— Поздравляю.
— Спасибо. — Ее голос звучал не столь весело, как он ожидал.
— Что-то вышло не так? — спросил он.
Она пожала плечами:
— По условиям договора, если леди Эннис сохранит школу, мне туда возврата нет.
— Мне очень жаль, — сказал он.
Марша кивнула:
— Придется довольствоваться мыслью, что я помогла предотвратить то, что для многих людей означало бы катастрофу.
— Уже немало, — заверил он ее.
Мимо не спеша проехала запряженная четверкой карета, и они вместе проводили ее взглядом. Дункан был рад возможности отвлечься. В голову против воли лезли мысли о том, что произошло между ней и Финном. Осталось ли это событие в далеком прошлом настолько, что она простила его брата?
Может быть, она винила его, Дункана? Плохой из него вышел защитник. Сейчас он это понимал.
Но понимала ли она?
Как много накопилось вопросов, на которые он не знал ответа, а ей задать не мог. Он испытал ощущение, близкое к отчаянию. К тому же в этот самый момент ему просто хотелось ее поцеловать.
Ее вопрос был как гром среди ясного неба:
— Здоров ли ваш брат?
Он прогнал неуместные мысли.
— У него все отлично.
— Я видела его на балу. — Марша бросила на него осуждающий взгляд. — Вчера вы крепко его ударили. Он сказал, что это из-за меня.
— Достаточно будет сказать, что у меня были на то причины. — Тон был резким против воли Дункана.
— Он говорит, вы просто завидуете. — Ее щеки порозовели.
— Это его обычная реакция на любую попытку с моей стороны заставить его повзрослеть.
— Мне придется вам заявить, что между нами ничего нет, — твердо сказала она. — Между мной и вами, или между мной и вашим братом.
— Рад, что мы выяснили хоть это.
— Но если бы действительно что-то было между мной и Финном, — ее тонкие ноздри гневно затрепетали, — не ваше дело было бы вмешиваться. Хотя, полагаю, мне следовало бы чувствовать себя польщенной, если бы вы вздумали меня ревновать.
— Уверяю вас, я не стал бы завидовать романтической связи между вами и Финном.
Пустые слова! Он ревновал бы просто безумно.
— Что ж, я ему сочувствую. Он сказал, что боится, как бы вы снова не вышвырнули его из Англии.
— Был бы счастлив. Поездка в Америку была его золотым шансом стать человеком.
Она сдвинула брови.
— Но в этом случае вы бы никогда его больше не увидели.
— Многие люди уезжают из страны каждый день.
— Они вынуждены, — серьезно возразила она. — Или ими движет любовь к приключениям. Финн не относится ни к тем ни к другим. Вы богаты. А он хочет остаться в Англии. Кроме вас, у него нет родных.
Он заметил: Финн — вот как назвала она его после всех этих лет, после того, что выпало ей на долю. Не Финниан или мистер Латтимор. Даже не «тот мужчина» или «тот негодяй».
Финн.
Дункан почувствовал, как нарастает в нем раздражение.
— Я отлично знаю наше с ним положение, леди Марша.
На ее щеках вспыхнул яркий румянец. Они мерили друг друга взглядами.
— Надеюсь, вы хорошо проведете остаток дня, — холодно сказал он.
— И вам хорошего дня, лорд Чедвик, — ответила она не менее холодно и зашагала к садовой калитке.
Он смотрел, как она поднимает щеколду, как дрожат ее пальцы — та же нервная дрожь, которую он наблюдал в швейной мастерской. Она была вне себя от волнения — из-за чего, интересно?
Наверняка из-за Финна.
— Леди Марша, — позвал он.
Она подняла голову.
Шагнув к ней, он обнял ее за талию. Высокий куст рододендрона мог служить хоть небольшим, но укрытием, и он увлек Маршу под сень его листьев. Она не успела его остановить; потянув за ленту, он распустил узел, и шляпка сползла ей на спину. Тогда он ее поцеловал.
Сначала она сопротивлялась, уперев ладони ему в грудь, но он не сдавался, крепко держа ее за талию. Губы Дункана дразнили ее, а их бедра соприкасались. Она начала отвечать — нежные и горячие губы против его губ, тела сливались, как растопленный воск.
Несколько головокружительных минут спустя Дункан заставил себя оторваться от ее губ, чтобы обнять ладонями ее лицо. Как она была прекрасна — высокие скулы, распухшие от поцелуев губы…
— Вы очень хорошо умеете заботиться о других, — сказал он. — Я хотел бы знать — кто заботится о вас?
Он не желал отпускать ее взгляд — один напряженный миг, затем другой. Ее глаза казались огромными, они ласкали и тревожили, как налетающая гроза, — все одновременно. В обрамлении зеленых листьев она казалась прекрасной и коварной, какой была обнаженная Ева в саду до начала времен.
— Я сама о себе забочусь, — заявила она, немного помолчав. Глаза ее бросали ему вызов. — И мне это нравится.
— Вот как?
Она прикусила нижнюю губу, и ее взгляд затуманился. Очевидно, она хранила тайны, которыми не хотела с ним делиться.
Какая ирония — и очень мучительная — в том, что он знал по крайней мере одну из них, самую сокровенную. И как печально, что он не может дать ей утешение!
