Жестом он подозвал к себе мальчишку и отдал ему белоснежную бусину. Она стоила не дороже хлебного мякиша с зёрнышками или обрезка прочной ткани. Смотря где и как обменять. Мальчонка просиял и, поблагодарив Чонгара, скрылся из виду.
Стражники в сенях забегали под знакомое кряхтение. Славена бурчала на витязей, мол, слишком много шума, стоило быть потише, Томаш же спит. Те перешли на шёпот.
– Рассветный воздух, – она казалась довольной.
Чонгар чуть не поперхнулся. Ночь только вступила в свои права. Слуга Лунносерпой блуждал по небесной синеве и зажигал бледные звёзды, подкармливая их серебристым пламенем. Прохладный ветерок прошёлся по первоцветам и взъерошил их. Впрочем, тонкая весенняя трава и без того походила на иглы.
– И тебе не хворать, – поприветствовал её Чонгар. – Как поживаешь?
– Странно, – отозвалась Славена. Она заскрежетала зубами так, словно катала бусину на языке или жевала горькие семена. – Много ли ты знаешь о себе, Чонгар?
– Что, совесть грызёт? – усмехнулся он. – Всё, Славена, всё знаю.
Слова надо было подбирать осторожно. Ведунья могла раскусить его в любой миг. Ложь давалась тяжело, но злорадство и желание докопаться до правды помогали.
– Мне жаль, мальчик, – Славена покачала головой. – И тебя, и его. Он ведь совсем молодой и наивный, даром что борода рыжая.
Сердце пропустило удар. Чонгар сжал вспотевшие пальцы и прошептал:
– Я бы не назвал Баата наивным.
– А зря, – вздохнула ведунья. – Если честно, не ожидала увидеть вас вместе.
– Держи врага поблизости, – процедил Чонгар. Кажется, так говорили бояре, что травили своих жён? Или наоборот: жёны, травившие мужей? Не потому ли Кажимер так сильно печётся о младшем брате? Ай, неважно.
Важно было сожаление Славены. Чонгар чувствовал, насколько тяжело ей давалось каждое слово. Будь её воля, она бы увела их разговор в другое русло или вернулась в избу, чтобы присматривать за Томашем. Хотя кто ж её отпустил-то?
Чонгар привёл её сюда ради этого разговора, и его надежды оправдались. Старуха не выдержала и назвала имя. Вот ведь… лис! Скорее всего, собирался скрыться или обвинить Чонгара перед Кажимером.
Славно выкрутился, конечно, но теперь улизнуть не получится. Только не от охотника, наступившего на хвост сапогом.
– Я могла бы снять порчу, – голос Славены вырвал его из раздумий. – Твой дух успокоится, когда проклятие уйдёт в землю.
Проклятие, надо же!
– Лис проклял меня? – без особого удивления спросил он. Это было в духе Баата.
– Он заставил тебя искать мести, – покачала головой ведунья. – Чтобы ты бегал, не зная ни сна, ни отдыха.
О, так вот почему он гнался, как сумасшедший, не чувствуя усталости. Вот почему загонял Градьку и ругался всякий раз, когда между ним и волчонком вырастало препятствие. И этот голос в голове. Как зверь, нет, как яд, что разъедал изнутри и не давал сделать свободного вдоха.
Расплывчатые кусочки одного полотна вдруг стали такими четкими, что аж удивительно.
– Слишком поздно, Славена, – выдохнул Чонгар.
Избавиться от отравы, что стала его частью уже давно, – всё равно что свести все усилия коту под хвост. Без жажды он не чувствовал себя собой, даже не представлял. Как он будет жить? Хватит ли у него сил убить Баата? Не отпустит же он лиса просто так!
– Как знаешь, – она развернулась. – Если передумаешь, обращайся.
Славена ушла в избу. Чонгар глухо зарычал и ударил кулаком в дерево. Чтоб его навьи твари побрали! Они ведь ели одну пищу и делили один кров во время смуты. Глупе-ец! Честный глупец! Как же он ошибался, думая, что общий враг и людская бойня соединяют крепче любых клятв.
Только теперь до него начало доходить, что убийца Агнеша всегда вертелся рядом и улыбался ему в лицо. Наверное, лис много смеялся про себя. Но ничего – больше не захохочет.
И снова: мгла, сквозь которую пробивался то жар, то холод. Поначалу было спокойно, но вскоре всё заволокло горячим туманом. Стало душно, на коже выступил пот. Сквозь дымку раздался волчий вой. Маржана поняла: зверь выжидал, чтобы напасть в миг слабости. Нельзя ему этого позволить, да что ж ты сделаешь?! Голову сдавило от боли. Воздух заканчивался. Она закашлялась и, не успев подумать, что это конец, мигом подскочила в постели.
Сколько ещё ей придётся просыпаться в незнакомой избе? Запах трав напомнил ей о ведунье из Велешинки. Та помогла Маржане победить огневиху и немного прийти в себя. Кажется, тогда ею пытался помыкать Томаш. Теперь его заменили охотники. Непонятно, что хуже.
С тех пор, как Маржана покинула Горобовку, её испытывали, тащили по лесу, затем – по пыльной дороге. Сил злиться уже не осталось. Она чувствовала пустоту и клыки зверя. Больно, но не страшно. Скорее привычно.
Если совсем честно, хотелось сдохнуть и очнуться на лугах Велеса. Хотя бы там будет спокойно. Никакой беготни по деревням и городам, попыток скрываться, недобрых глаз, угроз – только бескрайний поля и охота за овцами, которых, по слухам, было столько, что и не сосчитать. Как звёзд на небесном полотне.
