Она опустила голову и сжала губы, отчего лицо приняло скорбное выражение.
— В каком смысле «перестаралась»? — уточнила Оля.
— Слишком легко ему всё давалось. В школе-то неплохо учился, я ему на окончание оплатила вождение. Когда права получил, доверенность оформила на машину. Тогда ещё он срывался иногда, грубил, но казалось, что в целом всё нормально. А потом как-то сразу кувырком пошло: из института вылетел, поступать снова не захотел, работать не стал, всё искал куда пристроиться, да ничего найти не мог. Поработает месяца два в лучшем случае — и всё. Пить стал, с травкой баловался, по каким-то сомнительным клубам шастал, девиц катал. Я уже поняла, что слишком много давала, да мало требовала и гайки слегка закрутила, перестала давать карманные деньги: ещё надеялась, что перебесится и за ум возьмётся. А потом — опухоль. Я как-то сразу поняла: всё, конец.
— Ну мама! — не выдержал Саша.
Она бросила на него быстрый взгляд и покачала головой:
— Это страшно, это очень страшно, когда не с кем поделиться. Хотела поговорить с Ильёй, а он вернулся пьяный, у машины крыло помял… И так мне жалко себя стало и сына непутёвого! Как он без меня? Разобьётся же, бестолочь, раз в таком виде за руль садится! В общем, не вышло у нас задушевного разговора. Разругались вдрызг. Я у него отобрала и ключи, и доверенность. Думала, может хоть перед лицом моей смерти он опомнится и возьмётся за ум, а он… он…
— Мама, не надо! — опять вмешался Саша.
Значит, это Илья разбился на Олиной машине. Не зря Людмила Эдуардовна беспокоилась! Оля никак не могла сообразить, в какой момент в квартире появилась Людмила Эдуардовна, слышала ли она о похоронах и поняла ли, что речь идёт о её сыне. Но как могло выйти, что Илья с Сашей поменялись местами? Оля предпочла бы выслушать мужа, а не его мать. Какое ей, в общем-то, дело до проблем Людмилы Эдуардовны с сыном? Но у неё не было сил на конфликт, да и было жаль эту женщину. Может и нет её вины, в том, что сын вырос таким. Не всё зависит от семьи, многое — от окружения. Наверное, будет лучше дать Люжмиле Эдуардовне выговориться. Рано или поздно всё разъяснится.
Людмила Эдуардовна достала платочек, промокнула слёзы на щеках и сухо закончила:
— В общем, Илья хлопнул дверью и ушёл к себе. Неделю со мной не разговаривал, старался вообще не попадаться на глаза. Я видела, что еда в холодильнике пропадает — и всё. А потом он ушёл — и пропал.
На её глаза снова навернулись слёзы, и Саша торопливо сказал:
— Всё, хватит. Я сам расскажу, что дальше было!
Людмила Эдуардовна помотала головой:
— Ничего. Я смогу. Чайник, наверное, уже вскипел? Может быть, пойдём на кухню?
Саша, пользуясь паузой, по-хозяйски заварил чай, достал кружки с верхней полки буфета, чайные ложечки из ящика, разлил чай по кружкам. Оля пристально следила за его уверенными движениями. Это на самом деле Саша — он помнил, что где находится и без сомнений поставил перед Олей её любимую кружку.
Она поймала себя на том, что всё ещё не верит полностью в его возвращение и ищет подтверждение своим сомнениям или их опровержение. Как всё это странно!
Людмила Эдуардовна взяла кружку глотнула и снова поставила.
— Илья и раньше мог уйти из дома на день-два, в этом не было ничего необычного, но затем я не на шутку встревожилась. Илья раньше нередко пропадал на день-другой, с деньгами загулять несложно, но денег у него не было. Он знал, что всегда может попросить у меня. Не думаю, что он делал какой-то запас. Ну и, я рассудила, что в таком случае ни одна его подружка или приятель надолго ему кров не предоставят. Когда он не вернулся на третий день, я встревожилась. Сначала обзвонила друзей, но его никто не видел. Мне надо было ложиться на операцию, но как я могла? Пошла в полицию, стала обзванивать больницы. Мне сказали, что парень, похожий по описанию, лежит в реанимации. Без сознания. Его нашли в тот же день, когда он исчез. Какой-то водила зашёл в лес, натолкнулся на тело и вызвал скорую. Я, конечно, поехала в больницу — и опознала Илью.
— Повезло, — пробормотала Оля. — И вам даже в голову не пришло, что это не он?
— Как же я могла предположить? Увидела, конечно, что он изменился, но сочла это последствием травмы. Причёска… Ну, ему же выбрили часть головы, чтобы обработать рану… я подумала, что и остальное слегка обкорнали, чтобы не мешали лохмы. Специально уточнять не стала: когда сын при смерти, до волос ли? Как раз подошло время моей операции. Её делали в этой же больнице, только на другом отделении. Илья — я ведь считала, что это он — лежал на втором этаже, а я — на четвёртом. Уже на второй день после операции я смогла его навестить. Решила, что всё время, сколько можно, буду проводить с ним и разговаривать — ведь даже в бессознательном состоянии мозг работает. Но он пришёл в себя, вот только ничего не помнил: даже имени своего не помнил и не представлял, кто он и что с ним случилось! Я испугалась…
— А уж я-то как испугался! — подхватил Саша. — Врач только покивал, поцокал языком и сказал, что при травмах головы такое бывает и по идее должно достаточно быстро пройти, тем более, когда попаду в домашнюю обстановку, где всё знакомое и родное. Какая-то совершенно незнакомая тётка называет меня сыном, что-то рассказывает — а я не помню вообще ничего из этого. Жуть!
