После совещания в кабинете задержался Сурепов. Брезгливо выпятив нижнюю губу и дождавшись, когда за дверью смолкли возбужденные голоса членов Военного совета, хмуро произнес:
— Полковник Иванцов в качестве заместителя, конечно, не подарок.
— Я ничего не мог поделать, — раздраженно сказал Перхуров. — Вы же сами видели, как обернулось дело.
— Помните — он близкий приятель генерала Маслова, два сапога пара: один скажет — другой поддакнет, даже если это будет глупость несусветная. Кажется, они и женаты на родственницах.
— Какое это имеет значение? — насторожился Перхуров.
Начальник контрразведки желчно пояснил:
— Иванцов из родственных и приятельских чувств попытается вернуться в город любой ценой, потому его Маслов и выдвинул. Вряд ли это входит в ваши планы.
— Я намерен сделать все возможное, чтобы прорвать блокаду города, — заявил «главноначальствующий». — Поэтому попрошу ваши намеки оставить при себе!
Тяжело поднявшись и подойдя к карте, Сурепов неожиданно попросил:
— Будьте добры, Александр Петрович, поточнее покажите, где остановился отряд Бусыгина. Возникло одно подозрение.
Перхуров с раздражением, небрежно показал точку на карте, где стояла усадьба на берегу Волги.
— Вы не ошибаетесь?
— Это место отметил сам Бусыгин, — недовольно произнес Перхуров. Поведение Сурепова, его вопросы выводили «главноначальствующего» из себя.
— Значит, все правильно, — платком вытер шею Сурепов, в него же высморкался и снова сел в кресло.
Перхуров брезгливо поморщился:
— Что правильно?
Начальник контрразведки ответил ему спокойно и даже лениво, вытянув ноги в грязных сапогах:
— Я получил сведения, что в ночь на десятое июля в этом месте красные наголову разбили какой-то офицерский отряд. Теперь ясно как божий день — это был отряд Бусыгина.
— Почему же вы не сказали об этом на Военном совете?! — В сердцах «главноначальствующий» бросил на стол карандаш.
— В мои обязанности не входит создавать панику. Достаточно, что об этом знаете вы, Александр Петрович.
— Но ведь операцию прорыва надо отменять!
— Зачем? — поднял брови Сурепов. — Пусть наши офицеры попытаются пробиться у Романовской заставы своими силами. А вдруг получится.
— Будут очень большие жертвы, — неуверенно выдавил Перхуров, усаживаясь за стол.
— Не вам объяснять, что без жертв нет войны. Кроме того, благодаря этой операций вам легче удается проскочить под мостом.
— А дальше куда?
У Сурепова, казалось, на каждый вопрос был продуманный ответ:
— Я бы посоветовал остановиться возле Волжского монастыря, где находится наш штаб тыла. Очень удобное место для развертывания партизанского движения — легко спрятаться в лесах. Возле монастыря отряд поручика Перова, с вами пятьдесят человек, среди монахов и крестьян наберете добровольцев. Это уже сила. Оружие и деньги на первое время у вас есть, а дальше видно будет.
Перхуров исподлобья глянул на Сурепова, процедил:
— А как же вы?
— Обо мне не беспокойтесь, уйду из города вовремя. Оставшиеся дни использую для подготовки агентуры, она нам еще пригодится. Кое-какие шаги в этом направлении я уже предпринял: распустил по домам часть офицеров контрразведки, снабдил их надежными документами, которые докажут непричастность к мятежу. Начальник интендантской службы после нашего ухода возглавит здесь всю агентуру, мужества и хитрости ему не занимать, когда-то негласно служил в жандармском управлении.
— Не слишком ли рискованно? — усомнился Перхуров. — Федор Михайлович — весьма заметная фигура.
— Завтра же он будет посажен в кутузку, якобы за несогласие сотрудничать с нами. Освободят его большевики, так что за дальнейшую судьбу Федора Михайловича я не беспокоюсь. Есть несколько надежных конспиративных квартир. Всякое может произойти, Александр Петрович, запомните на всякий случай три адреса…
Когда Перхуров заучил явки и пароль, начальник контрразведки спросил натянутым голосом:
— Штабс-капитан Бусыгин, как я понял, вырвался из Рыбинска. Он ничего не говорил о Савинкове, где он сейчас?
— Это ему неизвестно.
Начальник контрразведки недоверчиво поджал губы, но больше расспрашивать не стал.
Выпроводив его из кабинета, «главноначальствующий» облегченно перевел дух. Вызвав из соседней комнаты Бусыгина, рассказал ему о разгроме отряда. Штабс-капитан выслушал это известие невозмутимо:
— Моя главная задача — доставить вас в Казань.
8. Измена
Перхурову все больше нравился этот энергичный и находчивый офицер… Пока офицеры на передовой тянули жребий, кому бежать из города вместе с Перхуровым, уже отобранный им отряд стаскивал на «Пчелку» оружие и патроны, с соседний пароходов сняли все спасательные пояса, забрали в госпитале львиную долю перевязочных средств и медикаментов.
Не обидели себя и продовольствием — целиком взяли неприкосновенный запас караульной роты. Даже поднявшись на пароход, Перхуров не выпускал из руки саквояж с миллионами. Как с ними поступить дальше, он еще не знал, в голову приходило всякое.
