Где сти-хи-хи живут, расска-зы-зы…
Она ребёнку шелестит на ушко:
– Прекрасен этот нежный человек!
Я сладко сплю, я вся – его игрушка,
Его старушка, белая как снег.
Звёздчатой ночи окрас,
Звёздчатой речи слова
Плавают лодки внутри,
Мориц волнуется – раз,
Мориц волнуется – два,
Мориц волнуется – три…
Лодки мерцающий глаз,
Волны, трава, острова,
Вздрогни, душа, и замри,
Мориц волнуется – раз,
Мориц волнуется – два,
Мориц волнуется – три…
Начисто опыт сотри,
Голые мы существа,
Голые – это про нас,
Мориц волнуется – два,
Мориц волнуется – три,
Мориц волнуется – раз…
Вообразить нельзя, что львиный быт
Украсят человеческие шкурки
И пьяный лев на этих шкурках спит,
Гася об эти головы окурки!
Лев просто съест. Но, голод утолив,
Заложников не станет брать зубами.
Он не настолько всё-таки труслив,
Чтоб запасаться пленными рабами
И жрать своих, создав такой колхоз,
Где львы разводят львов… Он – царь в натуре,
И власть над миром – не его психоз,
И он не спит на человечьей шкуре.
Право силы перевесило,
Право силы перемстило,
Чем себя же обалбесило,
И себя же опустило.
Почти без боя – почти взяли.
Почти без боя – почти сдали.
Почти любое…
Цивилизация культуре не равна,
Культуру грохнет бомбами она
И обретёт развалины культуры,
Как приз победы над бессильем этой дуры,
Которой изменили все войска…
Цивилизация культуре так близка,
Что всю растащит – до последнего куска!
Но всех подлей – войска продажные культуры.
Право силы перевесило,
Право силы перемстило,
Чем себя же обалбесило,
И себя же опустило.
Почти без боя – почти взяли.
Почти без боя – почти сдали.
Почти любое…
За это «почти»
Люблями плати, люблями
Жаворонку над полями,
Который висит не в раме.
ДУХОВКА
Да бросьте, господа!.. Засилье масскультуры,
Цинизма торжество, упадок чистых сил?!.
Вы – духовенство той духовной диктатуры,
Которую сам чёрт величьем оросил.
Духовности рецепт – вот адская отрава,
Под видом чистых сил навязывать враньё
Напыщенных пустот!.. Намного чище слава
Оторвы и шпаны, – танцульки и пеньё.
Духовности полны воинственные спеси,
Но песни их скучны, а лица их страшны
Серьёзностью, с какой в помпезном мракобесье
Они духовно зрят, чистюли сатаны,
Чистюли сатаны, глядят они брезгливо,
И моют вам мозги, и пудрят – будь здоров!
Избави боже нас от этого разлива
Духовности для кур съедобных и коров.
Я – несъедобна, нет!.. Не член я коллектива,
Что весь в духовку влез духовных поваров!..
В тысячелетье, нефтяном и газовом,
Обманок потребляя чудеса,
Душа трепещет в теле одноразовом,
Как в банке перевёрнутой оса.
Возможности таятся необъятные
Для тех, кто крутит карусель войны,
Их чувства – исключительно приятные:
Азарт победы, вкус чужой страны,
Трофеи, феи в стойле победителей,
Адреналина полный мемуар, —
Для золотого миллиарда зрителей
Прекрасен очистительный кошмар!..
Слова какие – миллиард, миллениум,
За ними – чувство собственной цены,
Присущее грядущим поколениям,
Чьи предки крутят карусель войны,
Где не лошадки расписные кружатся,
Где абсолютно счастлив идиот.
Душа трепещет, тело ест и тужится,
Поэзия ответов не даёт.
Душа незрима, ей-то что за дело
До ужасов, наглядных, как пособие?..
За ней охотясь, убивают тело, —
И в том его значение особое,
Его способность явно и на ощупь
Живой материей присутствовать в материи,
Где все едят друг друга, дышат, ропщут,
Ликуют, прибыль извлекая из потери.
Душа незрима, ей на худший случай
Дана возможность улетучиться из плоти,
Из вечной жертвы, отдающей свет летучий
Душе – как топливо в космическом полёте.
