мысленными жалюзи. Излишнюю космическую составляющую этого интерьера уравновешивали лишь многочисленные растения. Посреди всего этого великолепия главенствовал воздушный стеклянный стол, за которым восседал Боталов.
– Это что за делегация? – хмуро спросил он вместо приветствия.
Инна уселась в кресло без приглашения, мужчины остались стоять.
– Саша, я с тобой развожусь, – спокойно сказала она. – Это мой адвокат. Думаю, будет лучше, если мы расстанемся мирно.
Боталов встал, перевел тяжелый взгляд с лица Инны на Романенко, потом посмотрел на холодно улыбавшегося мужчину в костюме.
– С каких пор фигуристы ведут юридическую практику, – презрительно осведомился он, сунув руки в карманы. Раскачиваясь на носках, Боталов выглядел весьма внушительно, но ни Романенко, ни адвокат почему-то не испугались.
– Саша, я ухожу от тебя к Евгению, – негромко сказала Инна. – Это не обсуждается. С тобой совершенно невозможно жить. И я… не буду этого делать.
Боталов круто развернулся и посмотрел на жену.
Под его взглядом Инна съежилась, но не опустила головы, напротив, вздернула подбородок кверху.
Боталов помолчал, а потом, неожиданно повеселев, уселся за свой стол.
– Ну что же, – сказал он. – Раз у вас любовь, не смею препятствовать. Только одна проблема: ни копейки от меня ты не получишь. С чем пришла, с тем и уходи. И дочь останется со мной.
– Думаю, что Инна Валерьевна имеет право на половину вашего состояния, – негромко, каким-то скучным голосом сказал адвокат.
– Тебя не спрашивают, – отрезал Боталов.
– Алису я заберу, – сказала Инна. – Место дочери рядом с матерью.
– Ты не мать, ты блядь! – заорал Боталов так, что за стеклянным окном-витриной встрепенулась секретарша и с сомнением привстала: зайти, не зайти?
Романенко шагнул к окну и задернул жалюзи, отгородившие остальной офис от модернового офиса начальника.
– Саша, ты можешь оскорблять меня, сколько хочешь, но я не уйду без дочери, – твердо сказала Инна.
– Даже не думай об этом, шалава, – пригрозил Боталов.
– Не смейте так разговаривать с ней! – воскликнул Евгений.
– А ты рот закрой, пока я тебе коньки в зад не затолкал! Я сказал: дочь останется со мной, а ты – катись, откуда пришла! Ничего не получишь!
Инна нерешительно оглянулась на адвоката.
Тот еле заметно кивнул и вынул из портфеля плотный конверт и диктофон.
– Это еще что? – хмуро спросил Боталов.
Вместо ответа адвокат нажал на кнопку, и в офисе послышался голос мертвой Виктории Черской.
– …Знаете, он совершенно не волновался, что его услышат. Прямо так и сказал: «Протасов – это проблема, и ее надо решить». Когда я приехала в город, то узнала о… Я тогда сразу поняла, что значит «решить проблему». Через несколько недель, когда Саша попробовал урезать алименты, я сказала, что все знаю, и если ему дорога репутация, то лучше бы ему со мной не играть. Я сказала, чтобы он даже не пробовал угрожать мне, я все записала и передала в нужные руки. Если со мной что-то случится, ему не поздоровится…
– Помимо вас, у Протасова были и другие партнеры, – тускло сказал адвокат, подвинув конверт Боталову. – Из этих документов следует, что вы слили свои и его активы в самый ответственный момент – за день до его смерти. У Протасова остались наследники. Если они затеют тяжбу, вы можете потерять не только деньги, но и безупречную репутацию.
Боталов бегло посмотрел документы и отшвырнул их от себя.
– Вы ничего не докажете, – резко бросил он.
