— Всем, кто проголосовал, ставят такую метку.
— Зачем?
— Чтобы не голосовали по нескольку раз.
— Но ведь предъявляется какой-то документ при получении бюллетеня?
— Да, но в документе нет фотографии, его может предъявить любой.
— А метку можно смыть.
— Не выйдет. Фирма гарантирует недельный срок, — засмеялся юноша.
Через несколько дней были объявлены результаты выборов. «Хинду махасабха» получила 9 тысяч голосов, Конгресс— 6 тысяч, «Иттихад-уль-муслимин» — тысячу.
В тот же день «Хинду махасабха» праздновала победу. Здание партии было иллюминировано и украшено цветами. До поздней ночи под его сводами раздавались поздравительные речи и гремели овации. На «именинника» Рамачандру Рао надели цветочные гирлянды. По району Асифабада под барабанный бой шли процессии сторонников «Хинду махасабхи».
«Охотники за душами»
С миссис Мозес я познакомилась во время заседаний Всеиндийского комитета Конгресса. У прилавка книжного киоска, где продавали конгрессовские издания, ко мне подошла небольшого роста полная женщина, одетая в простое темное сари.
— Вы, конечно, иностранка, — сказала она.
― Да.
— И давно вы живете в Хайдарабаде?
— Всего несколько месяцев.
— У вас здесь есть друзья?
— Да. И немало.
— А кто они?
— Такие же индийцы, как и вы.
— Нет, я имею в виду не это. Кто они по религии?
— Большинство мусульмане.
— А есть ли у вас друзья среди христиан?
— Может быть, и есть. Я, правда, этим никогда не интересовалась.
— Как? Не интересовались? Но ведь вы же христианка!
— Кто вам об этом сказал? Я не верю в бога.
Глаза женщины округлились:
— Этого не может быть.
— Иногда бывает.
— Меня зовут Мозес, миссис Мозес. Я христианка. У нас гут целая община.
Кажется, это становилось интересным.
— А кто же вы, католики, протестанты, православные или кто-нибудь еще?
— Мы ни то, ни другое, ни третье. Мы исповедуем истинную религию, не ходим в церковь, не посещаем увеселительных зрелищ и кино. Ведем очень простой образ жизни.
Я поняла, что миссис Мозес — баптистка. В городе действовало несколько американских баптистских миссий. У них была паства и среди индийцев. Мне захотелось поближе узнать, что же это такое. Я пригласила мою новую знакомую в гости. Она с излишней, на мой взгляд, готовностью приняла это приглашение.
Дня через два миссис Мозес появилась у меня. И не одна. С ней пришла немолодая женщина с узким бледным лицом и вкрадчивыми манерами святоши.
— Мы здесь, — скрипучим голосом начала она, — потому, что хотим наставить на путь истинный вашу заблудшую душу.
Признаюсь, я не ожидала такого оборота дела и почувствовала себя неважно.
— Да, да, — подтвердила миссис Мозес, — вы даже не знаете, как вы заблуждаетесь.
— Но я уверена, что не заблуждаюсь.
— О, это звучит наивно, — проскрипела бледнолицая.
«В конце концов, — подумала я, — даже любопытно, как они собираются меня „обращать“».
— Вот вам для первого раза, — миссис Мозес протянула мне библию.
— Я читала ее.
На лицах моих «обратительниц» заиграли торжествующие улыбки.
— Вот видите, даже такая, как вы… — начали они хором.
— Нераскаявшаяся грешница, — продолжала я их мысль.
Баптистки смущенно потупили очи долу.
— Зачем так резко. Мы просто хотели сказать, что даже вы не прошли мимо этой священной книги.
— Конечно, потому что каждый атеист должен знать библию.
— Но для чего же?
— Чтобы уметь бороться против всего этого.
— Мы не будем спорить. Только просим выслушать нас.
— Пожалуйста.
— Если вы посмотрите на небо, — заскрипела святоша, — вы увидите солнце, луну и звезды. И все это создал бог. И землю создал бог, и траву, и деревья, и людей.
Мне стало казаться, что надо мной просто издеваются.
— Вы это серьезно? — спросила я, подавляя чувство досады.
Обе они, очевидно, заметили мое состояние.
— Не волнуйтесь, конечно серьезно.
Далее следовал рассказ о том, как бледнолицая, божьей; волею, была совлечена с греховной стези индуизма и водворена в лоно христианства. В самых чувствительных местах она пускала слезу, и голос ее дрожал. Путь ее «спасения» был красочен. Мне же спасения в этот день не было. Проповедница все говорила и говорила. Миссис Мозес в знак, согласия кивала головой и поддакивала.
Вдруг, на мое счастье, в дверь просунулась голова чаукидара и «богопротивным» голосом рявкнула:
— Мэм-саб, пришли убирать.
Бледнолицая проповедница вздрогнула и беспомощно уставилась на чаукидара.
— Пусть войдут. Извините, — сказала я, — в другое время, они не могут.
— Мы не смеем вас задерживать. Надеемся, что вы посетите нашу общину.
— С удовольствием.
Я включила фен, и в комнату ворвался свежий воздух.
