Под конец разговора мы стали обсуждать дату следующей виртуальной встречи. Я призналась Луизе, что перерыв в две недели для меня непосильно долог, и мы договорились на следующую неделю.
Смарт поднял палец, прищурившись.
– А ты в курсе, что из этого вышла бы классная сцена?
– Сюжет с коробочкой?
– Да.
Я закусила губу, раздумывая.
– Хочешь вставить в сценарий?
– Да.
Я немного подумала – и передо мной развернулась вереница кадров.
– Мы видим героев вокруг костра, они сидят, подняв глаза к небу. Очередь Лорана, и он внимательно всматривается в небосвод, боясь упустить свою звезду. Потому что он устал хранить свой секрет. Дальше – флэшбек. Кухня, все сидят за столом. Жена ставит перед Лораном тарелку с тирамису и поздравляет его с трехлетием победы над никотиновой зависимостью. Дочка прибегает с рисунком, на котором папа в виде супергероя верхом на лошади попирает пачку сигарет. Затем мы видим его во тьме гаража, как он стоит на верхней ступеньке стремянки с зажигалкой в руке и громко бранится, пытаясь нашарить на полке заветную коробочку. Наконец мы понимаем, что звезда его так и не упала. Крупный план: его листок с секретами, про коробочку – в самом низу. Потому что выше записаны другие признания – и они куда тяжелее.
Я говорила горячо, увлеченно. Даже не ожидала, что меня охватит такое вдохновение.
У Смарта, полулежавшего на трех подушках, вдруг заблестели глаза.
– Ты думаешь, у твоего отца были и другие секреты?
– Не знаю… Но если человек годами напролет успешно скрывает от окружающих, что он курильщик, логично ведь сделать вывод, что он в принципе хорошо умеет врать? И потом, это же кино…
Смарт с улыбкой почесал подбородок.
– Запиши это все на обороте сценария, ладно? Вот все, что ты сейчас рассказала.
Я кивнула. Николя, который все это время сидел в кресле-качалке и ел сэндвич, подал голос:
– Ну как, все еще не хочешь мне помочь?
Я понимала, что он обращается ко мне, но в шутку обернулась на открытую дверь.
– Кто, я? Говорю же: я не сценаристка и не писательница.
– Это пока.
Я смутилась и взглянула на свои часы: обед кончился, и сейчас мне как раз надо было идти к Себастьену, чтобы помочь провести дневное занятие.
Я стала наведываться к Смарту только во время перерывов, поскольку с ним теперь каждый день сидел Николя. Я была рада, что мне все-таки не пришлось нести этот груз. Близкому другу эта роль подходила куда лучше. И в то же время мне нравилось обсуждать с ними «По воле Персеид» и слушать истории о съемках.
Меня потрясала непостижимая стойкость Смарта. За все годы работы в хосписах я никогда не видела, чтобы пациент продержался так долго. Я поделилась своим наблюдением с Лией, но она лишь отослала меня со всеми вопросами к нашим врачам.
Проходя мимо стойки ресепшена, я увидела доктора Дюкло, который, бурно жестикулируя, разговаривал с Югетт. Это был молодой врач, увлеченный своей работой и любящий жизнь, никогда не упускавший случая развлечь нас очередной рыбацкой байкой. Я приблизилась к ним.
– Мне прямо тяжело смотреть было. Я уж думал Шарлотту вызвать – но два часа ночи, как-никак…
Услышав эти слова, я поняла, что речь отнюдь не об улове, и осторожно попятилась назад в коридор, желая скрыться из виду и не вмешиваться в разговор. Но было слишком поздно: меня заметили – и, прежде чем Жюльен открыл рот, я уже знала, что он скажет.
– Мадам Дюбуа, мое почтение!
Он всегда обращался ко мне с одним и тем же приветствием, и, хотя это неизменно сопровождалось низким поклоном, я каждый раз вместо того, чтобы нормально ответить, зажималась, робела и заливалась краской, тут же кляня себя за то, что краснею из-за такой ерунды. Но сейчас мне хватило смелости подыграть Жюльену, и под смех Югетт я приподняла кончиками пальцев края воображаемого платья и склонилась перед ним в реверансе.
– Месье Дюкло, я очень рада.
И этого было достаточно, чтобы он рассмеялся, явно довольный тем, что я впервые не постеснялась войти в роль. Зазвонил телефон, и Югетт помахала нам, чтобы мы шли играть в дам и кавалеров куда-нибудь в другое место.
– Я хотела поговорить с тобой о Смарте…
Он изумленно поднял брови.
– Надо же, а мы тут как раз о нем говорили. Он прошлой ночью такое устроил!
– Да?
Как всегда, когда меня тревожат чьи-то слова, я схватилась за сердце.
– Да, я как раз дежурил и вдруг услышал, как он кричит. Когда я вошел в комнату, он запустил мне в голову журналом. Ты когда-нибудь слышала, как человек осыпает тебя потоком ругательств, а потом без запинки повторяет весь список задом наперед? Я присел рядом с ним, думал как-то помочь, но он только требовал, чтобы я дал ему что-нибудь, чтобы он мог уйти.
– Уйти? В смысле умереть?
– Да.
– Поэтому ты и хотел позвонить психологу?
