Прямо с плаца первую группу пленных офицеров, примерно человек двадцать, завели в столовую, усадили за столы и выдали каждому по карандашу и по несколько листов бумаги.
«И что же делать? — думал Кузьма, глядя то на листы бумаги перед собой, то на „товарищей по несчастью“, которые уже спешили изложить на бумаге свои мысли. — Им легко, они настоящие полковники, подполковники и майоры… А я… Я лжеполковник Васильев Юрий Алексеевич. Уже долгое время скитаюсь по лагерям под этим именем и фамилией. Эх, будь что будет!»
Кузьма изложил на бумаге мысли относительно гибели Второй ударной армии и составил описание боевых действий. Как и требовали немцы, он указал ошибки советской и немецкой сторон, допущенные, по его мнению, в ходе боёв, особенно выделив те ошибки советского командования, из-за которых была разгромлена Вторая ударная армия.
Подписавшись «полковник Ю.А. Васильев», он отдал исписанные листы подошедшему абверовцу и, на удивление, уже вечером был вызван в лагерную комендатуру.
Поступившее предложение принять участие в работе «Военно-исторической группы» и вовсе повергло его в шок. Но, узнав, какие авторитетные советские военачальники уже вошли в неё, тоже дал своё согласие.
Сначала Кузьме приходилось трудно. Он был одинок среди специалистов с военным образованием, и они могли в любую минуту разоблачить его безграмотность. А в случае такого разоблачения расстрела было бы не избежать. Спасло то, что в работе «Военно-исторической группы», возглавляемой бывшим комбригом Севастьяновым, не поднимались вопросы о связи между войсками во время ведения боевых действий и без таковых. А вот бывшего начальника третьего топографического отдела штаба шестой армии Андронова заинтересовали способности Кузьмы к составлению карт и умение пользоваться ими.
Весь состав группы — два генерала и около двадцати майоров, подполковников и полковников — пользовался особым положением и все они находились на особом довольствии: получали дополнительный паёк, но… Не успели участники группы сработаться и свыкнуться со своим «особым положением», как группу расформировали и разбросали по лагерям.
Кузьме Малову просто фантастически повезло и на этот раз. Он чудом попал в группу пленных офицеров Красной армии, имевших пользующиеся спросом гражданские специальности, и отправлен в Регенсбург на авиазаводы «Мессершмитт». К тому времени там работали около двух тысяч советских военных офицеров…
— Кузнецы среди вас есть? — услышал Кузьма вопрос на построении и встрепенулся. — Повторяю, — повысил голос переводчик, — господин главный инженер интересуется, есть ли среди вас кузнецы или хотя бы знакомые с кузнечной работой?
— Мы все механики-авиаторы, — ответил кто-то в первом ряду. Мы…
— Я знаком с кузнечным ремеслом, — сказал возвышающийся над всеми Кузьма. — Когда молодой был, в селе рос и помощником кузнеца трудиться приходилось.
— Выходи из строя, — покосившись на сделавшееся довольным лицо главного инженера, приказал переводчик. — Сразу называй имя и фамилию!
— Полковник Юрий Алексеевич Васильев, — привычно солгал Кузьма. — Военные специальности — связист и топограф.
— Эти специальности у нас здесь не востребованы, — улыбнулся переводчик, переводя взгляд с богатырской фигуры Кузьмы на довольное лицо главного инженера и обратно. — А вот если мастерством кузнеца нас порадуешь…
— Будешь жить очень ко-ро-шо, — похлопал в ладоши главный инженер. — У нас очень мало короший кузнец. А это есть о-очень плёхо…
После распределения прибывших на завод пленных отправили в баню, а Кузьму, прямо с плаца, отвели в кузницу. Главному инженеру и другим специалистам, присутствующим на построении, очень хотелось посмотреть на его работу и оценить его профессионализм.
В кузнице были созданы все условия для работы. Тут был горн с вытяжкой, ёмкость с водой, ящик с топливом, наковальня, стеллажи для инструментов, электроточило (с набором кругов), кузнечные и слесарные тиски, комплект слесарных и измерительных инструментов.
Оглядев всё это изобилие, Кузьма, перестав обращать внимание на притихших у входа немцем, заправил горн углём и зажёг его.
— Чего ковать будем? — спросил он, обращаясь к переводчику, а тот тут же перевёл его вопрос главному инженеру.
— Шестерёнку, — ответил переводчик и передал Малову деталь с погнутыми зубцами. — Только она должна быть новой и готовой к применению сразу же после перековки!
— Хорошо, — кивнул Кузьма, осмотрел шестеренку и бросил в раскалённый горн.
— И почему ты так поступил? — округлил глаза переводчик. — Ты даже не замерил зубцы у детали и…
— Я сделаю всё, как надо, — хмуро буркнул Кузьма. — Скажи инженеру, пусть не беспокоится…
Проследив за нагревом детали в горне и не дав ей перегреться, Кузьма выхватил её из углей клещами и положил на наковальню.
