Сначала Кузьма разобрал огромную ржавую машину и установил неисправности. Каждый узел, каждый блок он собирал скрупулезно, со знанием дела. Заново выковывал полностью непригодные детали, очищал от ржавчины наружные и внутренние стенки генератора. А через неделю объявил Боммеру, что машина готова и можно провести пробные испытания.
— Вот это да! — восторженно воскликнул Боммер, увидев восстановленную машину. — Неделю назад эта «гробина» выглядела совсем плачевно, что же я сейчас вижу?
С помощью рычага Кузьма запустил генератор, который завёлся с пол-оборота, и…
Изумленный Боммер что-то часто-часто и восторженно говорил, мешая русские слова с немецкими. Из всего сказанного под грохот мотора Кузьма разобрал только обрывки фраз: «Это невозможно…», «Это потрясающе…», «Всякие слова восхищения тут излишни…», «Ты колдун, а не кузнец…», «Господи, да такого мастера я вижу впервые в жизни!».
Кузьма не реагировал на выкрики Боммера, хмурил брови и сдержанно покашливал. Теперь он точно знал, что его жизни не угрожает никакая опасность.
В мрачном настроении он вернулся в барак и, переступив порог, обомлел. Из двадцати приехавших с ним военнопленных он увидел лишь двух, да и тех в угнетённом состоянии. Один из них сидел неподвижно, уставившись в одну точку, а второй был страшно взбешён. Он бросил полный жгучей ненависти взгляд на Кузьму и увёл его в сторону.
— А где остальные? — спросил Кузьма, замирая от страшного предчувствия. — Их что, отвели на какие-то работы?
— Да, их увели, но не на работы, а туда, откуда не возвращаются, — ответил ему один из мужчин. — Пока ты отсутствовал, из нас забирали по два человека и уводили. Больше мы их не видели.
Мучимый тяжёлым чувством, Кузьма посмотрел на второго военнопленного.
— Чего пялишься? — буркнул мужчина раздражённо. — С тебя всё как с гуся вода. И на заводе в «тёпленьком местечке» отсиживался, да и тут, видимо, хорошо устроился…
Кузьма растерянно и удивлённо смотрел на него. В пропитанных ненавистью словах он ощущал угрозу и чувствовал себя неловко.
— Нас на экспериментах умервщляют, а ты… — мужчина матерно выругался и, сплюнув на пол, закончил: — А ты им оборудование ремонтируешь. Ну ничего, помяни моё слово, и до тебя очередь дойдёт!
Его слова смертельно ранили Кузьму, и ненависть к Боммеру охватила его с такой силой, точно в нём сосредоточились все несчастья в целом мире!
Усталость давила на него нешуточным грузом, но он не мог уснуть. Мысль о том, что о нем думают, как о немецком угоднике и прислужнике, сводила с ума. Почувствовав презрение к самому себе, Кузьма пришёл к страшному выводу: ему больше нет смысла продолжать жить.
Он прошёл в кузницу и, не сомневаясь в том, что делает, взял верёвку и соорудил петлю. «Всё, хватит небо коптить, я достаточно пожил на этом свете, — думал Кузьма, крепя конец верёвки к крюку в потолке. — Я уже не могу больше терпеть страдания, без конца падающие на мою голову. Пора сводить счёты с никчёмной жизнью, ибо она мне дана не для радости, а для горя…»
Он решительно встал на стул, просунул голову в петлю и прыгнул. Кузьма надеялся тут же сломать себе шею или хотя бы потерять сознание, но вместо этого лишь повис в петле, коснувшись подошвами пола. Крюк в потолке вытянулся под тяжестью его тела, и…
Кузьма задыхался и стал дёргаться как ненормальный, силы покидали его. И в эту минуту в кузнице кто-то появился.
— Держись, дружок, сейчас я! — ободряюще прошептал вошедший и, обхватив Кузьму руками, приподнял его вверх. С трудом сняв с шеи туго затянувшуюся петлю, он, тяжело дыша, сказал: — Держись за меня, дружок, сейчас я…
Ещё минута, — и Кузьма уже лежал на кушетке. Не давая ему отключиться и умереть, спаситель стал тормошить его за плечи. Кузьма дрожал всем телом, всё ещё переживая весь ужас, свершившийся с ним.
— Держись, держись, браток, — приговаривал его спаситель. — Я поспел вовремя. Я вошёл сразу, как только ты… Эх, дорогой ты мой дружище. Поверь, зря ты так поступил!
Кузьма слышал слова своего спасителя, но не понимал их. И вдруг что-то нашло на него. В конце концов, измученный и несчастный, он потерял сознание…
Очнулся Кузьма на кушетке, которую смастерил собственными руками для отдыха, когда уставал от тяжёлой работы. Шея нестерпимо болела, а тело… Он просто не чувствовал его.
— Твоё счастье, что я заглянул в кузницу и увидел тебя, — услышал он голос из темноты. — Прошёл бы я мимо, и тебя уже не было бы в живых!
— Кто ты? — прохрипел Кузьма, морщась от боли в горле. — Мне кажется, что я уже слышал где-то твой голос.
— Может быть, — прошептал голос из темноты. — Но сейчас это не самое главное.
— Для меня сейчас нет различий между главным и обыденным, — с усилием прошептал Кузьма. — Меня гнетёт жизнь опостылевшая, и горько мне от того, что ты спас меня.
