Тех разбудят, кто проспал
Замечательные газы,
Золотые унитазы,
Где у тех, кому не спится,
Свет из задницы струится!
2.
Мертвечина, мертвечина,
Да ещё и напрокат!..
Нет лица, одна личина,
Гипсоватый фабрикат.
Он сидит в паханской ложе,
Возрождая дух страны.
Никакой не раб он Божий,
А шестёрка Сатаны.
Наголо шпана обрита,
Войско крепнет грабежом.
Им сдаётся Маргарита,
Как жилплощадь с гаражом.
А в заложниках по ямам
Тихо классики поют
И в кошмаре постоянном
Всем надежду подают.
И в надежде сделать имя
Гадит классикам знаток, —
Разговариваю с ним я,
Как с гвоздями молоток.
Зная почти наизусть «Мастера и Маргариту»,
Некоторую грусть испытывая при том,
Отождествляют себя с распятым Христом,
Шагая по трупам в битве за доступ к корыту.
Прокуратор читает доносы, в которых много удач,
Но на всех не хватает дач, а будущее – не скоро.
Кругом цветут медоносы, осы всосались в мяч
Персика… Льётся масло эпического простора.
Чьё это масло, Аннушка, льётся из светофора?
Тут раздаются визги нескончаемой правоты,
Которая есть враньё наглого морализатора.
…Так возникают списки, чьи помыслы столь чисты,
Что Пилат умывает руки завтра и послезавтра.
Что недобрали – доберут,
Что недоврали – то доврут.
Да мало ли кругом добра ли —
В просторном смысле барахла?..
А что касается морали —
Такая вонь от этой крали,
Она в техническом подвале
Давно, как живность, умерла.
Когда прекрасности попрут со всех сторон
И всем предъявят чудное мгновенье,
Звезду пленительного счастья и правленье
Тех пиночетов, что не лучше похорон,
Тогда ты сам с собой заговоришь,
Как чистое безумие, как детство,
Как почтальонство русского поэтства
С письмом в бутылке, с кораблями крыш,
С ковчегом, где взамен голубки – мышь,
Зато играют в казино и на гитаре…
Своди за ручку Ноя в планетарий,
Тогда ты сам с собой заговоришь.
МОРСКАЯ ПОЧТА
Ну что сказать, моя радость?!.
В музее Эдгара По выглянула в окно,
А в окне – обои, обои какой-то местности,
Обои лужайки, поля, обои дневного неба.
Стояла зимняя ночь.
Потом в музее Булгакова
Выглянула в окно, а в окне – обои,
Обои оккультной лавки, обои какой-то оперы,
Обои ночной метели, её наглядных пособий.
Стояла жара июля.
На вечере в консерватории
Выглянула в окно, а в окне – обои,
Обои какой-то симфонии,
Обои рояля и скрипки с оркестром,
Обои в антракте гуляющей публики,
Обои карет и фонтанов.
У них тут повсюду в окнах – обои,
Обои свежего воздуха, обои живой природы,
Обои духовных ценностей,
Обои наркоза, пьяности,
Обои – от всякой боли.
Я спрашиваю:
– Это у вас настоящее,
Или просто такие обои?
– Обои! – они говорят. – Обои!
И радостно так улыбаются,
Мол, вот до какой прекрасности
Доходит светлое будущее.
Ну что сказать, моя радость?!.
Тут у них – светлое будущее.
Смотрю в окно, а в окне —
Обои светлого будущего,
Оторвала кусок, а под ним – обои
Ещё более светлого будущего,
На этом куске обоев
Шлю записку тебе в бутылке:
«Скоро буду! Надо ветер поймать,
Чтоб доплыть. Обнимаю парусно.
Очень многие ездят сюда завидовать.
Такое вот Суйщество, и оно суйществует.
Конец связи».
Мой высший свет вам даже не приснится.
Свободы роскошь отключает тормоза, —
Ни разу в жизни я не красила ресницы,
А также веки, уши и глаза.
Характер мой ужасен, прямо скажем,
Такое наглое свободы торжество:
Я ни секунды не жила под макияжем, —
Чтоб не зависеть от отсутствия его.
Мне абсолютно безразличны тряпки, шубки,
Цена которых – мышья беготня.
Но времена я выбираю – как поступки,
Зависящие лично от меня.
Вот, например, я выбираю Время Почты
И почтальонствую во множестве времён.
