Когда мы вылезли из машины, я сказала, что, прежде чем пойти в дом, тете следует познакомиться с рекой Святого Лаврентия. Мы торжественно встали втроем на берегу, и я начала представлять их друг другу.
– Дорогая тетя, это река. Она будет с тобой всегда – и в горе, и в радости.
– Ох, Фабьена, уж река-то не убежит, понятно – а вот мне к ней бегать надолго ли еще ног хватит…
– Ничего страшного, она и издалека тебя поддержит. Дорогая река, это Клэр, моя тетя. Она такая веселушка, вот увидишь! А когда хохочет, то колыхается всем телом, точно как ты. Вы с ней подружитесь!
Тетя, как я и рассчитывала, громко рассмеялась. Я встала перед ней, спиной к солнцу, и попросила разрешения ее сфотографировать. Сияя от радости, она распростерла руки – точно как я, когда впервые оказалась на берегу. Я могла бы захватить и пляж за ее спиной, но вместо этого сделала портрет крупным планом. Уж очень она была тогда красивая – лицо обрамлено белокурыми локонами, которыми играет ветер. Мы перешли дорогу и оказались у дома. Я протянула тете ключи, и она замешкалась.
– Так странно думать, что она жила здесь…
– Да, я чувствовала то же, когда впервые приехала сюда.
Как бы глубоко ни разделяла я ее переживания, холод уже кусал мне ноги – не терпелось оказаться в тепле. Немного помолчав, она отперла дверь.
Я не ожидала, что дом подействует на нее так сильно. Войдя в гостиную, она присела на подлокотник дивана и заплакала. Я бросила изумленный взгляд на Шарля. Тетина реакция сбила меня с толку.
– Тетя, ты что, уже не рада, что приехала? Если хочешь, отвезем тебя назад в Дэмон.
И тут же спохватилась:
– Ой, только куда ж ты там теперь поедешь.
Клэр и Шарль рассмеялись. Нечасто мне доводилось видеть такое мокрое от слез лицо. Она любовно переводила взгляд с одного предмета на другой: эти стены явно навевали ей множество воспоминаний. Не найдясь, что еще сказать или сделать, я подхватила два чемодана и понесла к ней в спальню. В коричневом что-то звякнуло, будто школьный звонок на перемену. Тетя поспешно поднялась и, вытирая лицо, сообщила, что привезла вина – отпраздновать новоселье.
Чтобы до вечера тетя не скучала, я организовала для нее целую программу. Мы обошли с ней все, что непременно следовало посетить в Сент-Огюсте: причал, ремесленные магазинчики и художественные галереи, продуктовый, клинику, библиотеку – и вдобавок Шарль догадался познакомить ее с Жосленом, владельцем местного магазинчика, который любил быть в курсе всех новостей.
Тетин визит означал для него свежую сплетню, которой он еще несколько дней сможет радостно потчевать своих посетителей. С первой же минуты их разговора стало ясно, что они отлично поладят. Жослен, как я знала, несколько лет как овдовел, тетя была одинока, и мне подумалось, что, быть может, прямо здесь, между отделом спиртного и полкой с чистящими средствами, я наблюдаю начало новых отношений.
На ужин, который я решила подать наверху, в «винтажном уголке», я приготовила спагетти со своим фирменным соусом. Тетя похвалила меня, сказав, что мамин рецепт я воспроизвела в совершенстве. К горлу у меня подступили слезы – правда, я списала неожиданный прилив эмоций на спиртное.
– Расскажи мне о ней.
Тетя вытерла губы и отпила вина.
– Твоя мать – самая сильная женщина из всех, кого я знаю. И я так говорю вовсе не потому, что она мне сестра. Она зверь, а не женщина!
Шарль выпучил глаза:
– А-а, так вот в кого она такая! Фабьена сама настоящий зверенок!
Я улыбнулась ему и протянула руку – а когда он хотел было взять ее, быстро отдернула.
– Извини. Я еще не совсем ручная.
Мы рассмеялись. Тетя продолжила:
– У меня даже язык не поворачивается говорить о ней в прошедшем времени. И как только такой человек, как она, мог угодить в лапы этого Марселя. Совсем не в ее духе.
Я перестала смеяться.
– Не говори так. Она в секту его угодила, а не в постель.
– А вот этого, Фабьена, точно сказать никто не может. Порой думаешь, что знаешь людей, а потом вдруг оказывается, что ты кругом ошибался. Все секреты твоя мать унесла с собой.
Я переглянулась с Шарлем, который, очевидно, тоже не понял, что она имела в виду.
– А мой отец?
Она улыбнулась, набирая в ложку спагетти. Ее техника была безупречна – у меня никогда так не получалось. Ложка стояла ровно под таким углом, чтобы макаронины легко наматывались на вилку.
– Ну а что твой отец… Про него мне сказать особо нечего.
Шарль перевел разговор на другую тему, и дальше они час проговорили о новых коммерческих проектах, которые затевались в Дэмоне.
В 22:32, когда я готовилась подавать десерт, у меня зазвонил мобильный. Это была Лия. Не успела я снять палец с зеленой кнопки, как в динамике раздался ее голос.
– Алло, Фаб? Ты нужна нам в Доме. Смарт хочет с тобой поговорить.
Я всегда обожала шутки и частенько разыгрывала Лию. Я подумала, что она решила в конце концов мне отплатить.
– Да что ты говоришь, Лия! Может, еще и пирога для него захватить?
