— Что вы делаете? — крикнула она в пол, наслаждаясь прикосновением его гладко выбритой щеки к собственной ягодице.
— Тащу вас к себе в логово, — ответил он зловеще, ласково гладя ее бедра.
Она инстинктивно вжалась животом ему в плечо — горячее и такое сильное.
— Это несправедливо. — Ткань сюртука заглушала ее голос. — Вы все еще одеты.
— Мы это быстро исправим.
Он осторожно поставил ее на ноги в комнате в сапфирово-синих тонах. Весело горел огонь в камине, пол был застелен золотистым обюссонским ковром. Кровать о четырех столбиках была скрыта сапфирово-синими шелковыми занавесями. Еще там были высокая конторка и секретер с бумагой и гусиным пером наготове.
Марша стояла напротив зеркала высотой от пола до потолка в массивной раме.
— Никогда не видела такого зеркала!
Он встал за ее спиной.
— Оно из одного из залов Версаля, — пояснил он, рассматривая ее отражение в зеркале. — Я хочу взять вас здесь.
Обвив руками ее талию, Дункан поцеловал ее в плечо. Пламя высвечивало их тела слева, а справа царил мрак.
— Взгляните, как вы прекрасны, — сказал он. — Как королева.
— Мне нравится. — Улыбнувшись, она положила его руки себе на живот. — Мы с вами будто на картине. — Обернувшись к Дункану, она поцеловала его жадными губами, и кровь закипела в ее жилах, отдаваясь глухим рокотом желания принадлежать ему и владеть им.
Они целовались в жарком исступлении, сплетая в любовном поединке языки, и она уже ждала иного поединка, иного проникновения.
Но это не должно было случиться. «Нельзя, — твердила она себе. — Ибо тогда он узнает».
— Было бы лучше, если бы вы тоже разделись, — прошептала она ему на ухо и поцеловала под подбородком. Кожа в этом месте была грубее, что показалось ей восхитительным.
— Прекрасная мысль. — Дункан отстранился, чтобы зажечь свечу на конторке.
Когда он снова повернулся к ней, у нее возникло желание сорвать с него одежду, до последней нитки. Он позволил ей начать, расправив плечи, выпрямив спину и слегка расставив ноги. Босые ноги прочно упирались в пол. Марша могла бы сказать, что он нисколько не смущен. И ей очень нравилось смотреть на него в зеркале. Его уверенность приводила ее в восхищение; это было очень по-мужски. Разве можно винить Дункана за то, что он гордится собой, ведь он великолепен! А самое главное — в его глазах горел огонь желания.
Дункан хотел ее. Это была головокружительная, пьянящая мысль. Но она, Марша, не могла его получить навсегда. Он ее только сейчас.
Но зачем об этом думать?
Она опустилась на колени, правым плечом к зеркалу, чтобы дернуть завязки брюк. Эрегированный ствол вырвался наружу. Она поспешно отпрянула, изумленно вздохнув.
— О-о! Я это чувствовала, но никогда… не видела. Щедрый подарок.
Он рассмеялся.
— Надеюсь, он заслуживает вашего одобрения.
Ее первым побуждением было схватить упругий, твердый ствол и поцеловать атласную головку. Так она и поступила, а в конце описала языком томительно медленный круг. Услышала его судорожный вздох. От боли? От удовольствия? Подняв голову, она увидела, что он наблюдает за ее отражением в зеркале. Его глаза подернула поволока — он таял от наслаждения.
Обернувшись через плечо, Марша посмотрела в зеркало. Действительно, очень возбуждающая картина.
Как и новые открытия. Обняв его ягодицы, она обняла член губами и принялась дразнить, проводя языком вниз-вверх по всей длине. Обнимала теплые круглые мешочки, гладила пальцами, касалась их губами. Заставила его стонать от наслаждения.
— Вы сущая лисичка, Марша Шервуд, — выдохнул он.
— А вам это нравится, — сказала она, отрываясь от своего увлекательного занятия.
— Господи, еще как! — ответил он.
Не касаясь его губами, она тихо подула на возбужденный ствол, жаждущий продолжения чувственного контакта.
— Вы меня дразните, — укорил он ее.
Она засмеялась.
— Полагаю, мне пора.
Осторожно подхватив под руки, он развернул ее лицом к зеркалу и, стоя за спиной, стал гладить ее тело от грудей к животу и ниже.
— Я хочу, чтобы вы стали моей. — Твердый ствол подпирал ее ягодицы. — Сначала в постели. Потом здесь, перед зеркалом.
Не дожидаясь ответа, он поднял ее и отнес в постель. Уложил на сапфирового цвета покрывале и лег рядом. Перевернулся на живот.
— Не могу на вас насмотреться. И распробовать тоже.
Отвел прядь волос, упавшую ей на глаз.
— Выходите за меня, Марша!
— Почему вы этого хотите? — Марша смотрела на него с улыбкой. Дункан был прекрасен — смуглый, сильный и великодушный.
Он улыбнулся.
— Есть очевидная причина. Очень практическая.
— Какая же?
— Миледи, мы уже не можем повернуть назад. — Он поцеловал ее нос. — Я вас скомпрометировал. Но я человек чести и хочу сознавать, что загладил свой проступок.
О Господи! Если бы он только знал.
— И это… все?
— Это прекрасный повод для женитьбы, не правда ли?
— Да. Но нет ли других причин?
