Чонгар взглянул на серые лица волчат и подумал: а что, если Милова не справится и оба умрут ночью? Тогда Кажимер казнит их с Баатом на площади и начнёт тризну[32]. Нет уж, помирать, не отомстив, он не собирался.
Когда Баат и Милова начали переругиваться, Чонгар вышел за порог, затем – за ворота. Возле избы никого не было – и хорошо. За углом нашлась захудалая харчевня. Полупустая, с парой гуляк. Да, старый добрый Звенец никогда не засыпал. Чонгар высмотрел мальчонку, что вертелся у входа, и подозвал к себе.
– Беги в княжий терем к Славене и передай, что Томаш у Миловы. Запомнил?
Мальчонка кивнул и быстро умчался, рассчитывая на щедрую плату. Чонгар выдохнул: полдела сделано. Заодно и поговорит по душам со старой Славеной, спросит про всё и за всё. Поначалу хотел у Миловы – но эта ведунья ему не понравилась. Глазищи синие, как у нежички, засмотришься – враз утопит. Нет, лучше поговорить со старухой. А если вдруг что – у него в суме шкура Томаша. И девкина.
Чонгар развернулся и побрёл назад, удивляясь девичьему хохоту в тёмных уголках. Среди елей прятались молодицы с парнями, а если свернуть на другую дорогу, то наткнёшься на мыльню, куда ходили витязи из гридницы. А за другим поворотом находился холм, откуда было видно княжеский терем и огромные ворота. Чонгару приходилось проезжать мимо него – и каждый раз появлялось желание залезть и полюбоваться шумевшей столицей. Но времени не хватало – всегда он куда-то спешил. Вот и теперь нельзя было медлить.
Чонгар торопливо вернулся к избе и прошёл в сени. Ругань утихла. Милова сидела на кухне рядом с Баатом и поглядывала на спавших волчат.
– Ты куда подевался? – витязь окинул его взглядом.
– Отливал за двором, – устало ответил Чонгар и присел на лавку.
– Надеюсь, не у куста с папоротником, – проворчала Милова.
Ведунья встала и вернулась к печи. Не успел он выдохнуть, как перед ним тут же поставили миску с мясной похлёбкой. Баату – Чонгар заметил – она налила чуть больше.
После паршивой репы похлёбка казалась пиром. Да ещё с хлебом и земляничным отваром, что дымился в кружках. Чонгар, не думая, принялся есть и жадно проглатывать каждый кусок. Ох, как вкусно, как хорошо! И хлеб был славный, мягкий, хрустящий, с подгоревшей коркой и пшеничными зёрнышками внутри.
Ели они быстро. Не прошло и трети лучины, как миски опустели. Милова тут же убрала их в сторону, где стояли вёдра с колодезной водой. Чонгар схватил кружку с земляничным отваром и вдохнул сладковатый запах. Да, именно так должен пахнуть дом. Пусть чужой, но тёплый. Здесь им были рады. Ворчали, ругались – и при этом помогали, кормили, поили и согревали.
Чонгару аж захотелось, чтобы эти мгновения растянулись, как терпкое медовое варево, и чтобы волчата и его собственные муки остались где-то позади незаметными тенями. Пока они пили, Милова разложила на столе ещё одну охапку полыни и взяла ступку, чтобы растолочь травы. В полумраке её косы казались двумя змейками, а синие глаза – колдовскими огоньками, которые обычно встречаются в лесу. Такие глаза сбивают путников с дорог, манят поглубже в чащу и заставляют человека позабыть свою семью.
– Диво! – похвалился Баат. – Я бы, может, и женился.
– Чтоб тебе на язык болячка вскочила, – отозвалась Милова. – Хорош женишок – ни слуху, ни духу целую седмицу.
Чонгар усмехнулся. Жаль, что тёплый вечер заканчивался. Он утекал сквозь пальцы и догорал вместе с огарком. Огонёк задрожал, словно увидел что-то страшное и теперь пытался убежать. На соседней стене заплясали тени.
На улице послышался шум. Толпа витязей приблизилась к избе и громко забила в ворота.
– Именем великого князя Кажимера! Открывайте!
Чонгар допил отвар. Сладковатый привкус растаял на языке и обернулся кислотой. Ну, началось.
В сенях пахло травами. Всюду висели засушенные охапки. Зверобой перемешивался с мятликом и пижмой, можжевельник выглядывал из-за угла вместе с яркой хвоей.
– Чего глазеешь по сторонам? – послышался голос ведуньи. – Заходи давай.
Славена жила рядом с княжеским теремом. Великий князь не раз просил её переселиться поближе, но она отказывала, мол, тесновато ей будет с кухарками, да и отвара годного не сделаешь там, где одна суматоха. Её изба была скромной – не такой, как у бояр и воевод. Да и у витязей бывали получше, хотя большинство оставалось в гриднице.
Он прошёл вглубь. Седая Славена сидела возле печи и грелась. Её окружали сухие ветки, листья, обрезки тканей, бусины и несколько отваров, что стояли у окна. В полумраке переливались каменья, лежавшие в стороне. На некоторых золотились резы.
– Нравится? – хитро усмехнулась Славена. – Но то не про твою честь. Впрочем, тебе я кой-чего, может, и дам.