А на дворе – какое время?!. Время Бочки,
Но почтальон – он вышиб дно и вышел вон!..
КОНЕЦ СВЯЗИ
Девочка, которая, бывало,
Из китайца деньги добывала,
Чтоб домой в Европу плыть не зайцем…
Этот фильм про девочку с китайцем,
Безнадёжно, нежно и жестоко
Одарённым роскошью Востока
И пленённым европейской деткой…
Этот фильм о юноше, столь редкой
Доблести – как слёзы при разлуке
С малолеткой в шляпе из соломки…
Глянет на себя – как на чужую,
И прочтут роман её потомки,
Будет голова у них кружиться…
Пароход отчалил от Китая,
Ставят европейскую пластинку.
Лишь на Бога можно положиться…
Малолетка, тайной обладая,
Вся верна природному инстинкту:
Опыт – лжец, а мудрость – это лжица.
ЯВЬ
Не то, что видишь, происходит,
Совсем не то, что говорят.
Факир красотку заколодит
И на кусков распилит ряд.
Двойное дно, перегородка,
Беззвучный ход незримых дел, —
Из-под пилы встаёт красотка,
И вид её, конечно, цел.
Но все слыхали, все видали,
Как рук и ног её бруски
Со страшным стуком выпадали
Из-под распиленной доски,
И голова её валялась,
И грудь, и рёбра, и филе…
Но явь ли то, что предъявлялось
Глазам живущих на земле?..
…и говорит с причмоком сладострастья:
– Вот вымрут поколения, которым
победа наша принесла несчастья,
тогда на всё посмотрят свежим взором,
тогда не будут нас клеймить позором
свидетели того, как сдохла совесть,
убитая естественным отбором, —
и мы войдём в Историю, как новость,
как сила воли, чью победу окрыля
способностью не мучиться виною,
История подвигла – счастья для! —
произвести крушенье корабля,
и мы не постояли за ценою…
Не спасся тот, кому не суждено, —
утопленников здесь полным-полно,
под винт попали, жуткое кино,
но если б историческая личность
считала жертвы, ха-ха-ха, смешно
сказать, была бы в этом неприличность, —
так неприлично не ведут себя
Истории доверенные лица,
не современникам подсудна их судьба,
а впечатлительных попросят удалиться.
ВЕЛИКИЙ МАКЕДОНСКИЙ
А впечатлительных попросят удалиться,
Когда развесят на деревьях трупы
И по обеим сторонам дороги
На солнцепёке этот агитпроп
Начнёт влиять… Великий Македонский,
Глаза катая, как ночная птица,
Толчёт свой мак внутри кровавой ступы,
Спивается, тоскует, лечит ноги,
В предательстве подозревает многих
И в том числе – песка и листьев шопот.
Любовника хоронит Македонский,
И с той поры кошмарный топот конский
Ему во сне раскалывает лоб,
Но эта пытка долго не продлится,
Он в тридцать два умрёт, не погасив
Долги своим историкам наёмным,
Биографам, слагателям легенд,
Которых взял на дело с предоплатой.
Но миф сработан ими, он красив, —
Побед слепящий свет и в свете славы
Необходимый для победы ужас,
Что по обеим сторонам дороги
На тех ветвях развешан, вроде лент,
Прозрачных, призрачных, и до сих пор влияет,
Навязывая опыт свой богатый,
Магического зверства элемент.
Я б сказала, чем пахнет свобода,
У которой мы нынче в рабах,
Но божественный луч небосвода
На моих золотится губах,
Он играет замочком улыбки
И велит прикусить язычок, —
Быть, как джокер, чьи мглупости гибки,
Быть, как дурочка и дурачок,
Быть с приветом!.. Средь фейских сиятельств
Тратить жизни последнюю треть,
Чтобы зверем не стать обстоятельств
И в люблёвые мглуби смотреть.
Отчаянье когда непобедимо,
Я превращаюсь просто в кольца дыма
И улетаю, – нет меня нигде.
Вы не дождётесь от меня ни жалоб,
Ни гнева, ни презренья… С тех я палуб,
Что плавают и тонут не в воде,
А в воздухе, в моём последнем вдохе
И выдохе, в том ритме певчей крохи,
Которая в дыму морозной мглы
Щебечет так отчаянно, родимо,
Отчаянье когда непобедимо,
А крылышки божественно малы…
Тоскую по сестре,