От этого воспоминания его передёрнуло.
— Погоди, — перебила его Оля. — Из этого — не помнишь, а что-то другое?
— Да. Другое было, но…
Он замялся и отвёл глаза в сторону, словно никак не мог решиться рассказать, потом тяжело вздохнул и признался:
— Мне сны снились — много. И в них я всякое помнил, чего не было. Ну, что читал: индейцев, пиратов, космические полёты… детдом видел, и тебя тоже, но как тут понять, что на самом деле было, а что пригрезилось! Тем более мама мне рассказывала о моей жизни… ну, о жизни Ильи. Какой тут детдом?
Вот я и решил, что всё, что вспоминается — это из подсознания. Оно же не отличает, что было на самом деле, а что прочитано или в кино увидел.
Людмила Эдуардовна вздохнула и призналась:
— Мне в больнице сказали, что память скорее всего вернётся, но предупредили не давить на сына. А я… не скажу, что давила, но старалась что-то вспоминать и рассказывать ему. И теперь чувствую себя виноватой. Думаю, если бы я не пыталась разбудить в нём воспоминания Ильи, собственная память могла бы вернуться куда быстрее. Но мне и в голову не могло прийти… Я рассказывала о тех моментах, которые, как мне казалось, Илья должен был помнить лучше всего, фотографии показывала. Он часами разглядывал альбомы, вглядывался в лица, морщился — и, конечно, ничего узнать не мог.
— Вы хотели, как лучше, — сочувственно сказала Оля. — Действительно, всё так совпало!
Она покосилась на торт и проглотила слюну. Как давно она не могла себе позволить таких излишеств!
— Давайте всё же чай попьём, — предложила она.
Людмила Эдуардовна глотнула — и поморщилась:
— Да он совсем остыл! Давайте погреем.
Пока кружки крутились в микроволновке, Саша разрезал торт и разложил по тарелочкам. Оля, не дожидаясь чая, начала есть. Какая вкуснотища! Язык проглотить можно!
Саша достал и раздал кружки. Людмила Эдуардовна тоже попробовала торт и продолжила:
— Я на сына нарадоваться не могла! Он стал таким деликатным, заботливым… Очень переживал о моём состоянии. Когда оказалось, что опухоль была доброкачественной, мы оба были так рады!
— Ты наверное думала, что надо было меня раньше по башке стукнуть, — рассмеялся Саша.
— Было такое… — смутилась: Людмила Эдуардовна. — Но теперь, когда с тобой всё выяснилось, теперь у меня целых два вопроса: куда делся Илья и почему ты, дорогая, не смогла найти мужа?
Она повернулась к Оле.
— Я не искала, — пробормотала она. — Я его похоронила. Ну, то есть, вероятно Илью.
Людмила Эдуардовна вздрогнула и уронила кружку. Она упала на стол и раскололась, чай растёкся по столешнице.
— Господи… Как?
Саша торопливо схватил полотенце и начал вытирать стол. Оля прижала ладони к щекам и с ужасом пробормотала:
— Соболезную… — неловко пробормотала Оля. Надо было как-то подготовить несчастную женщину, а не так сразу. Не сообразила, как лучше сказать!
— Как? — глухо повторила Людмила Эдуардовна.
— Это было в тот день, когда Саша уехал. Мне сообщали, что муж разбился. Ну… машина моя, документы Саши при нём были, фото соответствует — никому и в голову пришло, что это мог оказаться не он. Одежду я не видела. Мне сказали в морге, чтобы принесла другую — я и принесла. Лицо… ну, он был похож. Вот только Саша уехал с длинными волосами. Но я, когда увидела стрижку, ничего такого не подумала: перед отъездом был разговор, что в парикмахерскую пора…
Людмила Эдуардовна встала и отошла к окну.
Оля с Сашей переглянулись. Он встал, шагнул к матери, обнял за плечи. Так они простояли несколько минут. Оля отметила, что платок она доставать не стала. Жаль, лучше бы поплакала!
Но когда Людмила Эдуардовна обернулась, рот её был скорбно сжат, но, глаза оказались сухи. Она покачала головой и обратила взгляд на сына:
— Я не понимаю, как вы могли поменяться местами?
Глава 10
— Я тоже не могу этого понять, — подхватила Оля. — Неужели ты совсем ничего не помнишь?
Саша смутился:
— Ну почему? Я раньше не мог вспомнить, а сегодня получилось — как-то всё сразу всплыло. Всё началось тогда, когда ты сказала о беременности, и я решил, что должен непременно найти родных — не для себя, а чтобы ребёнок знал что-то о своих предках.
— Ты говорил, — кивнула Оля.
— Да. Ты тогда ещё сказала, что это не очень хорошая идея. Мне не хотелось спорить, да и аргументов никаких не было, просто чувство, что это важно. Но поиски я не прекратил…
В тот тёплый июньский день Саша вышел из дома в смятении. Оле, наверное, было бы неприятно узнать, что он не просто искал родню, а уже нашёл. Не сам, конечно.