– Да. Тогда со мной дежурила Барбара, она долго с ним говорила и смогла немного успокоить…
– Ты ведь в курсе, что никто из его родных не знает, что он здесь? Кроме его друга, Николя.
Жюльен поманил меня за собой в кабинет.
Я сидела напротив него, крутя на пальцах кольца. К этому моменту я уже так долго скрывала свои аутичные проявления, что крепиться дальше было невмоготу. С тех пор как умерла тетя – а точнее, с короткой передышки в часовне, – я ни единого мига не была предоставлена самой себе. Я чувствовала, что мое терпение переполнено и вот-вот лопнет. И в то же время говорила себе, что если просто буду наблюдать за своим состоянием и отмечать: да, мне нужно сейчас побыть одной, чтобы подзарядиться, – то смогу протянуть еще немножко.
Я принялась с великим старанием делать вид, что непринужденно слежу за беседой. Мысленно повторяла как заведенная: «Смотри на лицо; если скажет что-то, с чем ты согласна, – кивни, не перебивай, улыбайся. Сейчас тебя как будто на паузу поставили. Веди себя естественно. Нет. Наоборот. Веди себя как женщина, которой ни к чему все эти инструкции».
Я так сосредоточилась на маскировке, что не заметила, как Жюльен замолк – и смотрел теперь на меня, очевидно, ожидая ответа на вопрос, которого я не слышала.
– Прости… Что?
– Говоришь, его семья не знает?
Я хотела ответить, но тут мне в голову пришел другой вопрос.
– Это нормально, что он еще с нами?
– То есть все еще жив?
– Да…
Он стал искать карту Смарта, приговаривая:
– Кларк Смит, Кларк Смит, где же тут Кларк Смит…
Так я впервые узнала настоящее имя Смарта. И мне тут же стало ясно, что «Смарт» – это сокращение от «Смит» и «Кларк». Я подумала, что это составное имя очень понравилось бы маме, которая тоже в свое время составила «Фабьену» из «фантастической» и «несравненной».
– Ага, вот она.
Он бегло просмотрел свои записи.
– Да нет, на момент поступления он подходил по всем критериям, тут никакой ошибки – просто такое тоже бывает. Он ведь у нас настоящий боец. Так мощно швырнул тот журнал, что мне даже захотелось спросить, не играл ли он раньше в бейсбольной лиге.
Я улыбнулась.
– А ты успел увидеть, что это был за журнал?
Жюльен рассмеялся – наверное, не ожидал такого вопроса. Не дожидаясь ответа, я добавила:
– Такой, с лосем на обложке?
– Ну, лось на меня летел довольно быстро, но да, он там был!
Я встала, поблагодарила его и сказала, что уже сильно опаздываю на урок живописи, и Себастьен точно будет недоволен. Жюльен проводил меня до кофемашины.
– Моя дверь для тебя всегда открыта, Фабьена…
Я посмотрела на него, ища в его глазах то озорство, которое всегда так меня поддерживало, но взгляд его был серьезен. Я проговорила:
– Спасибо, для тебя тоже.
И бросилась к студии, шепотом повторяя:
– «Спасибо, для тебя тоже». «Спасибо, для тебя тоже»?! Ну, Фабьена…
Лия, мастер фехтования
Около двух часов дня я вошла в студию и окинула ее взглядом, ища Себастьена. К занятию ничего еще не было готово. Я выбежала в коридор и обошла весь Дом в поисках своего помощника, потом написала СМС:
Как обычно, я расположила стулья кружком, возле каждого мольберта поставила баночки с краской, ведерко с водой, положила кисти и тряпочки. Эти несколько минут подготовки были для меня настоящим отдыхом души, потому что я могла свободно распоряжаться всем, к чему прикасаюсь. Я отошла к окнам, чтобы оценить свою работу, и не смогла сдержать улыбки, любуясь на все это множество художественных мелочей, выстроенных как по линеечке. Это был мой реванш за коврик в клинике Антуана: уж баночки с краской я расставлю так, как хочу.
● Красный, белый, персиковый, индиго, бирюзовый, черный и серый. Те же цвета, какими были окрашены в моем восприятии дни недели.
● Расположение остальных красок я выбрала еще перед первым занятием и с тех пор все три года его не меняла.
14:22. Себастьена по-прежнему не было, но что еще подозрительнее, никто из участников тоже не подошел. Я взяла картонку и написала на ней: «Вернусь через 15 минут». И, уже закрывая дверь и готовясь приклеить записку, обнаружила, что до меня кто-то успел повесить свою.
Занятия живописи сегодня не будет. Предупреждения были разосланы по электронной почте; если вы их не получили, пожалуйста, сообщите об этом Фабьене на следующем занятии. Спасибо за понимание и до встречи!
Я захлопнула дверь с такой силой, что картонка отклеилась и соскользнула на пол. Я подняла ее, пытаясь успокоиться. Меня не предупредили – ну ничего, не конец света: очевидно, что вышла ошибка, но я рванула к кабинету Лии так стремительно, будто у меня подошвы загорелись, если не сказать зад…
Она стояла у окна и смотрела, как дети на пляже играют в мяч. Я дважды постучала в дверь. Она обернулась с улыбкой.
– О, привет!
– Привет…
Я выразительно помахала картонкой. Подождала, пока дойдет, но Лию, казалось, это никак не тронуло.