Но он женится на ней и тем самым поможет — на свой манер.
Он опустил руки.
— Я бы хотел свозить вас покататься в Гайд-парк завтра, когда там соберется весь свет. В моей новой коляске. Вы поедете со мной? И ни слова больше о Финне. Мы сможем поговорить о герцоге Бошане и о том, как его завоевать.
— При чем здесь «мы»? — спросила она. — Я сама придумаю, как мне его завоевать, милорд.
— Обещаю, что и пальцем не пошевельну ради того, чтобы за вами присматривать, — с улыбкой сказал Дункан. — Что бы ни случилось. Даже если леди Джерси откажет вам от дома за то, что вы со мной катались. С нее вполне станется. Вы же знаете, меня не все одобряют. Я сам в это верю с трудом, потому что очень даже достоин всяческого одобрения — по словам моей старой няньки, которой сейчас девяносто два года, и моего любимого коня Самсона, который любит меня за яблоки, которыми я его угощал. Однако дело обстоит именно так.
Уронив руки, она поглядела на него с отчаянием:
— Вы и вправду упрямец, каких мало. И любите совать нос в мои дела.
— Не стану отрицать. Я же говорил вам — вы мне нравитесь. Я взял за правило следить за делами людей, которые мне нравятся.
Она склонила голову набок:
— Очень хорошо. Я поеду с вами завтра в Гайд-парк. Но лишь при условии, что суну нос в ваши дела.
— Начните прямо сейчас.
— Расскажите мне в точности, почему не все вас одобряют.
Вот это был удар!
— Нет, — сказал он, чувствуя, как горит лицо. — Это очень личное.
— Да, — настаивала она, — расскажите мне, лорд Чедвик.
Он позволил себе роскошь полюбоваться ее сердитыми голубыми глазами.
— У меня есть сын, — признался он. — Разве вы не слышали?
— Между прочим — да, слышала. Расскажите мне о нем.
— Он живой и веселый. И любит тигров. А еще обожает загадки. — Ему было приятно говорить о Джо. Очень приятно! И самое чудесное — когда он заговорил о Джо, взгляд леди Марши смягчился.
— Кажется, он замечательный малыш. — Она прикусила губу. — Должно быть, это очень тяжело, когда нельзя говорить о нем в приличной компании.
— Невероятно тяжело. Вот, наверное, одна из причин, почему я избегаю приличные компании, — сказал он весьма сухо.
— Сожалею, что вам пришлось вытерпеть такую компанию сегодня в доме Брэди, — нерешительно сказала она, склонив голову.
Он видел, что она изо всех сил старается убедить саму себя, что ей неприятно с ним разговаривать.
— Ничего мне не пришлось терпеть, — возразил он. — Мне очень нравится ваш брат. И знакомство с вашей семьей делает мне честь. Жаль, что за прошедшие четыре года я так мало времени провел в обществе кого-нибудь из вас. Поэтому особенно приятно, что меня приняли в вашем доме сегодня.
— Что ж, хорошо. — Потянув за ленту, она вернула шляпку на место и затянула узел под подбородком. К ней вернулось былое самообладание. — Увидимся завтра.
— Да. Буду ждать встречи с нетерпением. — Он запечатлел долгий поцелуй на ее руке, прежде чем сделать шаг назад, приподняв шляпу в знак прощания.
Прошла добрая пара минут, прежде чем он услышал, что она снова возится со щеколдой калитки.
И он невольно улыбнулся, услышав, как за ней закрылась калитка. Если сейчас она думает о Финне, тогда он, Дункан, арабский принц. Или трубочист. Кто угодно — только не мужчина, которому леди Марша Шервуд необходима так же, как и воздух, которым он дышит.
Глава 12
Огромные часы в передней пробили час дня. Это был второй день, когда Марша принимала посетителей. Вчера, после бала у Ливингстонов, она была занята по горло. Занята толпами поклонников, желающих нанести визит, занята покупками. И ужасно занята мыслями о том, что уже второй раз целовалась с лордом Чедвиком, а заодно и о том, что притворялась, что ей совсем не нравится с ним целоваться.
Новый день принес новую череду любопытных персон, потому что утренние газеты сообщили не только об отъезде леди Эннис в Корнуолл, чтобы навестить Китто Тремеллина, но и некоторые подробности бала у Ливингстонов, упомянув и Маршу. Была в газетах также исправленная версия событий, которые привели ее в Лондон.
Разумеется, эти подправленные известия, хоть и делали реверанс в ее сторону, все же были не совсем точными. «Несмотря ни на что, дочь маркиза не уволили из школы». Это было Марше на руку.
По крайней мере, так она думала.
— Ты порвешь с этой женщиной, — сказал за завтраком отец. — Я ей не доверяю. — Он постучал пальцем по газетной статье. — Она ведь тебя выставила вон, и довольно категорично. Что тут толкуют о роли представителя школы?
— Только то, что там написано, папочка. Я буду представителем школы, ее послом, здесь, в Лондоне. Буду набирать учениц.
— Зачем, дорогая? — На мамином лбу обозначилась озабоченная морщинка.
— Так леди Эннис не закроет школу, — сказала Марша. — Мое увольнение было лишь началом. Виконтесса собиралась вовсе ее закрыть, но позавчера вечером я заставила ее передумать.