Тот, кто придавал буквам запоминающиеся имена, выбрал название для Г по акрофоническому принципу, но не существительное, как вроде бы было естественно, а глагол. «Глаголь!» по-славянски значило «говори!».
Сомнительно, чтобы нам удалось когда-либо узнать мотивы, по каким буквы получали именно эти, а не другие названия; но мы знаем, что это не исключение: для буквы Р тот же или другой изобретатель избрал такую же глагольную форму — «рцы!».
Букву можно назвать любым словом; тут не требуется, как у Козьмы Пруткова, пытаться наименовать «судьбу не индейкой, а какой-либо другой, более на судьбу похожей птицей».
А вот любая новая вещь, которую нужно назвать новым словом, требует некоего соответствия между этим словом и ее свойствами. Неправдоподобно, чтобы столб с горизонтальной перекладиной наверху, инструмент быстрой казни, был наименован словом «говори». Скорее уж так могли бы назвать дыбу, орудие пытки. А если признать, что название этому мрачному столбу взято у на него похожей буквы, то все становится на свое место. Буква стала словом!
«Мыслете». На этот раз производное от глагола «мыслить». Сложное движение пера, нужное для начертания буквы М, связало её в бытовом языке с шатающимся «туда-сюда» на пути хмельным человеком. И вот уже возникает нечто вроде полусуществительного «мыслете», означающее нечто неопределенное, не обязательно связанное с образом пьяницы: «он мыслете пишет».
«Покой». Старое название буквы П сохранилось до наших дней едва ли не исключительно в выражении «покоем ставить что-либо, располагать». Столы «ставят покоем» — так, чтобы они образовали как бы букву П, с целью наиболее компактного размещения заседающих или трапезующих.
«Добро». Жёлтый флаг во флотской флажной сигнализации. Значение этого флага: «Да, согласен, разрешаю». На флоте и в настоящее время постоянно можно слышать выражения «дал «добро», «получили «добро», «у меня командирское «добро» в кармане». Причем никому не приходит в голову понять «добро» в кармане» в смысле «командирское имущество», «деньги», «хозяйственные запасы». А в то же время лишь редкие из моих сотоварищей-моряков отдавали себе отчет в том, что это «добро» было в прошлом наименованием одной из букв старославянской азбуки. Любопытно, не правда ли?
«Икс». История того, как одна из последних букв латинского алфавита превратилась в слово, на математическом языке означающее понятие «неизвестная величина», довольно сложна.
На рубеже средневековья и Возрождения Европа лихорадочно овладевала научными, и, в частности, математическими, знаниями арабо-мавританского Востока. За средние века арабы далеко обогнали европейцев на этом фронте. Европейские ученые заимствовали у своих учителей и обозначение неизвестного при помощи буквы. У мавров, соприкасавшихся с испанцами, условная буква эта именовалась «шэ».
У испанцев была совершенно иная буква, знак другого звука, но обладавшая тем же названием «шэ». Испанцы так называли в те времена ту букву, которая у соседних народов именовалась «икс». Испанцы писали теперь в математических трудах X как и их ученики французы, но выговаривали этот знак как учителя-арабы — «шэ». Французы же — Декарт первый принял это новшество в свою прославленную «Геометрию», — видя знак X, стали и выговаривать его как «икс». Из страны в страну слово-буква дошло и до России. Сначала как математический термин, а затем…
Прислушайтесь не к беседам академиков, а к живой речи вокруг вас. Наряду со строгим термином, X — неизвестное, со строго зафиксированным физическим значением X — единица длины, применяемая при измерении длин гамма-лучей, есть и более простое, бытовое его значение. В толковых словарях оно определяется сходно — «неизвестное или неназываемое лицо». Очень часто «икс» соединяется с другими последними буквами латинского алфавита — «Икс, Игрек, Зет, не всё ли равно кто?».
Математическое употребление букв оказывает влияние на бытовое. «Икс-игрек-зет» нельзя заменить произвольными буквами — «пе-эр-эс-тэ» или «ка-эль-эм-эн». Исчезнет оттенок неизвестности и загадочности.
Ещё одно слово, рождённое из названия буквы, — «эн», иногда — «эн-эн», чаще — NN, и произведенные от них прилагательные «энный» и «энский». Существует объяснение этому NN не математического, а чисто языкового характера. Возможно, две буквы эти являются школьнолатинским (кухоннолатинским, как говорят) сокращением слов «номен нэсцио» — «имени я не знаю». Однако в таком случае было бы логичнее оставить прописной только первую из них.
В математике N — «любая, какую угодно подразумевать, величина». В художественной литературе «Эн» и NN (особенно в XIX веке) — лицо отнюдь не таинственное, как «Икс», но такое, которое по каким-то причинам нежелательно называть, — «неважно кто» или «было бы нескромно указать, кто это». В произведениях классиков вы такие обозначения встретите, простите за каламбур, «эн раз».