– Возможно, – сказала Инна, поднимаясь. – Но по крайней мере Егор точно узнает, кто убил его мать. Он уже подозревает тебя, только доказательств нет. Это будет последним перышком на его весы сомнений.
Инна кивнула на диктофон.
– В суде я расскажу все, – сказала она. – И про убийства Протасова и Виктории, и про краденые деньги, про черный нал и офшорные счета. Я хорошо подготовилась, Александр. И просто так не уйду. Ты не выкинешь меня из поезда, как бедную Вику.
– Мне надо подумать, – медленно сказал Боталов, с ненавистью глядя на Инну. Она милостиво кивнула и пошла к дверям.
– Думай, – бросила она через плечо. – У тебя есть немного времени. До конца недели.
Евгений открыл перед ней дверь.
Инна вышла в просторный холл и с гордо поднятой головой прошагала к лифту, сопровождаемая удивленным взглядом секретарши. Она продержалась до самой машины и только там, избавившись от преследовавших зрачков видеокамер, позволила себе разрыдаться от схлынувшего напряжения.
Боталов просидел в кабинете до вечера, глядя на диктофон, как на ядовитую змею. Обеспокоенная секретарша заглянула в тот момент, когда высокий, слегка истеричный женский голос, звучавший из динамика, сказал:
– …Если со мной что-то случится, ему не поздоровится…
Благоразумно решив, что в странности поведения Боталова ей лучше не вдаваться, девушка переключила все звонки на заместителей.
Поздно вечером, когда она уходила домой, начальник все еще сидел в кабинете, шуршал бумагами и слушал голос мертвой женщины.Для Димки зима пролетела совершенно незаметно. Его клипы крутили на телевидении, альбом продавался во всех магазинах, фанатки рвали его одежду на куски, стоило ему зазеваться и подойти к краю сцены. В карманах приятно шуршали купюры, в магазинах подобострастно улыбались продавцы, демонстрируя ему модные новинки…
Все это, вместе взятое, ему очень нравилось.
Неприятностей тоже хватало, но они, залеченные волшебными таблетками, так же угодливо поставляемыми дилерами, проходили нелепыми призраками, размытыми тенями, не имеющими четких оскалов и оттого нестрашными.
Приятности же радовали каждый день.
В мае Егору впервые доверили вести грандиозный концерт на Васильевском спуске вместе с куда более опытной Аксиньей Гайчук. Димка же должен был спеть там целых две песни. Оба нервничали, стоя за сценой.
– Может, коньячку дерябнем? – предложил Егор.
– А есть? – осведомился Димка.
– А то. Немного, но есть. Блин, уже столько всего за плечами, а вот на такую толпу работаю впервые…
Егор поморщился, сделал шаг в сторону и мгновенно пропал в разряженной толпе артистов, музыкантов и рабочих сцены, толкавшихся за широкими мониторами. Прислонившись к столбу, Дима глазел в узкую щель между динамиками. Толпа-река волновалась и шумела, ожидая начала мероприятия. На сцене колбасился разудалый казацкий ансамбль песни и пляски, звонко биясь на саблях и откалывая коленца с громогласными «Хэй!».
– Дима, – налетела какая-то встрепанная тетка с наушником в левом ухе, блокнотом и ручкой, затейливо воткнутой в неряшливый узел волос так, что казалось, будто из головы торчит антенна. – Запомните, пожалуйста, вы выступаете после группы «Гламурный бобер». Но только они поют со сцены, а вы с платформы. Поэтому вам нужно будет пройти к ней слева от сцены.
– На какой еще платформе? – недовольно поморщился Дима.
Тетка посмотрела на него с укором.
– У нас установлена движущаяся платформа. Она движется вдоль зрителей примерно на двести метров, потом возвращается назад. Видите, вон там!
Димка посмотрел.
Непонятная светлая конструкция разбивала толпу зрителей на две части. Выступать на движущейся сцене ему прежде не приходилось.
– Вы же под минусовку поете? – уточнила тетка. – Без музыкантов?
