Немцы переглянулись. Лицо штандартенфюрера перекосила угрожающая ухмылка.
— В ваших планах есть изюминка, — сказал он вкрадчиво и многозначительно. — Но почему вы решили вести переговоры именно с нами, в нашем городе? У нас женский лагерь, а вам, наверное, для работ в джунглях нужна мужская сила?
— С женщинами меньше проблем, — натянуто улыбнулся дон Диего. — В них самой природой заложено раболепие и подчинение. С ними меньше хлопот, чем с мужчинами, и потому… Я решил забрать в обмен на нефть именно женщин и потому…
— Сейчас я отведу вас к специалистам порта, — морщась, как от зубной боли, объявил Ганс Бюхер. — Вы ещё раз пересмотрите с ними документы и ответите на вопросы, а потом мы примем решение.
— А вы, господин Быстрицкий, побеседуете со мной, — сказал Отто Меннель, обращаясь к едва стоявшему на трясущихся ногах Владимиру Александровичу. — У меня есть лично к вам кое-какие вопросы как к владельцу танкеров и груза. Вы не против провести со мной некоторое время в дружеской беседе?
В наступившей тишине чиркнула спичка. От этого едва слышимого звука Быстрицкий вздрогнул, как от выстрела.
— Вы не подскажете, чего задумал дон Диего, господин Быстрицкий? — спросил Отто Меннель. — Когда он забрасывал нас телеграммами об обмене нефти на военнопленных, мы не придавали им особого значения, считая, что какой-то взбалмошный миллионер пытается разыграть нас. Но он пригнал к берегам Германии весь свой флот, гружённый нефтью!
— Когда он собирался везти нефть в Германию, я приветствовал его план, — заговорил с задумчивым видом Владимир Александрович. — Но он ничего не говорил мне об обмене. Об этом я узнал только сегодня в этом кабинете! А в Колумбии, когда он вдруг переписал танкеры и груз на меня, мне показалось, что дон Диего тронулся умом!
— Так вам показалось, что он тронулся умом, или это произошло на самом деле? — задал вопрос штандартенфюрер спокойным, бесстрастным тоном.
— Я и сам не пойму, — признался Быстрицкий. — Я же не мог взять его за руку и отвести к психиатру. Дон Диего большая величина в Колумбии, и…
— А почему вы привязались к нему? — не дослушав его объяснений, обрушился на него Меннель. — Вам было поручено другое задание в отношении господина Бурматова, так ведь?
Владимир Александрович не мог скрыть своего удивления. Он знал, что немецкая разведка способна на многое, но не предполагал, что немцев может интересовать такая, далёкая от войны информация, как сведения о доне Диего. «Наверное, промолчать в этой ситуации я не имею права», — подумал Быстрицкий и сказал слегка хрипловатым, глухим голосом:
— Господин штандартенфюрер, господин Бурматов очень непростой человек. Как я ни старался, так и не смог понять его.
— Вы не поняли его, а я не понимаю вас, господин Быстрицкий, — перебил его Меннель. — Назовите мне того, кто поручится за вас. Я вижу вас впервые, хотя кое-что приходилось о вас слышать.
— Это я уже понял, — кивнул Владимир Александрович. — Даже догадываюсь от кого…
— Если подумал про меня, Владимир Александрович, то не ошибся, — прозвучал грубоватый мужской голос откуда-то сбоку, и в кабинет вошёл высокий грузный мужчина в зеленовато-сером мундире.
— Илья Петрович? — прошептал Быстрицкий, чувствуя, как затряслись поджилки. — Вы здесь?
— Да, перед тобой я, полковник Волкогонов, — перебил его вошедший. Он колюче посмотрел из-под густых чёрных бровей на Быстрицкого, и тот, не выдержав пристального взгляда руководителя центра, опустил голову.
— А мы думали-гадали, жив ли ты или, как и Бадалов, сложил на «чужбине» голову, — продолжил Волкогонов, усаживаясь на стул. — Мы здесь, в Европе, значит, оплакиваем тебя как героя, а ты? Ты переметнулся к нашему врагу Бурматову и… Очень хорошо рядом с ним себя чувствуешь.
— Мне ничего не оставалось делать, — вздохнул Владимир Александрович. — Если бы я не поступил так, то не стоял бы сейчас перед вами…
Волкогонов подался вперёд, и стул под ним жалобно скрипнул.
— А мы считаем, раз ты жив, то виновен в провале! Мы уже потирали руки, ожидая твоего триумфального возвращения в Германию и… И благодари господина штандартенфюрера, что он…
— Для начала мы арестуем вас и господина Бурматова, — объявил Меннель, не мигая глядя на Быстрицкого. — Но это не надолго, пока из ваших танкеров выгрузим нефть. Ну а затем… Если выгрузка пройдёт спокойно, без сюрпризов, мы возобновим нашу сегодняшнюю беседу.
— Пока сидишь, подумай, как перед нами, своими соратниками, отчитываться будешь, — добавил Волкогонов. — А мы за всё с тебя спросим, будь уверен!
Владимир Александрович выразительно посмотрел на вырядившегося в немецкий мундир полковника и понял, что смысла пускаться с ним в дискуссию нет. Да он и не любил никогда Волкогонова. Когда-то они вместе учились в военном училище, и уже тогда он презирал этого неповоротливого «переростка».
