XVIII. Шкуры убитых медведей
Восстаёт в ладонях смех лошадиный, как четыре всадника скачут к Ней, чтобы напоила и приютила, в колыбель запрятала по весне.
В отваре отражались золотистые блики. Томаш хотел отказаться, но Кажимер так взглянул, что страшно было возразить. Он отпил немного и поморщился. До чего же горько! Мятная настойка без мёда показалась убийственной. Зато сердцу полегчает через пол-лучины, и Томаш обмякнет.
– Что за спешка? – Он взглянул на Добжу. Волк поднял голову, посмотрел на Кажимера и оскалился.
– Ты не представляешь, как ошибся, – вздохнул брат. Он взмахнул рукой, отзывая слуг подальше. Томаш прищурился и заметил, что на пальцах не было ярких перстней, как раньше. Неужели дела пошли плохо? – Я не просто так берёг тебя и просил держаться подальше от леса.
– О чём ты? – недоуменно спросил Томаш. Страшная мысль закралась в голову, но озвучить её он не посмел – такое нельзя говорить при Добже, а то решит, что он вправе распоряжаться княжеским родом.
– В детстве ты не прошёл испытание, но вожак, – Кажимер косо взглянул на волка, – отпустил тебя, проявив милость к нам. Ты плохо справлялся со своим зверем, и счёт шёл на пару вёсен. Но ты держался. А потом, – он поджал губы и отвернулся, – ты сам бросился в его лапы. Тебе нужно уйти с Добжей.
Томаш опешил. Смысл сказанного дошёл до него не сразу.
– Как это – уйти с Добжей? – фыркнул он. – Здесь мой дом, здесь наш дом!
– Младш-ший княж-жич принадлеж-жит мне, – волк тряхнул головой. – Я отпус-стил тебя, потому что ты был уж-ж больно упрямым и хотел ж-жить человеком. Но ты мой, и ты вернёш-шься в стаю.
– Никуда я с тобой не пойду, – отрезал Томаш.
– Тогда зверь сожрёт тебя изнутри, – усмехнулся Добжа. – Он ведь уже начал грызть, не правда ли?
– Он почуял твою жажду к свободе, – пожал плечами Кажимер. – Ты сам разбередил эту рану, братец.
Томаш опустил голову и прислушался к волку. Да, зверь действительно вгрызался в кости и требовал свободы. Но с ним такое бывало и раньше. Можно ведь было прогуляться, а потом вернуться в терем и заснуть.
– У меня даже зарока нет, – усмехнулся Томаш. – Я не смогу перевоплотиться.
Кажимер прикрыл глаза и опустил голову. Добжа усмехнулся ещё шире.
– Он тебе не понадобитс-ся, – ответил волк. – Ты уже в моей с-стае.
– Уходи, Томаш, – прохрипел брат. – Чем раньше, тем лучше.
Как же ему хотелось броситься в окно, перекинуться и бежать без оглядки куда подальше! Но от Добжи не сбежишь на двух ногах. Волк догонит его и заставит подчиниться. Что делать?
Мир словно бы застыл. Кажимер продолжал пить треклятый отвар из мяты, Добжа стоял в ожидании. Томаш вертел головой, глядя то на брата, то на волка. Он отказывался что-либо понимать.
Да, братья говорили, будто он плохо справлялся со своим зверем в детстве, но чтоб такое! Он смутно помнил первое испытание. Славена рассказывала, что Томаша после схватила огневиха. Может, ведунья отгоняла зверя полынью? Или наоборот – задобряла?
Голова раскалывалась и рассыпалась мелкими камушками. На сердце становилось легко благодаря отвару. Ох, удачно же Кажимер его подсунул! Мяту обычно давали преступникам перед казнью и девицам, которые собирались рожать. Её запах успокаивал, иногда дурманил. Ах, если бы Томаш знал перед тем, как выпить! Если бы понял, какую участь ему готовили Добжа и Кажимер!
И ладно волк, со зверем полностью не поладишь, но брат, родной брат, который его любил так, что держал под присмотром, а после побега отправил охотников. Только теперь Томаш понял, почему их, а не простых витязей. Да, Кажимер был готов биться за брата с волками, но он не мог возразить самому Добже.
Перед глазами всё дрожало и путалось. Полы сливались с потолком в золотых бликах, сгорбленный Кажимер сидел в стороне, как поверженный воевода, а Добжа начал наматывать круги. Медленно, но давяще.
– Ты не заберёшь меня! – Томаш вцепился в стол вспотевшей ладонью. – Ты не сможешь! У тебя нет никакого права!
Добжа взглянул на него с насмешкой и покачал головой, мол, у него-то как раз всё есть. Он словно играл, так, как хищники играют с овцами, вынуждая тех бежать вперёд, пока поле не сменится непроглядной чащей.
В нос ударил запахи хвои и мха. Терем сменился тёмным лесом с рядами деревьев. Зелёные, громадные, шумные и жестокие, они смыкались в кольцо и не давали спокойно пройти. В горле стало сухо. Томаш сглотнул слюну и попытался отыскать Кажимера, но брата нигде не было. Только Добжа мелькал неподалёку.
А потом привычный мир и вовсе рухнул, рассыпался на щепки и наступила темнота. Мгла закружила Томаша и заставила его позабыть всё.
Волк, его волк, победно взвыл и вырвался наружу, захватив тело.
– Ты мог поймать его ещё в лесу, – печально вздохнул Кажимер. – Зачем было приходить сюда и ждать?