Ведунья пересеклась с ним в клети[33]. Он спешил к воеводе и решил воспользоваться нижним ходом, а Славена шла по своим делам, то ли к княжеской родне, то ли к боярыням. Она увидела тяжёлый взгляд и душу, полную черноты. Здесь-то его и прорвало – вскричал, что всё светлое в нём давным-давно ушло под воду.
– У меня к тебе дело, – он не стал медлить. – Если хочешь помочь, конечно.
– Я могу очистить тебя иноземными свечами, – хмыкнула Славена. – Тогда станет полегче.
– Не нужно, – криво усмехнулся. – Уж с собой-то я как-нибудь справлюсь. Лучше сделай так, чтобы Чонгар прочувствовал то же. Или хуже.
– Боги! – охнула ведунья.
А что она хотела? Что он, словно баба, выплачется, перетерпит боль и забудет? Нет, проклятие ящеров выткалось на его душе самой Мокошью, проступило, как те же резы – и никто не уберёт его.
– Я хочу, чтобы он мучался, Славена. Чтобы жажда грызла вгрызалась в него волчьими клыками, душила лапами за поганую глотку. И чтобы его мать, если та жива, видела это.
На Агнеша у него были свои планы. Но сперва – порча. С неё всё и начнётся.
Славена залепетала что-то про братанию в бою, про витязей, что друг другу ближе всего на свете, про прощение богов и их милость. Иными словами, не хотела она накладывать чёрные чары, да ещё на княжеского слугу.
– Око за око, зуб за зуб, – он прервал её. – Так завещали боги и так говорили чуры. Если тебе страшно, я пойду к другой.
– Нет, – Славена тяжело вздохнула. – Я выполню твою просьбу. Всё равно не отстанешь, поганец.
Ворожила она неохотно, так, словно закладывала погребальный костёр для собственного брата. Но чары выплетались складные и славные. Такие не порвёшь ни заговорённым мечом, ни чужим колдовством. Они проникнут в душу и спрячутся в её глубинах, а в нужный момент проснутся, как голодные звери, и примутся за своё дело.
Пока Славена шептала и перебирала травы в руках, он смотрел на неё и радовался: как же повезло! Боги забрали у него семью, дом и родные земли, но привели в Звенец, где он встретил и врага, и верного союзника. Ведунья так прониклась его горем, что согласилась сделать чёрное дело. Возможно, думала, что это его успокоит и он забудет про месть, не станет трогать Чонгара и Агнеша, обзаведётся полюбовницей, затем – невестой…
О нет, это был не его путь. Он не видел себя стариком в шумном доме. Его дорога – большак, перегрызенное горло, меч и постоянный бег от опасности. Он шёл по мрачной тропке и нёс свою тяжесть с гордостью, веря, что однажды виновные заплатят за всё вдвойне.
Ради этого не страшно было проклясть самого себя, а затем умереть в крови и грязи.
XV. Клятва на крови
волки грунт скребли, разливая вой, расползалась ярость по всей земле, кто попался ей – тот порос травой, кто сберёгся – больше не ходит в лес.
не ступай и ты за порог в ночи, не смотри, как льётся огонь из лун, иль ко мне вернёшься уже нечист, обратив остатки себя в золу.
В серых глазах Славены отражалось пламя нескольких лучин. Она пробовала отвары Миловы, задумчиво хмыкала, осматривала то Маржану, то Томаша, а потом возвращалась к столу. Княжеская ведьма пришла вместе с витязями, но те остались у входа, решив не вмешиваться до поры, до времени. Меж ними путался мальчишка, который ждал своей награды.
– Убедилась? – Милова гордо вскинула голову. Ей явно не нравилось, что в избе хозяйничала другая, да что поделать. Перечить людям князя она не смела.
Славена поднесла к носу пучок полыни, поморщилась, убрала его в сторону и, прищурившись, взглянула на ведунью. Между ними мелькали искры, но обе прекрасно понимали, что враждовать и подвергать жизнь княжича опасности – прямой путь к смерти или куда похуже.
Всякий в городе знал, что Кажимер любил брата, а злые языки плели, будто он заботился о нём из страха перед княгиней. Мол, не хотел отдавать земли после собственной смерти сыну, чьим умом владела жена – лучше уж младшему брату.
– Добротно, – подвела итог Славена. – К утру мальчишка очнётся, и мы увезём его домой.
– Нам пришлось потрудиться, – Баат начал разминать пальцы. – Он, знаешь ли, не горел желанием возвращаться.
Славена ничего не ответила – только отвернулась. Но Чонгар знал: ничто не укрывается от её взгляда. Старая ведунья обязательно скажет обо всём великому князю. Их с Баатом наградят, а потом… Он скривился. Лис не собирался ничего говорить и играл с ним. Может, Баат вообще ничего не знал. Чонгар мог бы расспросить Славену. Конечно, на прямой вопрос старуха не ответит, но.
Он потёр виски и застонал. Угораздило же угодить в клубок тайн! Не зря ведь держался подальше от всяких заговоров и попыток оболгать друг друга. Эта грязь аж в гридницу проникла. Пока простые вояки братались, старшие дрались меж собой за попытку возвыситься и показать себя перед Добролесскими.
Грязь, грязь, грязь!
Чонгар цокнул языком и поднялся. В сенях стояла витязи Кажимера. Они не стали препятствовать – отошли чуть дальше. И хорошо, иначе бы пришлось сцепиться и вылить всю свою злобу хоть на кого-то.