— Скажи, сняли с дежурства, сможешь проникнуть в подвал только через неделю.
— А потом?
— А потом видно будет.
Когда они вышли из губернаторского особняка, противоположный берег Волги уже затянула темнота, ветер мел по замерзшей реке серый снег, обнажал черные ледяные залысины, ни единого огонька не светилось в Заволжье…
На следующий день в условленном месте Тихон встретился с Перовым. О случае на Власьевской он уже знал и первым делом спросил, беседовали ли с поручиком в штабе военного округа.
Поручик был зол и взволнован, заносчиво ответил Тихону:
— Беседовали, но не о том, о чем вы там, в губчека, думаете.
— Кончайте, Матвей Сергеевич, загадками говорить! — рассердился Тихон.
Они шли по темной Борисоглебской улице, под сапогами поскрипывал снег, ветер подгонял редких прохожих.
Перов говорил приглушенно, в поднятый ворот шинели:
— Меня вызвал начальник контрольного отдела Ляхов, стал пугать, что выгонит из штаба. Я ему в горячке лишнего наговорил. Ну, думаю, все: в губчека не арестовали — Ляхов арестует. А он вдруг усмехнулся — и передает мне пароль от штабс-капитана Бусыгина.
— От какого Бусыгина? — не сразу дошло до Тихона.
Перов желчно ответил:
— От того самого, с которым мы у доктора Флексера наши контрреволюционные планы обсуждали.
— Но этого не может быть! Ляхов — начальник контрольного отдела, который следит за работой военспецов!
— Это он для других — начальник отдела, а для меня и Бусыгина — соратник по контрреволюционному подполью.
— А как встретил вас Ливанов, начальник артиллерийского управления? — спустя несколько минут спросил Тихон.
— Кажется, Ляхов не доложил ему, что я попал в губчека.
— Значит, он не с ними?
Помолчав, Перов неуверенно произнес:
— Не знаю. Поручиться за него не могу, сами разбирайтесь.
— А вы не спрашивали о нем у Ляхова?
— Посоветовал держать с ним ухо востро.
— Как вы думаете, Матвей Сергеевич, Ляхов может быть руководителем подполья?
На этот вопрос Перов ответил решительно и категорично:
— Нет, это не он. Встреча с руководителем у меня, вероятно, еще впереди.
— Почему вы так считаете?
— Ляхов сказал, что после случая в очереди мне оставаться в городе опасно. Решено послать меня в Вологду со сведениями о расположении частей Северного фронта, перед командировкой проинструктируют, все сведения будут переданы устно. Вряд ли сам Ляхов располагает такими сведениями.
На углу Стрелецкой улицы они расстались, напоследок Тихон предупредил поручика:
— Как только вас вызовут, дайте знать. Если там будет руководитель подполья — арестуем его.
Но когда Тихон рассказал о сообщении Перова начальнику иногороднего отдела, тот охладил его пыл:
— Есть приказ Троцкого не вмешиваться чекистам в дела военных организаций, — хмурясь, проговорил он.
Тихон возмутился:
— Выходит, даже если выясним, кто руководитель этой шайки-лейки, мы все равно не сможем его арестовать?!
Лобов не ответил, с этим приказом ему самому многое было непонятно.
Каждый вечер Гусицын спрашивал квартиранта, скоро ли он будет дежурить в губисполкоме. Через неделю Тихон сказал, что бюст самодержца, целый и невредимый, стоит в подвале, добавил с иронией:
— Нанимайте еще трех-четырех грузчиков, и доставим вам бывшего царя-батюшку прямо в комнату. Тяжеленный только, как бы к соседям на первый этаж не провалился.
Едва сдерживая раздражение и с беспокойством заглядывая чекисту в лицо, Гусицын нервно перебил:
— Вы сможете провести меня в подвал?
— Рискованно. Я и сам-то с большим трудом проник.
Гусицын колебался, но другого выхода у него не было, как рассказать квартиранту о зарытом в подвале губернаторского особняка ящике.
Тихон поинтересовался содержимым тайника.
— Некоторое документы жандармского управления. Они помогут нам в дальнейшей работе.
— Сколько мне будет за работу? — Тихон сделал пальцами движение, словно бы ощупывая бумажные деньги.
Гусицына на стуле как подбросило:
— Чтобы завтра же ящик был здесь!
— Из-за какого-то ящика я рисковать не буду! — резко осадил его Тихон. — За это меня Бусыгин не похвалит.
Хозяин сразу сменил тон, заискивающе попросил квартиранта:
— Вы уж постарайтесь, Тихон Игнатьевич. Мне без этого ящика хоть в петлю лезь.
Видимо, за задержку с картотекой жандармских осведомителей Бусыгин устроил ему накачку: спешил штабс-капитан.
С завершением операции надо было спешить и чекистам.
И вот на очередной встрече Перов сказал, что с ним разговаривал сам руководитель подполья.
— Кто он? — напрягся Тихон.
— Бывший полковник Генерального штаба Федор Михайлович Дробыш, — четко проговорил поручик.
Тихона — как обухом по голове.
— Дробыш?! — воскликнул он изумленно.
— Он самый, начальник мобилизационного отдела штаба военного округа.