– Я не шучу, Фаб. Только что заходила медсестра: он хочет тебя видеть.
Я немного помолчала, ожидая, что она сейчас не выдержит и признается, что я ее раскусила. Но ответа не последовало.
– Я выпила. Не думаю, что мне стоит сейчас приезжать.
– Фабьена… Я слышу по голосу – не так уж ты пьяна.
По ее тону было совершенно ясно, что от визита мне не отвертеться. Я попробовала вытянуть из нее какие-нибудь подробности о просьбе Смарта, но Лия не стала распространяться и сказала лишь, что будет меня ждать. Садиться за руль мне было нельзя, и я попросила Шарля отвезти меня в Дом «Птицы».
– Он хочет тебя видеть? В субботу вечером?
– Похоже на то…
Шарль поинтересовался у Клэр, знает ли она Смарта, и разговор немедленно перешел на его фильмы, которые оба принялись оживленно обсуждать, пока я собиралась. Они его так расхваливали, что я устыдилась своего невежества. Жаль, что я не могла разделить их восторг. Я быстро сменила платье в цветочек на вязаный свитер с джинсами, забрала волосы в пучок, подкрасила немного ресницы – все, готова. К Дому мы поехали втроем, и по дороге тетя щедро делилась догадками о том, что же задумал Смарт.
– Небось хочет позвать тебя актрисой в новый фильм! Или завещать тебе свои миллионы!
Шарль одно за другим отметал ее предположения, в то время как я нервно крутила на пальцах кольца, соображая, как мне следует держаться, когда я переступлю порог комнаты номер десять. Я предпочла бы часами кататься на машине и слушать радио, хотя диктор бубнил с полным равнодушием. Когда Шарль парковался, я засмотрелась на него, улыбаясь.
– Ты чего?
– Спасибо, что любишь меня.
Он залился смехом, который так мне нравился.
– Да ну тебя, Фаб, не говори так, я ж тебе не одолжение делаю!
Тетя пожелала сесть сзади, и на миг я совсем про нее забыла. Меня охватило смущение за свой порыв нежности. Мне хотелось горячо поцеловать его, как я любила, но я только чмокнула его в щеку, отстегнула ремень безопасности и попрощалась. Поглядела вслед машине и, лишь когда она уехала, вошла в Дом «Птицы». У дверей меня уже ждала Лия. Она потребовала, чтобы я подняла руки и прошлась по воображаемой прямой линии, что я чуть было не проделала, но быстро спохватилась, поняв, что она шутит.
– Надеюсь, Фабьена Дюбуа, когда ты наконец напьешься, я сама буду трезва и это запомню!
В ответ я скорчила рожу и протянула тарелку, на которой лежал кусок пирога.
– Хочешь?
Я знала, что Лия сладкоежка. Она уставилась на пирог, пожирая его глазами, но тарелку не взяла.
– Смарт, наверное, будет рад гостинцу. Он как раз в обед просил чего-нибудь сладенького.
В коридоре «Ласточек» стояла тишина. На меня всегда глубоко действовали покой и безмятежность, здесь царившие, но по вечерам эффект был особенно силен. Пространство было будто пронизано тайной. В этом воздухе все было хрупким, как крыло бабочки: любое слово, любой разговор. Грань между жизнью и смертью была здесь предельно тонка – и, вопреки здравому смыслу, именно поэтому в хосписе мне становилось легче.
Теперь Лия выглядела серьезной, и между бровей у нее залегла характерная складка. Я не выдержала и резко остановилась.
– Ты точно не знаешь, чего ему надо?
Она не ответила и только махнула рукой, чтобы я поскорей зашла. Кровь стучала у меня в висках. Я обернулась – но Лия уже возвращалась к себе в кабинет. Смарт сидел в постели и читал все тот же журнал, что и в прошлый раз. Когда он заметил меня и скривился, я подумала, что Лия все-таки меня уделала. Смарт вовсе никого не звал, а она сейчас потирает руки, довольная своим ходом. Только вот никак не верилось, что Лия способна зайти так далеко.
Я поставила тарелку с пирогом на столик у кровати и сняла пальто. Мы по-прежнему ни словом не перемолвились. Я, как и тогда, присела на подоконник, решив, что досчитаю в уме до тридцати – и, если за это время он ничего не скажет, начну разговор сама. Заодно я улучила момент, чтобы окинуть взглядом его личные вещи: стопку книг и журналов на книжной тумбочке и фото немецкой овчарки в деревянной рамке. Здесь не было того, что обычно видишь в комнатах пациентов: цветов, растений, фотографий родных, детских рисунков.
Секунды шли, а Смарт на меня даже не взглянул. Двадцать восемь. Я встала и направилась к двери.
– Фабьена!
Он произнес мое имя таким голосом, как будто я уходила навсегда. Я обернулась и подняла указательный палец: подождите минутку. Дежурила моя любимая медсестра, Барбара. Я спросила ее, навещал ли кто-нибудь Смарта за все то время, что он у нас лежит.
– Ты представляешь, я у девочек сегодня то же самое спрашивала. Нет, посетителей не было, и не звонил никто.
– А ты уже знала, кто он такой?
– Ну конечно, я думала, тут весь день будет толпа народу, человек-то известный.
Я ушла, крепко задумавшись. Увидев меня снова, Смарт опустил журнал и подложил себе под спину подушку, чтобы сидеть повыше.