О разгроме отряда Бусыгина «главноначальствующий» сообщил Иванцову перед самым отплытием, сказал о своем решении причалить возле Волжского монастыря, доказывал, что изменение первоначального плана вынужденное, вызвано крайней необходимостью.
Разговор вышел злой, неприятный. Вряд ли Иванцов поверил Перхурову, но в городе не остался.
Развернувшись возле баржи смерти, «Пчелка» направилась вверх по Волге. Было раннее утро, над рекой повис плотный туман, крепко пахнущий дымом. Стоя на капитанском мостике, Перхуров перекрестился и мысленно проклял этот город.
Заметив на железнодорожном мосту силуэт часового с винтовкой, упал на палубу, осторожно приподнял голову. Часовой почему-то не стрелял, лишь с правого берега кто-то упорно выпускал патрон за патроном, задерживаясь только при перемене обойм. Пули попадали в спасательные круги на бортах, цокали об металлическую палубу.
Долго помнил потом Перхуров, какое облегчение охватило его, когда тысячетонный горбатый мост на огромных каменных быках остался позади.
А в это время, отвлекая красных, у Романовской заставы безуспешно бросались в атаку за атакой офицеры-боевики…
Перхуров уже хотел спуститься в кубрик, как вдруг увидел: из тумана навстречу им, чуть левее, с непотушенными топовыми огнями идет пароход.
Сомнений быть не могло — к городу спешил еще один отряд красных. И Перхуров не ошибся, прочитал на кожухе ходового колеса название — «Товарищ крестьянин». Оттуда засигналили, закричали. Перхуров шепотом приказал рулевому взять правее и прибавить ход.
Полковник не мог предвидеть, что с командиром этого отряда через четыре года они встретятся лицом к лицу в этом же самом городе, из которого он бежит. Встретятся на суде, на котором полковнику вынесут смертный приговор…
Сразу же за Волжским монастырем «главноначальствующий» приказал причаливать к берегу.
— Здесь пристани нет, сядем на мель! — заупрямился рулевой, носастый парень в засученных штанах и драном тельнике.
— Выполняй! — схватился Перхуров за кобуру.
Рулевой стиснул зубы, закрутил штурвал.
Днище заскрежетало по дну, пароход остановился. Скинули на берег длинный трап, быстро выгрузились.
На лугах возле монастыря крестьяне косили траву, офицеров встретили настороженно, молча. Иванцов предложил им вступить в Северную Добровольческую армию. Один из мужиков, побойчее и похитрее, заявил, что прежде надо собрать волостной сход. Иванцов и убеждал их, и стращал, но крестьяне, как могли, отговаривались, юлили.
Перхуров, послушав ату перебранку, сказал ему:
— Время терять нельзя, надо как можно скорее выручать Заволжский участок. Попытаемся сделать это своими силами, а вас я попрошу задержаться здесь и организовать отряд из мужиков.
Иванцов посмотрел на угрюмые лица крестьян:
— Нет уж, лучше я с вами… Потом сюда вернемся.
Настаивать Перхуров не стал, боясь, как бы офицер не понял, что он хочет избавиться от него. Обратился к Бусыгину:
— Часть оружия временно надо спрятать. Найдите подходящего человека.
Бусыгин кивнул на низкорослого рыжего мужика в сторонке:
— Церковный староста Сафонов. Свой, я с ним перекинулся парой слов.
— Возьмите еще людей.
— Лишние люди — лишние свидетели. Прихвачу только прапорщика Хрыкова, справимся.
В монастыре остановились передохнуть. Монахи щедро угостили офицеров запасами из келарни — окороками, вяленой рыбой, медом. Расщедрился и староста — вынес из подвала две четвертные бутыли самогона.
Вышла на крыльцо дочка старосты. Посмотрела, как жадно жуют и пьют «защитники», и скрылась в доме, только коса мелькнула. Посыпались шуточки, сальные анекдоты. Ожили офицеры, вырвавшись из обреченного города, повеселели.
Пока Бусыгин укрывал оружие, «главноначальствующий» в доме наместника монастыря беседовал с поручиком Перовым, командиром отряда, охранявшего подступы к тыловому штабу. Иванцова отослал еще раз поговорить с крестьянами. Но те стояли на своем:
— Некогда нам из винтовок пулять, косить надобно.
— Кабы волостной сход собрать.
— Коровы без сена при любой власти сдохнут, хоть при Советской, хоть при вашей, барин…
Иванцов понял, что его водят за нос, пообещал сжечь деревню дотла. Но только разозлил мужиков, вернулся в монастырь не солоно хлебавши. Когда подошел к дому наместника, Перхуров уже строил отряд. Мысленно офицер отметил, что с саквояжем он не расстался и здесь.
Появившийся из кедровой рощи Бусыгин отозвал Перхурова в сторону, зашептал, обжигая ухо горячим дыханием:
— Ненадежен этот староста, трусоват. Если красные прижмут, проболтается о тайнике.
— Вы застрелили его?!
— Зачем же своих-то? — скривился штабс-капитан. Рассказав, где и как он спрятал оружие, добавил желчно: — Все равно теперь мужики не выступят, зря Иванцов глотку драл. А эти винтовочки могут потом пригодиться.