– Без.
– Вот и хорошо. Не забудьте, что выход на платформу слева, поете вы после «Бобра». Далеко не отходите, ваш выход в начале шоу, а оно начнется через… – тетка согнула руку и покосилась на часы, надетые циферблатом внутрь, – примерно через сорок минут. Хорошо? Чтобы мы вас не искали. Где ваша машина?
– Вон, «Газель» стоит, – буркнул Димка.
Сейчас засмеет…
Даже Егор прикатил на своем лакированном звере по имени «Инфинити», а Димка, как лох, – в маршрутке.
Тетка обернулась, отметила для себя «Газель» в реестре и затравленно огляделась по сторонам.
– Ленька, – заорала она кому-то. – Ленька!
Неведомый Ленька не пожелал откликнуться. Тетка вспомнила про рацию, сорвала ее с ремня и заорала туда:
– Леня, Леня, как слышишь?
Камера ответила треском и шипением. Тетка тяжело вздохнула, а потом пробубнила чуть тише:
– Лютик, Лютик, я Ромашка. Лютик, ответь Ромашке.
– Слушаю, Ромашка, – прошипела рация довольным мужским голосом.
Тетка покраснела от гнева.
– Леня, чего идиотничаешь? Тут Кремль под боком, сейчас нас с тобой снайперы хлопнут, и всего делов-то. Ты где?
Рация что-то недовольно пробурчала.
Тетка огляделась по сторонам и скороговоркой протараторила:
– Короче, Лютик, через час прибудет Алмазов. Подгонишь его лимузин к шестой точке, тут как раз «Газель» отъедет… Если не отъедет, оттолкаешь ее лично. Все понял?
– Яволь, мой фюрер, – мрачно ответил Лютик и отключился.
Тетка еще раз огляделась по сторонам с безумием во взоре, побежала куда-то влево, потом передумала и рванула вправо.
Димка хмыкнул: так вам и надо, халдеям! Ваша задача нас, звезд, ублажать и всячески помогать…
Мазнув взглядом по своей «Газели», где он переодевался в концертный костюм, Димка помрачнел.
Значит, сразу после выступления ему придется откатываться за пределы рабочей зоны, чтобы освободить место для лимузина Алмазова.
Доля артиста тоже нелегка…
Вспомнив, как он вообще получил возможность участвовать в этом концерте, куда приглашали только звезд первой величины, Димка насупился.
Недели три назад об его участии в шоу не было и речи.
Мероприятие проходило под покровительством Кремля, отчего артистов отбирали особенно тщательно. А ну как в эфир просочится неправильная песня, а ее услышит сам президент? Несмотря на то, что Советский Союз давно умер, его идеология жила и продолжала пускать корни.
Организаторам концерта дали четкое указание: никаких фривольностей!
Все должно быть чинно и благородно. Первая часть – народные коллективы, хор МВД, вечно бодрый патриарх сцены Леон Шницкер и псевдоказак Олег Гусаров с гимном о Москве. Вести эту часть концерта должны были дикторы Центрального телевидения Кирилл Иванов и Алла Сидорова, благополучно пережившие всех генсеков. Затем – современная эстрада с самыми яркими представителями отечественного шоу-бизнеса. Начать с молодняка, закончить Теодором Алмазовым, поскольку его экс-супруга по причине звездного статуса на открытых «солянках» не выступала. Ведущие – проверенная временем Аксинья Гайчук и целомудренная язва Егор Черский. Этот тандем должен был уравновесить друг друга, тем более папаша Черского серьезно вложился в весьма прибыльные строительные проекты Москвы, а это надо было учитывать. Завершить шоу должен был концерт приезжей зарубежной знаменитости, известной своими эпатажными выходками, вроде дефиле в платье из мяса. Здесь ведущие не требовались. Объявив «звездную гастарбайтершу», они могли преспокойно удаляться на отдых.