И все-таки меня не оставляли мысли о том, что это за люди и связаны ли они с американскими миссиями. Во время затянувшегося посещения миссис Мозес и ее приятельницы я узнала только, что последняя когда-то принадлежала к высшей касте брахманов и была родом из Бенгалии.
Баптистская община, куда я пришла в один из ноябрьских дней, носила библейское имя «Элим» и занимала довольно обширную территорию. Здесь были жилые помещения для проповедников, для неженатой молодежи, для некоторых членов общины и молитвенный дом. Дом был большой и длинный. Крышу покрывали пальмовые листья, а циновки, укрепленные на столбах, поддерживающих крышу, заменяли стены. Внутри не было ни стульев, ни скамеек. На земляном полу лежали циновки. И только у передней стены молитвенного дома на небольшом возвышении стояли две кафедры для священников и виднелись обшарпанные бока старой фисгармонии. У дома толпились индийцы. Они тихо разговаривали и называли друг друга братьями и сестрами. В толпе я отыскала миссис Мозес, и та выразила неподдельную радость при моем появлении.
— Сейчас начнется проповедь, потом чтение библии и в конце — венчание. Один наш брат и сестра решили пожениться.
Люди стали входить в дом и рассаживаться. С одной стороны женщины, с другой — мужчины. Я села среди женщин, рядом с миссис Мозес. В руках прихожан были листовки с какими-то напечатанными текстами на английском и телугу.
— Что это? — спросила я.
— Это священные гимны. Мы их будем петь во время молитвы.
На кафедры взошли два священника. Они были в белых пиджаках и брюках. Один говорил по-английски, другой — на телугу. На женской половине между рядами сновали дети. Проникнуться торжественностью момента они, естественно, не могли. Усидеть на месте трудно. То там, то здесь затевалась возня, раздавались материнские шлепки и детский плач. К концу длинной проповеди многие из ребятишек утомились и мирно заснули. После чтения библии прихожане распевали гимны. Но гимны не были похожи на заунывное церковное пение. Они исполнялись в энергичном жизнерадостном темпе под аккомпанемент фисгармонии и барабана. Во всей этой службе было что-то глубоко индийское. И сидящие на полу смуглые люди, и ритмичные звуки барабана, и быстроглазые, ничего не признающие индийские ребята.
— Оглянитесь назад, — зашептала миссис Мозес, — пришли наши белые братья и сестры.
Я повернулась и увидела несколько десятков хорошо одетых людей. Среди них я узнала некоторых известных мне американцев.
— Вы знаете, из какой они страны? — обратилась я к своей соседке.
— Конечно. Они из Америки. Все наши главные проповедники — американцы.
Для белых «братьев» и «сестер» в конце помещения были поставлены удобные скамьи. Видимо, у них здесь были свои «белые» привилегии. Американцы держались особняком и старались не смешиваться со своими цветными «родственниками». Даже во время угощения, которое состоялось после венчания, для них был накрыт отдельный стол. Баптистское «братство», видимо, имело тоже свои цветные границы. Исключение, пожалуй, составляли две американки, одетые в сари. Они подходили к женщинам, разговаривали с ними, что-то спрашивали.
— Кто это, миссис Мозес?
— О, эти леди — наши главные проповедницы. Хотите, я познакомлю вас с ними.
— Конечно.
Но мы тотчас же потеряли обеих проповедниц из поля зрения.
— О, вот госпожа Локетт, — воскликнула миссис Мозес.
Локетт в стороне о чем-то тихо разговаривала с мистером Миллером, работником американского информационного центра в Хайдарабаде. Обычное елейное выражение исчезло с лица проповедницы. Сейчас оно было сосредоточенно серьезным. Над переносицей легли две резкие складки. Когда мы приблизились, я услышала конец фразы, сказанной Миллером: «…Это очень важно. Вы же понимаете, что сделать это — в наших интересах». Завидев нас, Миллер быстро отошел. Видимо, их разговор не имел отношения к религии. А то, что у американского осведомителя Миллера и проповедницы баптистской миссии оказались какие-то общие интересы и дела, давало основания для определенных выводов.
Локетт шагнула нам навстречу и протянула руку миссис Мозес.
― Это моя первая помощница, — сказала мне Локетт.
— И много у вас таких помощников?
— О, очень много. По существу все члены нашей общины.
― Кого же вам обычно удается вовлечь в общину?
— Мы работаем среди телугу. Все они телуту. Бывшие неприкасаемые. Обращать в христианство неприкасаемых нетрудно.
— А чем вы это объясняете?
— Видите ли, если человеку говорят, что он — существо, низкое от рождения, что он всю жизнь будет таким и его дети будут неприкасаемыми, то идея христианского равенства несомненно найдет отклик в его душе. Человек всегда тянется к истинному богу и истинной вере.
— А среди мусульман ваших последователей нет?
— Это удается сделать очень редко. С телуту — дело другое. Каждый член нашей общины старается обратить новых братьев и сестер. А они помогают нам в свою очередь.
Да, если бы эти «братья» и «сестры» знали, кому они помогают и во имя какого «бога»…