— Кто посмеет оскорбить меня хоть словом или делом, убью, — пообещал на всякий случай перед расставанием Владимир Александрович. — Никто не смеет сомневаться в моей честности и поливать мою честь грязью! Это не кого-то, а лично тебя касается, полковник…
9
Ради появления в Третьем рейхе «нового человека» не жалели ни людей, ни средств. А в то, что он обязательно появится, Гитлер верил твёрдо. «Творение ещё не окончено. Старая человеческая особь уже находится в состоянии упадка, — говорил фюрер. — Человечество переходит на новую ступень развития каждые 700 лет, и окончательная цель — приход Сынов Бога. Вся творческая мощь будет сконцентрирована в новых людях. Сверхчеловек будет превосходить современного человека во всех отношениях».
«Общество не существует ради самого себя, оно лишь средство для того, чтобы избранные личности могли осуществлять своё высшее призвание!» — этой цитатой из Ницше фашисты оправдывали многое. Насильственная стерилизация и эвтаназия тех, кого они считали «декадентами», — гомосексуалистов и «расово загрязнённых», больных с наследственными и психологическими заболеваниями, — проводились ради одной цели: человечество необходимо избавить от физических и прочих недостатков, чтобы могли размножаться только лучшие из лучших «человеческих особей».
Именно над этой непосильной задачей бился глава СС и Аненэрбе Генрих Гиммлер.
Именно по его указанию начались эксперименты по селективному размножению лучших экземпляров человеческой породы…
Самолёт оторвался от взлётной полосы и взял курс на восток.
Азат Мавлюдов ликовал от мысли, что наконец-то покинул унылую Финляндию. Но к чувству радости примешивалось и неясное ощущение тревоги. Теперь он человек подневольный: его судьба прочно связана с немцами и он находится в их полной власти. Так что…
Сидевший напротив Мартин Боммер пересел к нему.
— И? Как твоё самочувствие, товарищ Рахим? — спросил он. — Мне не нравится цвет твоего лица. Хочешь посмотреть на себя в зеркало?
— Нет, не хочу, — поморщился Азат. — Я чувствую себя скверно, но, наверное, выдержу до конца полёта.
— Хотелось бы верить, — вымученно ухмыльнулся Боммер и посмотрел на часы. Выждав некоторое время, он перевёл взгляд с циферблата в сторону кабины пилотов и закричал. — Всё, начинайте!
«Эй, чего это он?» — подумал Азат, и в это время самолёт начал медленно набирать высоту. Он посмотрел на других пассажиров, которых было не меньше пятнадцати. По их изменившимся, побледневшим лицам было видно, что они сильно напуганы.
Самолёт всё набирал и набирал высоту. Пассажиры замерли в оцепенении. Все сидели неестественно тихо, боясь сделать лишнее движение или издать какой-нибудь звук.
Азат провёл языком по пересохшим губам. Дышать становилось всё труднее и труднее. Страшной болью напомнила о себе голова, и забурлило всё, что имелось в желудке.
Азата вырвало в тот момент, когда из кабины лётчиков выглянул второй пилот и громко крикнул, что самолёт достиг предела высоты и дальнейший подъём опасен.
Боммер встал.
— Внимание, господа! — обратился он к присутствующим, стараясь перекричать гудение моторов. — Поздравляю вас, господа! Только что все мы стали участниками нашего первого эксперимента в предстоящей работе! И потому я прошу вас всех осмыслить и запомнить все ощущения, которые вы только что прочувствовали, и, как только мы прибудем в пункт назначения, всё изложить на бумаге!
— Вы и дальше собираетесь проводить эксперименты на нас? — спросил Азат, когда самолёт опустился на прежнюю высоту, и ему стало легче дышать.
— Нет, этот раз единственный и поучительный, — счастливо улыбнулся Боммер, протягивая ему носовой платок. — Все, кто на борту, сотрудники одной очень важной научной лаборатории! И мне, как заведующему, очень захотелось, чтобы мы все прочувствовали хотя бы малую часть той перегрузки, над которой предстоит работать. А вы приведите в порядок свою физиономию, Азат Гумарович, и берите пример с Дмитрия Шмелёва. В отличие от вас и многих здесь присутствующих он выглядит на зависть бодро, прилично и… просто отлично!
В этот же день, а точнее наступившим утром, мужчина и женщина завтракали на широкой каменной веранде замка в тени плюща. Еду подавала красивая стройная мулатка, исполнявшая обязанности экономки и поварихи. Тут же присутствовали ещё несколько слуг, следивших за порядком в замке и охранявших его.
Поселившись в замке три дня назад, мужчина и женщина всё это время чувствовали себя неуютно. Раньше они работали в психиатрической клинике в Вене. А с началом войны были мобилизованы на военную службу и теперь…
— Как тебе удаётся так хорошо выглядеть, Мартин? — поинтересовалась женщина, потягиваясь, как кошка. — Тебе уже, если не ошибаюсь, сорок пять лет, а выглядишь только на тридцать.
Действительно, доктор Мартин Пеннер сохранил прекрасную атлетическую фигуру. У него были густые русые волосы с проседью, но, несмотря на это, его лицо выглядело молодым и свежим, а в глазах светился мальчишеский задор.