– Я надеялс-ся, – фыркнул Добжа, – давал ему ис-спытание за ис-спытанием, как ты и прос-сил.
– Жаль, – он посмотрел на зверя, что метался от стене к стене, словно прокажённый.
– Он будет ж-жить, – отозвался вожак. – А ос-стальное тебя уж-же не кас-саетс-ся. И не забудь про девку, о которой я говорил.
Вожак стаи выпрыгнул в окно и забрал с собой нового волка. Вместе они отправились домой – туда, где чернели ряды деревьев, пели мавки, гуляли берегини и плясали русалки, желая отведать тёплой крови.
После вчерашнего хотелось зарыться в покрывало и спать аж до вечера. Но её ждали, да и злоупотреблять гостеприимством Миловы Маржана больше не могла.
– Княжич ваш вчера ушёл, – ведунья старательно тёрла глиняные миски. – С утра слухи пошли, что домой вернулся. Думаю, тебя тоже примут.
– Надеюсь, – она пожала плечами. – Спасибо тебе за еду и кров.
– Пожалуйста, – Милова махнула рукой. – Не хворай только.
Кажется, пропажу жгучеяда она так и не заметила. Это хорошо. Когда-нибудь Милова поймёт и проклянёт её. Маржана знала, что расплата последует, главное – быть готовой. Ещё можно попросить у Велеса заступничества, чтобы отвёл вражьи чары или спрятал. Но это успеется.
Она внюхалась. Те же запахи. Нет, без ворожбы не обойтись. Маржана напряглась, выдавливая из себя колдовскую силу. Руки вспотели, живот будто пронзили иглы. После всего, что было, чары выплетались тяжело. Она прикусила нижнюю губу и постаралась выцепить нить, ведущую к охотнику. Получилось, но с трудом.
Маржана тяжело выдохнула и отпустила её. Чары пропали, оставив после себя жуткую усталость. Одно радовало: Чонгар находился недалеко. Видимо, поджидал её. Надо было идти.
Поворот, ещё один – и перед Маржаной расстелилась одна из главных улиц. Хорс нёсся высоко в небе, подсказывая, что время клонилось к полудню. Оттого на каждом шагу попадались купцы. Кто-то попытался схватить за руку и подтащить к корзине с украшениями, но она вывернулась. Перед носом мелькали платки, рубахи дивных цветов, каменья, охапки трав и блины. Много блинов. Эх, врал ей Томаш, говоря, что до прихода Лели далеко! Вот ведь она, топчется у городских ворот и ждёт.
Сбоку разливали мёд, угощая всех, кому хотелось отведать его. Возле этой толпы Маржана заприметила Чонгара. Витязь стоял в стороне. Хмурый, растрёпанный, с синяками у глаз. Видимо, тоже не спал целую ночь. Или две.
– Здравствуй, – Маржана подошла к нему. – Нам к Славене, верно?
– Ага, – буркнул витязь. – Идём.
Рядом с Чонгаром даже воздух казался тяжелее. Оттого люди обходили его, а не хватали, не кричали перед лицом, прося посмотреть на «чудную ткань, которой не сыщется по всему княжеству». Стало тише, словно весь шум перетёк за спину.
На языке вертелись вопросы, но Маржана прекрасно понимала, что Чонгар сам не свой. Дёргать его теперь – тяжело, совестно, аж как-то не по-людски. Чернота вокруг витязя посерела, но вилась с той же силой. Теперь она заметила, насколько эта погань въелась ему в душу – так, что сам Чонгар не отпускал её, не давал уйти окончательно, вырваться и рассеяться в воздухе.
Кажется, ещё немного – и они станут единым целым. Маржана отвернулась, понимая, что тут ничем не помочь. Разве что попросить Славену. Княжеская ведунья могла сотворить чудо. Могла же? Да, иначе бы её не позвали в терем.
А он – кружевной, здоровенный, с целым табуном резных коньков на крышах – вырос перед ними скалой. Чем ближе, тем громаднее. Маржана никогда не видела, чтобы люди жили так! В красоте – расписанных створках и огромных домищах, которые примыкали к главному. Сколько же их там? Великий князь, его родня, бояре, слуги… О, дивный мир, который вот-вот откроется перед ней!
– Не смотрит так, – цокнул Чонгар. – В тереме такое не любят.
О да, не смотри так, не делай того, не ходи туда. Маржана слышала такое от бродячих кощунов, которые останавливались в Горобовке. Они рассказывали небылицы о девицах, что оборачивались зверями и птицами, а потом становились великими княжнами, к собственному же несчастью. Их сажали в клетки из каменьев и расписного дерева, и девицы быстро старели, а затем умирали.
Маржана нащупала в кармане волчий мех и сжала его. Он отозвался теплотой. Зверю понравилась ночная прогулка по Звенецу. Волк довольно облизывался и хотел ещё. В груди медленно нарастало жгучее желание. Да, её не посадить под замок, но, возможно, великий князь захочет оставить при себе волчицу? Звучало дико.
Через полторы лучины они подошли к огромным воротам. Удивительно, как Томаш смог сбежать – Маржана не прыгнула бы так высоко даже с крыши. Да и выточенные колья вверху не внушали доверия. Промахнёшься – распорешь себе брюхо.
Чонгар громко застучал по воротам, требуя отпереть. Кто-то – видимо, стражник – приблизился с той стороны и приоткрыл окошко.
– Ну и рожа у тебя, – скривился витязь. – Здоров будь, Добролюб.