дон Диего.
— Но-о-о… Я совершенно ничего не смыслю в морских делах, — вдруг засомневался Владимир Александрович. — Я…
— Команды и капитанов на баржи ты наберёшь сам, — сказал, расправляя плечи, дон Диего. — Тем более что нефть и танкеры твои. Ну-ну, не красней и не падай в обморок. Ты теперь богатый человек, господин Быстрицкий! Но документы на «своё добро» получишь там, в Германии, и вернёшь уважение у своих «патриотов». Вот увидишь, они ещё будут завидовать тебе чёрной завистью и откровенно недоумевать, как тебе удалось меня обработать и использовать.
4
Вдруг послышалось гудение моторов, звуки губных гармошек и по дороге промчались несколько грузовиков. Находящиеся в них немецкие солдаты во всё горло распевали песни.
— Видишь, уже как хозяева разъезжают, — прошептал Малов лежавшему рядом Цветкову.
— Раз эти веселятся, значит, дела нашей армии совсем паршивые, — отозвался радист.
— Давай выждем немного, — предложил Кузьма. — Поглядим, откуда и куда едут немцы, и, как стемнеет, двинем в другом направлении.
В этот день мимо пронеслось ещё немало машин с немцами. И все они ехали в одном направлении — на восток. Малов и Цветков провожали их полными ненависти взглядами, скрипя зубами от бессилия.
Под вечер загрохотало. Отдалённые раскаты повторялись всё чаще и регулярнее.
— Сопротивляются ещё наши, — вздохнул Кузьма. — Видимо, немцы никак не могут одолеть их…
— Мы должны тоже там быть, среди наших! — хрипло отозвался Евгений. — А мы тут отсиживаемся… Мне стыдно, что я веду себя таким мерзким образом!
Когда затихли раскаты пушечных залпов, вой летящих к цели снарядов и грохот взрывов, донеслись слабые отзвуки пулемётных очередей и винтовочных выстрелов.
— Слушай, Кузьма, а давай пойдём к нашим! — схватил Малова за руку Цветков. — Мы должны быть там, вместе со всеми, слышишь?
— Ты хочешь непременно погибнуть, так, что ли? — возмутился Кузьма. — Я не трус, понял? Но и не собираюсь за здорово живёшь башку свою сложить!
Он взял винтовку и щёлкнул затвором:
— У нас нет достаточного боезапаса, а немцы из пушек и миномётов бьют. Мне очень жаль погибающих товарищей, но сделаться пушечным мясом тоже не хочу!
— Но и из окружения нам не выбраться вдвоём, — заколебался радист. — А с теми, кто сейчас на прорыв идёт, шанс какой-никакой, но есть?
— У нас есть шанс, если здесь отсидимся, — не согласился с ним Кузьма. — Вот я и собираюсь воспользоваться им! Я хочу остаться живым и выйти из окружения… И тебя выведу, если докучать не будешь сумасбродством своим!
Цветков сразу и не нашёлся, чем возразить на его аргумент. Кузьма обратил внимание, что радист сам не свой, и сердце у него оборвалось.
— Послушай, но мы ведь не трусы? — снова заговорил радист. — Это предательство, что наши товарищи гибнут, а мы… Мы в кустах отсиживаемся и темноты ждём!
Кузьма нахмурился: не хватало ещё, чтобы этот сосунок его уму-разуму учил.
— Если бы в атаку на врага, то я бы с голыми руками пошёл, — пробубнил он. — Те товарищи, которые под минами и снарядами гибнут, всё бы отдали, чтобы оказаться на нашем с тобой месте. А о том, чтобы просто так голову сложить, только ты один и мечтаешь, балбес!
Цветков закрыл лицо ладонями, а когда убрал их, Кузьма заметил в его глазах слёзы.
«Нытик, — подумал Кузьма, и это выбило его из колеи. — Он что, не понимает, куда стремится? Или жизнь ничего не значит для него?»
Канонада и стрельба вдалеке утихли. Радист немного успокоился. Но затишье продолжалось недолго. Через четверть часа снова послышались сильные взрывы. Один… другой… От мощного грохота дрожала земля.
Радист вздрогнул и резко обернулся. На его лице застыл ужас.
— Тяжёлая артиллерия вдарила, — сказал он вполголоса. — Даже трудно представить, какая там сейчас мясорубка.
Вслед за взрывами снова загремели пулемёты и послышались винтовочные выстрелы.
До самой темноты грохотали пушки и рвались снаряды. Цветков лежал на животе, уткнувшись лицом в землю, и о своём желании разделить участь погибающих товарищей разговора больше не заводил.
Когда стемнело, Кузьма ткнул его в бок локтем:
— А теперь пошли!
Цветков вскочил и навесил на плечо винтовку. Он был бледен, глаза глубоко запали. Кузьме стало жаль его.
— Идём, не казни себя, — вздохнул он, трогая радиста за поникшее плечо. — Немцы в любой момент появиться могут. Они любят по отвоеванным территориям цепочками ходить и зачистки устраивать.
Цветков резко вскинул голову, словно его ударило током.
— Да некуда нам уже идти, ты чего, не понимаешь? — выкрикнул он. — Мы в лесу и кругом немцы! Не сейчас, так через час мы наткнёмся на них и…
— Говори потише и идём, — подтолкнул его в плечо Кузьма. — Если наткнёшься на немцев, то не меньше горя хватишь, чем наши товарищи, погибающие сейчас в страшном бою.