Основной способ, с помощью которого изготавливается в кузнице изделие, — это ручная ковка. Ударами ручника или кувалды достигается желаемая форма заготовки в холодном или разогретом состоянии (в зависимости от её толщины). Свободная ковка осуществляется произвольными ударами молота на усмотрение кузнеца.
Кузьма взял правой рукой кувалду и покрутил её, определяя на вес. Ручная ковка требует от кузнеца не только кропотливой работы, но и определённых физических данных и выносливости. В процессе изготовления кованого изделия наносится несчётное количество ударов 8—10-килограммовой кувалдой. Для этого нужна хорошая сила и профессионализм. Всем этим как раз и обладал Кузьма.
Выслушав инженера, переводчик приблизился к Малову.
— Как ты собираешься работать один, без напарника? — поинтересовался он. — Один должен указывать место удара кувалдой и направлять весь процесс ковки, а второй…
— Отойди, как-нибудь сам справлюсь, — угрюмо глянул на него Кузьма и предупредил: — Хотите смотреть, смотрите, но под руку и с разговорами не лезьте. Ковка — дело тонкое, в советчиках и подсказчиках не нуждается!
На обновление шестерёнки Кузьма затратил полчаса. А когда он очередной раз «выкупал» её в ёмкости с водой и бросил на верстак, инженер, не дожидаясь переводчика, спросил:
— Как это понимать? Третий сорт не брак!
— Деталь готова, — ответил ему Кузьма, отставляя кувалду. — Можно использовать, не подведёт, ручаюсь…
12
Появление «высшего человека» и образования новой шестой корневой расы, способной управлять оккультными силами и ощущать «дыхание иного мира», Гитлер и его ближайшие сподвижники ждали в конце 1944 года. Как раз в этом году, согласно языческим представлениям германцев, заканчивался 700-летний исторический период и ожидались глобальные перемены. Изменения действительно произошли: исход войны уже был очевиден для всех.
Но недаром, как признают многие исследователи фашизма, Гитлер и узкий круг посвящённых жили в «полном соответствии со своими идейными и теоретическими установками» — их слова редко расходились с делом. Эксперименты по выведению «сверхчеловека» действительно велись. И проводились они на оккупированных территориях СССР, куда под различными предлогами привозили «на опыты» лучших представителей немецкого народа — будущих прародителей «шестой корневой расы».
— Доктор Зигмунд Рашер из мюнхенской больницы Швабингер очень любит свою работу и свою 48-летнюю жену, — сказал Мартин Боммер, останавливаясь перед сидевшим в кресле Азатом Мавлюдовым. — Её он любит так, что уже в столь преклонном для деторождения возрасте она подарила ему одного за другим трёх малышей!
— И? Что в этом удивительного? — усмехнулся Азат. — Я задал тебе вопрос: что собираемся делать мы в этом мрачном замке? А женщины могут рожать в любом возрасте, если сохранили крепкое здоровье!
— В кругах СС прошёл слушок, что дети у супругов Рашер, с точки зрения расовой теории, отличаются более совершенными качествами, — продолжил Мартин. — Этим научным достижениям среди посвящённых никто не удивился — все знали, что у члена СС и штабного врача германских ВВС была одна идея фикс: выведение опытным путём всё более полноценных поколений «нордической расы»!
— Что-то я не совсем понимаю тебя, — насторожился Азат. — Ты сегодня впервые явился ко мне в чёрной форме войск СС, я с трудом выговариваю твое звание, и ты пытаешься мне что-то рассказать, но заходишь из такого далёка, что я теряюсь и ещё больше не понимаю тебя.
— Я тебе коротко втолковываю одну предысторию, которая собрала в этом замке всех нас, — улыбнулся Боммер и, подойдя к висевшему на стене большому зеркалу, не без интереса осмотрел своё отражение. — Так вот, — продолжил он, обернувшись, — собственно, именно на этой почве и завязалось «трогательное» знакомство доктора Рашера и всемогущего рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера, переросшее в серьёзную работу с «живым человеческим материалом».
— С чем? — ужаснулся Азат. — О чём ты только что сказал, Мартин?
— Сам доктор Рашер работает в концлагере Дахау, — усмехнулся Боммер. — У него много проектов в медицинском направлении. Одним из них поручено заниматься мне и подобранной мною команде!
— Мы здесь будем заниматься опытами над людьми?! — прошептал поражённый услышанным Азат.
— Да, конечно, только в хорошем смысле, — уточнил Мартин. — Доктор Рашер очень озабочен тем обстоятельством, что немецкие лётчики, на обучение которых тратятся огромные деньги, летают слишком низко и поэтому их постоянно сбивают!
— И, во время нашего перелёта, твой приказ лётчикам поднять самолёт на предельную высоту…
— Да, это начало опыта. Мне вдруг захотелось проверить, насколько прав доктор Рашер!
Глядя на Боммера, на пугающую форму на нём и на фанатичное выражение его лица, Азат почувствовал холодок внутри и дрожь в коленях.
— И-и-и… каких результатов пытается добиться доктор? — спросил он взволнованно. — Заставить пилотов летать выше?