клеилась мягким крылом, — чуть не заорал…
Студент разделся, приоткрыл форточку и залез под холодное одеяло. Все, что произошло вечером, казалось ему сейчас таким же далеким, как детство в старом доме. Словно кто-то другой торчал в аптеке, метался по городу, стоял в тоннеле, дыша на руки, а рядом на крышке колодца грелись усталые голуби…
Под самое утро проснулся. Почудилось сквозь сон, что у соседа за стеной, чуть слышно, — та музыка, тот же ударник, как в магазине, когда вздрагивала стеклина, за которой стояли «кассетники» и «вертаки», а в экранах телевизоров отражалась она, идущая к выходу…
После консультации студент зашел в столовую, взял «комплекс», устроился в уголке. Отпил сразу полстакана компота, ткнул вилкой в шницель.
Может, поехать к биофаку? Попытаться еще раз… Нет… Рядом будет маячить и ухмыляться тот парень… Лучше вообще об этом не думать… Сейчас главное — сесть за диплом, сесть основательно… Через две недели надо показать собранный материал… В библиотеку сегодня не сунусь — оттуда прямая дорога к биофаку — поеду к Андрюхе; сегодня чем дальше от центра, тем лучше…
Студент отнес посуду в мойку. Из-за соседнего столика рукой махнула Тамарка. Отвернулся.
Пока студент ждал трамвай, по дороге, что шла параллельно линии, один за одним проносились самосвалы, груженные снегом. Потом, уже из вагона, он видел вгрызающиеся в сугробы снегоочистители, грейдеры, скребущие обочину, людей в оранжевых жилетах.
Студент не отрываясь смотрел в протаянную дырку. Сквозь нее город казался чуточку незнакомым.
В трамвае не умолкал пассажир:
— Нынче зима что надо…
— А в том году снега почти не было, помните?.. Вот и приходится теперь небесам план перевыполнять…
— Старики говорят, лето будет засушливое…
Студент, вслушиваясь в разговор, выскреб на замерзшем стекле маленькую буковку «м».
— Я лично в их приметы не верю. Все же на глазах меняется. Может, мы уже такого на нашей многострадальной планете натворили, что и подумать страшно. Кругом стронций-девяносто — снег, и тот радиоактивный, скоро люминесцировать начнет — вот примета настоящая…
Андрюха был дома. Как и в прошлый раз, ползал на четвереньках вокруг ватмана — подправлял, подчищал.
— Да ты не расстраивайся, — Андрюха свернул ватман, отнес на стол. — Я еще вчера понял, что наш план с изъяном: не учел психологии. Во-первых, насильно мил не будешь, во-вторых, девицы типа твоей избалованы до ужаса — им принцев подавай, ведь, по их мнению, они живут для счастья, а счастье должно строиться на прочном фундаменте… Вот был бы ты железобетонным…
— А если она специально с тем парнем подстроила, чтобы надо мной подшутить, — знала, что будут ее ждать? А может, он случайно забрел на день рождения, и она хотела от него отделаться, да не могла?
— С женщинами надо рвать сразу и с корнем!
— Что-то ты свою Верочку до сих пор забыть не можешь… Сам же говорил: если вернется, все прощу, пусть хоть с ребенком чужим, — говорил?
— Сравнил… У нас была настоящая любовь…
— У меня, может быть, тоже настоящая.
— Не смеши… Тебе просто обидно, что тебя обвели вокруг пальца… Если бы любил, то не сидел бы у меня, а метался бы под ее окнами, телефон бы терзал, плакал бы горючими слезами, кусал пальцы и выл… Впрочем, я знаю, как тебе помочь, — Андрюха расстелил очередной лист, прижав края толстыми справочниками. — К тому же доведем до конца наш первоначальный план…
— Опять за свое!
— Нет, наберись терпения и выслушай, — Андрюха сжал лезвие между пальцами, навис над ватманом и срезал прозрачный лоскуток. — Есть самый верный и надежный путь… И как я сразу не допер? Нет на свете писателя, могу поспорить на что угодно, который не мечтал бы открыть настоящий талант и ввести его в большую литературу, А ведь у человека на лбу не написано — талант он или элементарный графоман…
— Зато написано в его произведениях… Талант виден по первой же строчке…
— Это когда талант уже развился… Вначале же трудно определить истинную цену, тем более в литературе… Сколько примеров, что писал человек ерунду, писал, а потом взял да выдал гениальную книгу — и никто его остальную писанину не помнит, и кажется, что гениальная книга была написана им сразу, без усилий… Да что я тебе объясняю — ты же об этом лекции слушал, на семинарах спорил, рефераты писал…
— Если я тебя правильно понял, то ты предлагаешь, чтобы я изобразил подающий надежды талант.
— Да тебе и делать-то, в сущности, ничего не придется — возьми какого-нибудь сильного, но забытого писателя, сработай под его стиль новеллу — так, странички три-четыре, чтобы не напугать мэтра объемом.
— Но он же знает, зачем я приходил в первый раз.