Полотна вьюги серебрятся в снежной дымке,
Где дышит пламя непроглядной поволоки
И вечной жертвы отпечаток на простынке,
На ткацкой нити, на основе и утоке…
Этот маленький серенький льётся
На железные шляпочки крыш…
Хорошо ли, бутылка, плывётся,
Что губами письмо шевелишь?
Хорошо! – отвечает бутылка,
Проплывая в дожде за окном,
И стеклянная эта кобылка
Вся прозрачна меж пробкой и дном.
В ней записка плывёт дорогая —
Дорогой её шлёт дорогой,
И, глазами в бутылке моргая,
Она свёрнута трубкой тугой.
Бульки блямкают, дождик клюётся,
Многим здесь не живётся – темно!..
Этот маленький серенький льётся
Из небесного в наше кино.
ВОТ ЧТО
У древних римлян предки были итальянцы,
Они ходили часто в баню и в Сенат,
А у гетер они учились делать танцы,
И там росли маслины, овцы и шпинат.
У них сначала были грубые манеры
Мужланов тёмных и похабной солдатни,
Но древнегреки показали им примеры,
Как делать мифы, проводя культурно дни.
И моментально древнеримляне украли
У древнегреков эти мифы, кругозор,
Их эпос, лирику и прочие детали,
Чтоб ликвидировать манер своих позор.
Таким вот образом культурные уроки
Рождают классику в общественных кругах,
Но и классические шашни, и пороки
Идут из классики на собственных ногах.
И пусть идут!.. Зато всех меньше врёт античность,
Где воспевается политика богов
И почитается божественною личность,
Успех имеющая даже у врагов.
Во всяком случае, сегодня в моде глянцы,
Петляющее время, конопля…
У древних римлян предки были итальянцы,
Такая времени свивается петля.
И за углом ночная светится аптека,
Рецепт заходит, чтоб латынь свою прочесть, —
А значит, есть ещё симптомы человека,
Симптомы человека – всё, что есть…
Есть ложной памяти насильственный паёк,
набор продуктов психопропаганды:
отец вас трахал?.. разве не прилёг
он вас обнять, когда пылали гланды?..
вас в голом виде не купала мать
и не сажала на горшок с подтиркой?..
вам не хотелось всю её поймать
и трахнуть, а потом поджечь с квартиркой?..
Такая техника, такие психвойска
ведут зачистку наших территорий,
что вскоре не останется куска
живого чувства… Чистый крематорий.
Постлюди – после и взамен людей —
сварганят миф об этом или комикс.
А ты, моя душа, не холодей
и улыбайся, с правнуком знакомясь.
ШТОПАНАЯ КОФТА
В Арктике купила я в то лето
Кофту путешественного цвета
Из хлопчатой нити, плотной вязки,
С запахом станка, челночной смазки.
Кофта – скандинавское словечко:
Платье с укоротом на застёжке,
Краткая одежда человечка…
В этой путешественной обложке,
Обретённой то ли на Ямале,
То ли на Таймыре, где поймали
Пьяный айсберг и морского волка, —
В этой кофте есть для писем щёлка…
Связанная в Африке вещица
В Арктике нашла меня в то лето,
Чтоб над пьяным айсбергом светиться
Птицей путешественного цвета.
Во втором поймав тысячелетье
В Арктике такую африканку,
Я люблю сегодня на рассвете
Штопаную эту хулиганку!..
Там, где щёлка у неё для писем,
Почту шлёт мне дивная надежда,
Что каким-то чудом мы зависим
От того, как носит нас одежда.
В алтайских травах полыхают маки,
Звенит источник дужкой по ведру,
Тюльпаны, как бегущие собаки,
Волной атласной льются на ветру!..
Твои глаза раскосы, вкусы тонки,
Шафраном твой благоухает плов,
Где пальчики и пальцы, как ребёнки —
Тайком от всех, и обо всём – без слов.
Я знаю этих пальчиков коварство
И этих пальцев разговор во тьме,
Им не одно принадлежало царство,
У них на языке – что на уме.
В лепёшку заворачивая листья,