Некоторое время они шли молча, спотыкаясь о камни и кусты. Ветки деревьев хлыстали по лицам, но бойцы не обращали на это внимания.
Утром, на лесной дороге, показались танки. Тяжёлые машины медленно ползли друг за другом. Колонну замыкал грузовик с солдатами.
Цветков, смотревший в бинокль, сказал:
— Двигаются к месту боя… Сейчас там нашим вдвойне непоздоровится.
Кузьма вздрогнул. В ушах у него зазвенело. «Надо что-то делать, — подумал он. — Но разве смогу я с этим сосунком задержать танки?»
— Что делать будем? — не выдержал Цветков. — Сидеть и ждать, когда танки наших товарищей утюжить будут?
— А ты что предлагаешь, засранец? — спросил Кузьма озлобленно. — Давай возьмёмся за руки и встанем перед пятью стальными махинами?!
Он выхватил бинокль из рук радиста и поднёс его к глазам. Кузьма увидел, как танки развернулись на дороге вправо и замерли, видимо, готовясь к атаке. Из грузовика стали выскакивать солдаты и вдруг…
Моторы взревели, стальные чудовища с длинными стволами орудий окутались дымом и рванулись вперёд. Солдаты, вытянувшись цепью, поспешили за ними.
Радист щёлкнул затвором, загнав патрон в патронник, и прицелился.
— Ты спятил, что ли? — рыкнул Кузьма, хватаясь рукой за ствол. — Танк подбить собрался?
— Нет, я по солдатам стрелять намерен, — огрызнулся Цветков. — Убью, сколько успею, гадов и…
И вдруг земля словно вздрогнула. Один из танков встал и окутался чёрным дымом.
— Что это? — вздрогнул радист, перестав сопротивляться.
— Сейчас посмотрим, — Кузьма поднёс к глазам бинокль. — Горит одна коробочка, — сказал он с ухмылкой, разглядывая горящий танк и видя спешно выбирающихся из башни людей в чёрной форме. — Наверное, на минное поле заехали, гады. Ну и поделом!
Он замолчал, увидев, как загорелся второй танк, и лицо его прояснилось.
— Нет, это не мины, — сказал он. — И пушечных выстрелов не слыхать. Наверное, из танков делают стальные гробы бронебойщики из противотанковых ружей…
Радист молчал, а лицо его светилось счастьем.
— Вот еще один подбили! — воскликнул он, когда очередная махина закрутилась на месте с перебитой гусеницей. — Нет, мы не можем, не имеем права больше бездействовать! Мы просто обязаны хоть чем-то помочь нашим героическим товарищам!
Он снова вскинул винтовку и выстрелил. Выпущенная наспех пуля не задела никого из солдат, но их укрытие было обнаружено.
— Эх, ты, баран безмозглый, — в сердцах выругался Кузьма. — Сам себя уложил в гроб, дубина стоеросовая. Да и меня, наверное, тоже…
Тем временем танки остановились и попятились к дороге, а пехотинцы залегли и слились с землёй.
— Кузьма, давай постреляем по немцам? — засуетился Цветков. — Они вон, все как на ладони? Да и мы боеприпасами обросли. Сколько пособирали по лесу…
— И сколько? — огрызнулся Кузьма, связывая ремнём три противотанковые гранаты. — У всех убитых, кого мы нашли, оставалось по два-три патрона. Ты забыл, сколько времени сопротивлялась всеми забытая и брошенная вторая ударная армия?
— Да-а-а, боеприпасов совсем не осталось, — признал радист.
— На-ка вот, бери, — протянул ему тяжёлую связку Кузьма и принялся вязать еще одну.
— Ты собираешься… — радист облизнул кончиком языка пересохшие губы. — Ты собираешься…
— Не ты и не я, а мы собираемся, — поправил Кузьма вставая. — Два танка невредимыми остались, вот мы их и взорвём, чтоб глаза не мозолили.
— Ты думаешь, мы сможем? — поинтересовался Цветков дрогнувшим голосом.
— А чего тут мочь? — ухмыльнулся Кузьма. — Один твой, другой мой. Пока пехота на земле отлёживается, мы сейчас сзади к танкам подберёмся и метнём в них по связке.
— Но мы разве сможем к ним незаметно подобраться? — прошептал Цветков робко. — Там ещё немцев с десяток и…
— Идём, не скули, — посмотрел на него недобро Кузьма, вставая. — Вот сейчас и покажешь, на что способен! Ты же уже не один день в самое пекло рвёшься, всё голову сложить торопишься, вот и… Короче, пришло наше время показать свою доблесть, так что поторопимся, пока есть возможность.
Пригнувшись в кустах, Малов и Цветков, держа наготове винтовки, наблюдали за дорогой. Экипажи собрались у грузовика и что-то оживлённо обсуждали, жестикулируя руками. Радист, явно нервничая, готов был уже метнуть в собравшихся связку гранат, но Малов остановил его прикосновением руки.
— Тихо, — прошептал он. — Гранаты береги для танков и не шевелись, сзади снайпер…
Выслушав его, Цветков замер и медленно присел. Осторожно повернув голову в указанном Маловым направлении, он увидел немецкого солдата с винтовкой в руках. Кузьмы рядом не было. Стоя неподвижно, как манекен, Цветков увидел, как Малов, уподобившись лесному духу, осторожно подкрался к снайперу сзади и ударом приклада в затылок сбил его с ног. Затем в руках Кузьмы блеснуло широкое лезвие охотничьего ножа и раздались булькающие звуки: он перерезал фашисту горло.