– Не боись, – к ней подошла старуха. Сгорбленная, сероглазая, хмурая. Если бы не рубаха с алой вышивкой и ожерелье из вишнёвых каменьев, Маржана приняла бы её за Морану. Разве что, вместо серпа был отвар – Ты крепкая девка. Выпей – и пойдёшь на поправку.
Пришлось принять. Горечь зашипела на языке. Зверь внутри чуть ли не завыл – ух, как ему не нравилась полынь! Маржана скривилась, но продолжила пить. Чем быстрее закончит, тем легче будет.
– Славена! – к ним приблизился Чонгар. – Мне надо поговорить с девкой наедине.
– Наедине так наедине, – пожала плечами ведунья. – Но если обидишь, – она недобро сощурилась.
– И в мыслях не было, – усмехнулся витязь.
Славена вышла. Маржана отставила кружку и опустила голову. Что ещё от неё требовалось? И так всё забрали, кроме жизни, да и она едва держалась в теле. День-другой – и вылетит, без шкуры-то.
Словно услышав её мысли, Чонгар достал из кармана её мех и сжал в кулаке. Отдавать его он не торопился.
– Я верну тебе шкуру, – прошептал он. – Но взамен ты мне кое-что пообещаешь.
Маржана застонала. Боги, да что им всем от неё надо? От слабой девки, которая сдыхает в постели и не может толком подняться на ноги?! Зверь звал её, ему не терпелось поскорее ощутить землю под лапами и пробежаться по столице, ощутить запахи, поесть мяса и повыть от души.
– Что же? – Маржана взглянула на Чонгара. Тот казался каменным, словно последние огоньки внутри погасли. Тьма вокруг витязя – наоборот – сгустилась и обнимала его, словно давняя полюбовница.
– Если я умру в ближайшую седмицу, – он посмотрел ей в глаза. Выдержать это было непросто, – ты убьёшь Баата, несмотря ни на что.
– Зачем тебе это? – Вот ведь весть! Ещё вчера вместе охотились и ели, а сегодня рвут глотки, как голодные псы. – Что вы опять не поделили? Девку? Награду?
Вряд ли Чонгар говорил всерьёз. Не могли два охотника настолько рассориться, чтобы аж до убийства дошло. Маржана недоверчиво уставилась на витязя, отказываясь понимать происходящее.
– Он убил моего брата, – отрезал Чонгар, – и заставил меня поверить, что это вина другого.
Во дела! А ведь они охотились вместе, улыбались друг другу и проделали тяжёлый путь! И Баат ни словом не обмолвился, правда, поглядывал как-то странно, с прищуром, словно боялся чего-то или ждал подвоха.
– Так это он? – Удивилась Маржана и тут же натянула покрывало, желая спрятаться от всей этой грязи подальше. – Он о себе говорил, что ли?
Чонгар кивнул и разжал кулак, показывая волчий мех. В груди заскребло так, что она чуть не прокляла себя за нерешительность.
– Ладно, – хмыкнула. – Будь так.
Витязь оказался не так прост – не поверил простым словам. Он принёс к постели огарок свечи и ножик. От лезвия несло травами. Видимо, ведунья разрезала им охапки прежде, чем бросить их в миску и истолочь.
Маржана знала, что делать. В конце концов, одним днём больше, одним меньше. А так хоть побегает свободной. Может, ей вообще не придётся вмешиваться и Чонгар справится сам. Уж очень хотелось верить в это. В самом деле, куда ей, девке, в мужские разборки и склоки?
С тяжелым вздохом она надрезала кожу. Выступили капельки крови. Червонной, человеческой. И боль, что кольнула сердце, тоже была её, не зверя. Так странно понимать, что ты в иной раз можешь не принадлежать себе! Впрочем, ей не привыкать.
Маржана поднесла палец к огоньку и прошептала:
– Клянусь убить Баата, если он убьёт тебя. Пусть духи и боги станут свидетелями этой клятвы.
Пламя заплясало, отбрасывая причудливые тени. Их услышали. Чонгар улыбнулся. Злобно, по-звериному – как тот, кто чувствует добычу и ощущает её близость. Стало жутко. Маржана отвернулась.
Серый мех лёг в её руку и защекотал кожу. Страх сменился теплом, как будто ведьмина изба на миг превратилась в непроглядную чащу. Маржана сжала мягкий комок и с благодарностью посмотрела на Чонгара.
– Теперь ты свободна, – пожал плечами витязь. – В отличие от меня.
– Надеюсь, у тебя всё получится, – с надеждой произнесла она. Да, ей очень хотелось, чтобы рыжебородый умер от чужой руки.
Чонгар поднялся, вернул огарок и нож на место и вышел. Маржана прижимала к себе мех и с трудом сдерживалась от того, чтобы перевоплотиться. Всё потому, что рядом спал Томаш и неизвестно было, очнётся ли он вообще. А ещё её, кажется, обещали представить великому князю. О боги, сколько всего!
И клятва эта… Теперь ей придётся следить за Чонгаром и Баатом целую седмицу. Да уж – хорошая свобода! Да и тело у неё слабое – не сможет перекинуться толком, как бы ни хотел зверь.
Она застонала. Нет, это слишком. Хватит пока! Маржана закопалась в покрывало, прижимая к себе мех – её единственное и главное сокровище.
– Потерпи, родной, – зашептала она. – Потерпи ещё немного.
Кажется, зверь тоже стал спокойнее. Неудивительно: он почувствовал, что больше не заперт в клетке.