— Ну, дела! — не сразу пришел в себя Тихон.
— Между прочим, Дробыш живет напротив Гусицына.
Тихон невольно проговорился:
— Я знаю, бывал там.
Ему удалось обмануть Дробыша, но и самого его обвели вокруг пальца.
— Продолжайте, — оправившись от растерянности, сказал он поручику.
— В Вологде я должен обратиться к начальнику отдела Военконтроля Кириллову.
— И там, значит, предатели.
— Он поможет мне передать сведения в Архангельск англичанам. Они, вероятно, и решат мою дальнейшую судьбу. Хорошенькая перспектива для русского офицера — стать английским шпионом, — горько усмехнулся поручик.
В этот же день с фальшивыми сведениями о расположении частей Северного фронта Перов выехал в Вологду. Сведения, полученные им от Дробыша, фактически открыли бы интервентам дорогу на Москву…
4. Дзержинский
В кабинете председателя губчека холодно, накурено, в блюдце на столе гора окурков. От порывов ветра стекла в окнах дребезжат, колышутся занавески, покачивается голая, без абажура, лампа на шнуре.
Лагутин кутается в шинель, покашливает от простуды. Только что он перечитал последнее донесение Вагина, отложил его в сторону.
Итак, подтвердилось то, о чем он уже догадывался, — руководитель подполья — начальник мобилизационного отдела штаба военного округа.
Подозрение это закралось в тот самый день, когда Тихон рассказал о своем знакомстве с Дробышем. Лагутин хорошо знал бывшего полковника — часто приходилось вместе бывать на совещаниях. И поразился: что это вдруг накатило на нелюдимого, желчного Дробыша?
Значит, эта встреча была ему нужна. Но зачем начальнику мобилизационного отдела знакомство с сотрудником губчека? Почему эта встреча совпала с появлением в городе связного Перхурова?
Эти вопросы укрепили подозрение Лагутина. А мысль, что в штабе военного округа окопался серьезный и опасный враг, возникла у него еще раньше, невидимые нити тянулись к бывшему полковнику Генерального штаба…
В который раз Лагутин перелистывал донесения оперативных сотрудников.
…Под Рыбинском взлетела на воздух база Волжской флотилии, в результате флотилия осталась без боеприпасов. Рыбинские чекисты предупреждали о возможной диверсии, но военспецы из артиллерийского управления никаких мер не приняли. От штаба военного округа на место взрыва выезжал Рузаев, после возвращения с базы доложил: взрыв произошел из-за неосторожности и неправильного хранения боеприпасов — дело было закрыто.
…Следующее донесение. Под Вологдой ярославский полк без боя попал в засаду, англичане окружили его и пленили. В штабе военного округа знали о захвате станции интервентами, но командира полка не известили.
…Последняя диверсия. На станции Всполье выведен из строя эшелон артиллерийских орудий, в поршневые устройства вместо масла кто-то залил азотную кислоту.
Эшелон без всякой нужды был задержан на станции по приказу из штаба военного округа. Один из железнодорожников в тот день видел возле артиллерийского состава сцепщика Агеева, хотя смена была не его. За сцепщиком установили наблюдение, проследили, как он встретился у Сретенской церкви с Гусицыным.
При тщательной проверке личности Гусицына выяснилось следующее. В Ярославль он приехал перед самым мятежом из Ростова, где служил в комиссии по борьбе с дезертирством. Один из его сослуживцев вспомнил, что однажды на улице Гусицына обозвали полицейской ищейкой.
Фотографию служащего губпродкома предъявили старым большевикам. Председатель рабочего кооператива ткацкой фабрики Зольников опознал в нем бывшего сотрудника сыскного отделения полиции Цибалкина — в 1905 году он арестовал Зольникова за организацию забастовки на фабрике.
В архиве Департамента полиции отыскалось личное дело Цибалкина-Гусицына, в нем прокурор окружного суда докладывал городскому полицмейстеру, что Цибалкин «немало потрудился в избранной им сфере деятельности и оказал существенную услугу охране спокойствия Империи».
Лагутин сложил донесения оперативных сотрудников в папку, подумав, крупными буквами написал на ней: «Дело о заговоре в штабе Ярославского военного округа». Потом вызвал начальника иногороднего отдела, познакомил его с последними донесениями и, подняв папку, сказал:
— Этих фактов достаточно для ареста предателей.
— За чем же дело стало? — спросил Лобов. — Сегодня же взять Дробыша и других.
— Не забывай о приказе Троцкого не вмешиваться в работу военных органов, — напоминал Лагутин, положил папку на стол, накрыв ее широкой ладонью.
— Арестовать компанию Дробыша без разрешения Троцкого. Окончательно уличить предателей на допросах.
— Не выполнить приказ председателя Реввоенсовета? Тут сразу под трибунал угодишь.
— Значит, дожидаться, когда вооруженное офицерье в открытую на улицы выйдет?! — взглядом Лобов словно бы оттолкнул председателя губчека. — В июле восемнадцатого дождались…
— Я решил обратиться к Дзержинскому, позвонил в Москву. Но Феликса Эдмундовича на Лубянке нет, уехал на Восточный фронт.