Некоторое время он смотрел в огонь, потом взгляд карих глаз вновь обратился на нее.
— Вы мне нравитесь. Очень нравитесь. Мы могли бы составить отличную семью. Вы. Я. И Джо.
— Вы так думаете?
Он кивнул.
И она тоже так думала. Это была чудесная мечта, которая мечтой и останется.
Ее сердце упало. Она встала.
— Не знаю, о чем только я думала.
А чего она вообще ожидала? Что он скажет, что любит ее? Она едва сдержала горький смех. Ах, Шекспир! Слава Богу, есть его трагедии. Они подготовили ее к трагедии собственной жизни.
Дункан вскочил.
— Куда вы?
— Я ухожу. — Она направилась к двери мимо чудесного зеркала.
— Почему? — Схватив брюки, он быстро их натянул.
— Мне так надо. — Прикрыв руками грудь, она выбежала из комнаты и бросилась вниз по лестнице. Он бросился за ней по пятам.
В гостиной она поспешно схватила свое нижнее белье. Скорее одеваться! Он встал возле нее.
— Если вы выйдете за меня, вы сумеете стать счастливой, — попытался он заверить ее. — Я обещаю, что сделаю вас счастливой!
— Прошу вас, — сказала она, натягивая чулок, — оставьте меня.
Молчание в комнате становилось невыносимым. Она пыталась справиться с завязками корсажа. Дункан надел рубашку. Ее пальцы не слушались — Марша не хотела просить его о помощи — и бросилась к дверям парадного. Схватила плащ и набросила на плечи.
Дункан шел за ней. Рубашка была расстегнута, обнажая темные завитки волос на груди и плоские мышцы живота.
— Вы сейчас слишком взволнованны, чтобы рассуждать.
Он вдруг сделался Дунканом из далекого прошлого — те же повелительный тон, трезвый ум.
— Ничего подобного. Мой мозг работает, как никогда ясно. — Она завязала плащ под подбородком. — Я рада, что пришла к вам сегодня. Теперь я точно знаю, что мне делать — возвращаться в Оук-Холл.
— Марша!
— Дункан, я знаю, что вам нравится исправлять неправедное. Но есть вещи, которые не исправить.
Распахнув дверь и даже не потрудившись захлопнуть ее за собой, она побежала к наемному экипажу.
— Скорее! — велела она кучеру.
Затем забралась в экипаж, лицом к окошку. Кучер щелкнул кнутом.
Вот и конец ее иллюзиям.
Глава 29
На следующий день Дункан помогал Маргарет управиться с ее уроком игры на фортепиано.
— Как же так, милорд, — сказала она, — джентльмену с такими большими руками, как у вас, так легко играть. А когда играю я, звук такой, будто у меня все пальцы большие.
— Нужно больше практиковаться. — Дункан улыбался, но на душе скребли кошки. — Надеюсь, вы сможете упражняться, сколько пожелаете. Я вам доверяю — вы не станете делать этого в ущерб обязанностям по дому.
— Вы слишком добры, милорд, — сказала она.
— Нет. — Он взял несколько минорных аккордов. — Вовсе я не добрый, Маргарет.
Печаль минорных нот повисла в воздухе.
— Лорд Чедвик, — прошептала служанка, — что случилось?
Он сделал медленный вдох и медленный выдох.
— Неприятности с женщинами.
— О Боже мой! Это… это леди Марша?
Он медленно кивнул.
— Должно быть, она глупа, раз не оценила вас. — Маргарет явно было обидно за него. — Вы всегда выказывали ей уважение. Заботились о ней, защищали ее. — Она обиженно замолчала.
Дункан коснулся ее руки.
— Как мне повезло — иметь в доме такую преданную служанку.
— Мы все вам преданы, лорд Чедвик, что бы ни случилось. — И глаза ее вдруг наполнились слезами.
Руки Дункана замерли на клавишах.
— Что? — спросил он. — Что случилось? — Он был сбит с толку и снова испугался. Это был панический страх, который он уже испытывал — когда к нему приходила Эйслин.
Горничная молча сидела на скамье, ее нижняя губа дрожала.
— Маргарет, — приказал он, — говорите же!
Она собралась с духом.
— Мне нужно сказать вам нечто ужасное, милорд. Не знаю, долго ли смогу хранить это в тайне.
Он приготовился к худшему.
— Прошу вас, не говорите только, что и вы уходите!
— Конечно, нет. Я же вам только что сказала! Я вам верна. Вы заслуживаете моей преданности. Просто иногда кое-что происходит, и получается — то, что вы знаете о себе и о мире, — все неправда. Я вам предана, но я больше не могу быть счастливой. А мне так этого хочется. — Она смотрела поверх его головы на оплывающую свечу, стоявшую на каминной полке.
— Вы несчастны?
Маргарет поспешно кивнула.
— Мне очень грустно, — шепнула она.
— Но что произошло? Просто скажите. Я не стану на вас сердиться.
— Ладно. — Она кивнула.
Пришлось ему забыть о собственных бедах, ради того, чтобы стать хорошим слушателем и заботливым хозяином.
— Ваш брат… — Она замолчала. Глаза ее наполнились печалью.
— Мой брат? — Его сердце пустилось вскачь, снедаемое горем и тревогой. — Мой брат вас обидел?
— Нет, — прошептала она.
Слава Богу. Напряжение слегка отпустило.
— Но он обидел того, кого я любила, — продолжала Маргарет. — Знаю, что и вы ее любили.