— Обожди, не хнычь, жизнь твоя ещё тебе пригодится, — усмехнулся незнакомец, поднося к его губам фляжку. — Выпей-ка немного, это чуток смягчит твою боль в горле. Ты должен бороться за свою жизнь, а не стараться расстаться с нею. Смерть приходит к человеку рано или поздно. Так что советую держаться за жизнь до конца, Кузьма Прохорович!
Во фляжке оказалось вино. Кузьма с трудом сделал пару глотков и зажмурился.
— Ты очень хорошо говоришь на русском языке, — прошептал он, проведя по губам кончиком языка. — Значит, не немец ты, кто тогда? Гадать не берусь, голова не работает, а вот услышать от тебя правду хочу, откуда ты меня знаешь?
— Знать хочешь, кто я? — хмыкнул незнакомец. — Что ж, отвечу. Я хозяин этого замка. Мой ответ тебя устраивает?
— Так я тебе и поверил, — прохрипел Кузьма. — Здесь немцы хозяева.
— Можно и так сказать, — ответил невидимый незнакомец. — Только хозяйничают они здесь временно. Уже не далёк тот день, когда я вышвырну их отсюда.
— Никак не получится, — зашептал Кузьма. — Будь ты даже призраком, но не испугаешь их!
— Был бы я призраком, то не смог бы подать тебе фляжку и тем более вытащить из петли, — ухмыльнулся незнакомец.
Что ещё говорил спасший его мужчина, Кузьма слышал, но не воспринимал. Его мозг после сильнейшего стресса словно отключился.
— А теперь я вынужден тебя покинуть, Кузьма Прохорович, — неожиданно резанули слух слова незнакомца, и Кузьма вздрогнул, вдруг уловив их смысл. — Давай поправляйся и не дури тут без меня.
— Не Кузьма я, ты путаешь меня с кем-то, — прошептал он, едва слыша собственный голос. — Я полковник Советской армии Васильев Юрий Алексеевич.
— А меня зовут Диего де Беррио, — усмехнулся мужчина. — Хотя… Хотя моё имя тебе ровным счётом ничего не скажет…
— Рад был познакомиться, — прошептал Кузьма и замолчал, вдруг уяснив, что рядом с ним уже никого нет. Спасший его мужчина исчез так тихо и незаметно, словно в воздухе растворился.
«Понятно, я сплю, — подумал Кузьма, закрывая глаза. — Или схожу с ума, что более вероятно…»
24
Мартин Боммер внимательно осмотрел сосредоточенные лица сотрудников и сказал:
— Передо мной копия отчёта доктора Рашера рейхсфюреру Гиммлеру, цитирую… — он снова обвёл суровым взглядом лица присутствующих, но, не увидев на них возражений, продолжил: — Вопрос возникновения воздушной эмболии исследовался в десяти случаях. Во время длительного эксперимента на высоте двенадцать километров испытуемые частично умирали через полчаса. При вскрытии черепа под водой обнаруживалась с избытком воздушная эмболия в сосудах головного мозга. Чтобы доказать это, отдельные испытуемые после относительного отдыха перед возвращением сознания под водой были доведены до летального исхода. Открытие черепа, брюшной и грудной полости проводилось тоже под водой и доказывало в итоге присутствие большого количества воздушных эмболий в коронарных сосудах, сосудах головного мозга, в печени, кишечнике и так далее.
Закончив читать, он отложил документ в сторону и задал всем вопрос:
— Ну что скажете, коллеги? Впечатляет?
— А что здесь такого? — загудели все разом. — У нас в принципе точно такие же результаты!
— Такие, да не такие, — «пожурил» подчинённых Боммер. — В Дахау, во время экспериментов, «свинки» умирали частично, а у нас поголовно! Из всех военнопленных лётчиков, кого я привёз в замок, ни один не остался живой! Так как вы мне прикажете составлять доктору отчёт? Указать, как в советских колхозах — случился неожиданый «поголовный падёж»?
Присутствующие несколько минут молчали, выслушав его вопросы, а затем заговорили все разом.
— В Дахау условия одни, а у нас другие! — высказался возмущённо один.
— У них есть возможности поднимать «свинок» на высоту двенадцать километров, а у нас нет! — поддержал его другой. — Похожие условия мы вынуждены создавать в барокамерах!
В конечном итоге все замолчали, глядя на Боммера.
— Хорошо, на этом и остановимся, — сказал Мартин, хмуря лоб и подвигая к себе ещё один лист бумаги. — А теперь слушайте другой отчёт доктора Рашера рейхсфюреру Гиммлеру, коллеги. — Испытуемых погружали в воду в полном лётном снаряжении. В первой серии испытаний задняя часть щёк и основание черепа находились под водой. Во второй — погружалась задняя часть шеи и мозжечок. Смерть наступала лишь в том случае, если продолговатый мозг и мозжечок были погружены в воду!
На этот раз, выслушав его, «коллеги» промолчали. Они уже проделывали точно такие же опыты под руководством Боммера, и результаты были идентичные.
— Если вопросов ни у кого нет и высказаться никто не хочет, — продолжил Боммер, — то я ставлю перед всеми вами очень ответственную задачу! Испытуемые, а их двадцать человек, при тех же самых условиях экспериментов, как в Дахау, должны остаться не просто живыми, но и здоровыми, всем ясно?
В кабинете зависла гробовая тишина, которая через минуту разразилась настоящей бурей.
— А кто за это может поручиться? — спросил кто-то. — При тех же самых условиях, когда одни уже распростились с жизнью, другие должны остаться целыми и невредимыми?