— И прекрасно… Скажи, что новелла уже тогда лежала в дипломате, а ты переволновался и нагородил всякой чепухи про диплом… Сделай страдальческое лицо, и он, вспомнив, как был несправедлив к тебе в тот раз, компенсирует все повышенным вниманием… К тому же любопытство вдруг ты приволок шедевр… А когда он заглотнет наживку, ты не стесняйся, соглашайся со всеми его замечаниями и побольше спрашивай, как ему удается так замечательно писать, и уверяй, что хочешь сам научиться такому искусству…
— Ты же знаешь, я слишком уважаю литературу… К тому же я никогда не писал ни прозы, ни стихов и пробовать не хотел… Человек или рождается писателем, или нет… Этому нельзя научиться…
— Минуточку, — Андрюха сходил на кухню, принес кусок батона, скатал мякиш. — Неужели из всей уймы прочитанных книг ты не вынес ничего? Все равно что-то осело в твоем мозгу, вошло в тебя непроизвольно, Андрюха прогнал хлебный шарик ладонью по ватману. — Сядь, попробуй; не получится — и не надо… К тому же твое появление с новеллой у писателя даст тебе шанс прояснить отношения с дочкой… Она откроет тебе дверь, а ты холодно скажешь: извините, но я не к вам, или, наоборот, убедишь ее, что она вдохновила тебя на творческие муки и ты благодарен ей…
— Лучше позвонить…
— Да она по телефону и разговаривать с тобой не будет, не надейся, — бросит трубку, и все, а на улице будет нарочно таскать за собой ухажера, и он даже может начистить тебе харю… Выбирай…
Вернувшись домой, студент отыскал в затрепанной телефонной книге нужный номер. Ему хотелось лишь одного: чтобы подошла она — и будь что будет. Но трубку снял писатель. Студент, прикрыв микрофон ладонью, дождался коротких гудков — давать отбой сразу было бы подозрительно. Минут через пятнадцать снова позвонил, и опять трубку поднял писатель.
Наверное, ждет срочного и важного звонка, или просто Марины нет дома… Гуляет с длинным по набережной…
Студент ушел к себе в комнату, уселся в старое кресло. Телефонный звонок — резкий и неожиданный.
Боясь опоздать, сдернул трубку — и услышал насмешливый голос Андрюхи. Тот обещал нагрянуть с утра пораньше и приобщиться к плодам творчества…
Студент еще раз, как можно старательней, набрал пять обыкновенных цифр.
Теперь этот номер вряд ли удастся забыть…
Но опять неудача.
А действительно, в предложении Андрюхи насчет новеллы есть рациональное зерно… Писатель же не круглый дурак, чтобы выставить начинающего автора, даже не заглянув в предложенную рукопись… История литературы убедительно показывает, что молодые всегда цеплялись с ловкостью обезьян за старые, но прочные ветки… Скакали по ним вверх, и только сорвав желанный плод, успокаивались и начинали в свою очередь помогать тем, кто рвался следом… Да и не в этом даже дело — пусть раздраженно откажет или озабоченно сошлется на нехватку времени — его право… Главное — доказать самому себе и Андрюхе, что не такое это сложное дело — выдать образец элементарной прозы, ведь большинство профессионалов лишь владеют суммой приемов, они как бы делают зарядку по давно заученному комплексу, и им в голову не приходит, что можно выкинуть какой-нибудь дух захватывающий трюк… Взять яркость и терпкость Бунина, добавить мягкость и плавность Чехова, подбросить болезненной психологии Достоевского и увенчать все толстовским психоанализом… Но тогда получится не рассказ, а целый роман, бумаги не хватит… Глядь, к утру на эпопею из современной жизни потянет… Только начать — засосет, как болото…
Студент достал из стола новую общую тетрадь, приготовил набор шариковых ручек, подаренных матерью, открыл форточку, чтобы проветрить комнату, а сам пошел на кухню чем-нибудь подкрепиться.
Заглянул в холодильник.
Почему раньше не тянуло писать?.. Или чем больше читаешь, тем меньше тянет к творчеству, и наоборот?.. Если у Марины скажут хоть одно доброе слово, начну копить деньги на пишущую машинку… В комиссионке их — завались…
Достал колбасу, масло, хлеб.
Для начала выдать бы страниц десять…
Студент просидел над раскрытой тетрадью всю ночь. Рисовал чертиков и принцесс, каждые полчаса умывался холодной водой и снова рисовал чертиков. Когда пришел Андрюха, то чертики перепрыгнули уже на следующую страницу.
— По небритой, мятой роже вижу, что шедевр готов, — Андрюха вошел в комнату. — Завидую твоей работоспособности…
— Знаешь, я наконец-то понял, почему в наше время так поздно становятся писателями.
— Оттого, что поздно влюбляются, — Андрюха взял тетрадь. — Настоящая любовь теперь посещает людей, увы, в достаточно зрелом возрасте, и исключения вроде меня только подтверждают правило…
— Я загорелся твоей идеей, устремился к листу бумаги — и вдруг подумал: о чем писать?..
— Конечно, о чертях, — Андрюха положил тетрадь обратно на стол. Под Булгакова!
— Понимаешь, для меня не было откровением, что писатели, как бы они ни уходили от реальности, строят свое произведение на фактах своей жизни. Пережитая ими боль, испытанное ими счастье — вот неисчерпаемый источник всех эмоций… А я, очутившись перед чистым листом, вдруг осознал, что мне не о чем рассказать людям, совсем не о чем…
— А детство?
— Детство было у каждого — а мое детство вряд ли чем отличается от детства любого другого; все мы шагаем по одним ступенькам, и все это на сто рядов давно обмусолено и обкатано.