Мы видели букву N в роли заместителя имени личного. Но она еще недавно фигурировала и в качестве заместителя топонимов. «В ворота гостиницы губернского городка NN въехала довольно красивая… бричка». Какое прославленное произведение начинается такими словами? Конечно же, «Мёртвые души»… Может быть, в этом сказалось косвенное влияние воинских обычаев, поскольку многие полки старой русской армии именовались по названиям городов — «Павлоградский 6-й лейб-драгунский», «Сумской 3-й драгунский», но не всегда хотелось уточнять, о каком именно полке шла речь…
Рядом с прилагательным «энский» за последние 30–40 лет все шире входит в бытовую речь нашу недавно еще чистый термин, слово «энный». Выражение «энский» в математических науках не встречается, «энный» и близкие к нему «энгранник», «энугольник» попадаются часто. В широком значении — «некоторый в ряду» — слово «энный» попало уже во все словари. Правда, теперь мы часто слышим его и в смысле «некоторый», «все равно какой» — все это близко к его математическому значению. Но совсем недавно мне пришлось услышать, как один вполне солидный оратор выразился: «Придут энные люди, начнут говорить энные слова…» Слово «энный» приобрело в его устах уже значение «невесть какой, черт знает какой!». Так точные термины науки утрачивают свою однозначность и приобретают — не по дням, а по годам и десятилетиям — свойства живых, многозначных слов.
Б
В древнегреческой и старославянской азбуках, азбуке-матери и азбуке-дочери, не все благополучно с буквами Б и В. Это бросится в глаза каждому неязыковеду.
У древних греков буквы в начале азбуки шли так: «альфа», «бета», «гамма», «дельта»…
У славян порядок оказался другим: «аз», «буки», «веди», «глаголь», «добро»…
В латинице порядок опять иной: «а», «бе», «це», «дэ»…
В чём дело? Чем объясняется разноголосица? Почему ученики и наследники восстали против своих учителей? Были тому основания или это произвол, как теперь говорят, «волюнтаризм»?
То, что возникает «по произволу», редко бывает долговечным. Азбуки же, рожденные из греческой, существуют тысячелетия. Значит, их перестройка пришлась ко двору осуществившим ее народам, не была сумасбродством.
В греческом языке в некоторые периоды его развития не существовало звука «в». Древние римляне позаимствовали греческую азбуку как раз в такое «без-ве-время»: греческую «бету» они передали своим «бе» — В.
Случилось это в VI столетии до нашей эры. А поскольку им нужен был и знак для звука «в», они придали ему совершенно другое обозначение и убрали в конец алфавита — V. Всё устроилось.
Славяне стали создавать свою письменность в IX веке нашей эры, через 15 столетий после римлян. За эти века греческое письмо изменилось мало. Но стоявший за ним язык, в частности его фонетика, претерпел кое-какие изменения. Став языком Византии, классический греческий изменился: «бету» византийцы стали называть уже «витой» и читать как «в».
Может быть, я сильно упрощаю ход дела, но, во всяком случае, так слышали этот звук славяне, так они произносили букву β. Соответственным образом выговаривали они все слова, эту «бету-виту» содержавшие. До самого XVIII века наши предки говорили и писали «вивлиофика», а не «библиотека»; отсюда ясно, что перемена «б» на «в» была не единственным изменением в греческом языке. Так или иначе доныне мы говорим «Вавилон», «Вифлеем», называя места, которые на западе, в языках латинского алфавита, звучат как «Баби-ло», «Бетлехем».
Для славянских первоучителей это все представлялось сложным и опасным затруднением. «Но как добре писати греческими писмена такие слова, как БОГ или ЖИВОТ,[4] или ЦЕРКОВЬ?» — опасливо писал учёный монах-черноризец Храбр.
Превратив греческую β в свою В, славяне оказались перед неизвестностью: с какой же буквы начинать грозное слово «бог»? Конечно, через тысячу лет после решения этого вопроса нам нелегко точно представить себе, какими соображениями руководствовались изобретатели славянской письменности. Нам кажется что дело могло быть так…
Кроме кириллицы, у славян была глаголица. Очертания большинства ее букв, причудливые и странные, не походили на привычные очертания греческого «устава». Но вот звук «б» изображался значком , копией одной древней греческой лигатуры. Упрощением лигатуры, возможно, и явилась кириллическая, изобретенная много позже буква Б. А из её рукописных вариантов возникли и разные формы этой буквы в нашей «гражданке».
Впрочем, можно предложить и другие объяснения формы нашей буквы Б, может быть, построенной прямо из прописной уставной В, ампутацией какой-то ее части или другими путями…
Звук «б», стоящий за буквой Б, для нас с вами, русских, не представляет при его произнесении больших затруднений. Я за всю жизнь не встретил ни одного русского ребенка, который не мог бы чисто произнести «буква» или «бок». Но существуют народы, для которых это совсем не так. Немцы, например (пример тому мы увидим ниже), поскольку их собственное «бе» кажется нам чем-то средним между «