— Знаю, — уныло кивнула девушка, вспомнив многочисленные скальные образования. — А вы не думали, что убийцей мог быть Артёмов? Скажем, он боялся, что о его грешке узнают, и решил таким образом избавиться от всех проблем…
— Спустя год? При том что ему почти ничего не грозило? — Иван Ефимович махнул сухой рукой. — У Милы были прикрыты глаза, а на лице лежала её же куртка. Знаешь, что это значит?
Представив жуткую картину, Яна покрылась мурашками и невольно зажмурилась.
— Это значит, что Милу убил тот, кому она была небезразлична, — тихо сказала девушка. — Преступник не мог смотреть на её лицо и прикрыл его, чтобы чувствовать себя спокойнее.
Старик удовлетворённо кивнул.
— Это классика подобных преступлений. Сейчас в любом учебнике описаны такие случаи.
— А тогда вы сами догадались? — заинтересовалась Яна. Иван Ефимович улыбнулся.
— Всё приходит с опытом. Ты, дочка, пойми: я, пока этого гада не накажу, помереть спокойно не смогу. Были в моей практике нераскрытые дела, раскудрить твою берёзу, но такого, чтоб девчонку-школьницу убили… Да ещё вчетвером…
Девушка очень ясно представила, как несколько малолетних негодяев накидываются на хрупкую слабую Милу, которая к тому же недавно родила, и сжала кулаки.
— Назовите мне имена остальных.
— Сейчас жив только один — Прохор Прокофьев. Но он уже лежачий, вряд ли будет полезен.
— Мне — будет, — упёрлась Яна.
Старик доехал до симпатичного столика с резными ножками, повернул крошечный ключ, торчавший в ящике, и извлёк оттуда чёрно-белую фотографию.
— Вот, возьми. Адрес на обратной стороне.
Яна взяла в руки снимок и вгляделась в симпатичное улыбчивое личико совсем молоденькой девчонки.
— Это Мила?
— Да. Всю жизнь храню её карточку, никак не могу забыть.
Девушка поблагодарила, убрала фотографию в сумку и поднялась, чтобы откланяться. Иван Ефимович молча проводил её до двери, и когда свет с улицы упал на его лицо, Яна поняла, что он старше, чем ей показалось вначале. Следователю было не меньше девяноста. Подивившись бодрости старика, она пожала его протянутую руку и по широкой дорожке прошествовала к калитке.
Участок она покидала со смешанным чувством досады и признательности. Второе относилось к Ивану Ефимовичу, не утратившему надежды на справедливость даже сейчас, а первое — к четырём негодяям, запросто лишившим девчонку жизни, да ещё избежавшим наказания. Сейчас они — старики, заслуженные члены общества, которым уступают место в транспорте и пропускают без очереди к врачу. Наверняка они прожили свою жизнь в довольствии и радости, у них было всё — учёба и работа, любовь и дети, путешествия и маленькие открытия… Всё, чего не было у Милы. Да, она не подарок, но такого точно не заслужила, и уж не четверо подонков должны были решать её судьбу.
Девушка прошлась вдоль берега и поднялась на утёс, который был недалеко от дома Сергея. По сути, именно там Мила совершила свою главную ошибку, в результате приведшую её к смерти. Не было бы свиданий с Артёмовым — не было бы и необходимости покидать родительский дом столь рано. Она могла вырасти, получить образование и спокойно уехать, раз уж так хотелось. Но внезапная беременность спутала все планы на жизнь. Интересно, что чувствует мать Михаила, зная историю своего появления на свет? Жить с таким наследством, наверное, непросто.
Да ещё фамильные драгоценности, которые могли бы перейти к ней, но вместо этого достались кому-то постороннему, убившему её маму. Любопытно, пыталась ли она когда-нибудь найти отца? Скорее всего, да — дети всегда идеализируют родителей, которых нет рядом. Может, она даже сумела его отыскать, но оказалась ненужной, как и несчастная Мила, мечтавшая о лучшей жизни.
Яна со злостью саданула ногой по широкой коряге, располагавшейся прямо перед ней, и неожиданно очутилась по колено в земле. Как это могло произойти, она и сама не до конца поняла, но внезапно образовавшийся провал разрастался буквально на глазах. Девушка в испуге полезла на край, поскользнулась и рухнула в самый центр. В тот же миг она поехала куда-то вниз, увлекаемая потоком камней и комьев сухой глины.
Яна пыталась уцепиться за края сформировавшейся горки, но вместо этого только наглоталась пыли и ободрала ладони. Она летела вниз со страшной скоростью и остановилась лишь тогда, когда земля выплюнула её в лужу жидкой грязи. Боль от удара разнеслась по всему телу, а брызги моментально залепили глаза и нос.
Запаниковав, Яна начала протирать лицо руками, но, поскольку они уже были в грязи, ничего путного не выходило. Чтобы чем-то дышать, она открыла рот, в который сразу же потекло нечто липкое. Сообразив, что проще всего сейчас оставаться на месте, девушка замерла, чувствуя, как грудную клетку сжимает давление — в грязи она сидела почти по плечи. Кое-как нащупав скользкое дно, Яна на него опёрлась и попыталась подняться.
Грязь протестующее чавкнула, но всё же выпустила свою жертву и мгновенно приняла её обратно — споткнувшись, девушка со всего маху рухнула вниз лицом. Встав на четвереньки, она вслепую начала продвигаться вперёд, надеясь за что-нибудь ухватиться, но становилось только глубже, и Яна испугалась, что сейчас окончательно соскользнёт в неизвестность. Развернувшись, она, медленно перебирая ногами, потащилась обратно. Грязь на лице подсохла, и девушка смогла разлепить веки, а вскоре — нащупать рукой спасительный выступ.
С трудом выбравшись из лужи, Яна уселась на её берегу и принялась стряхивать с себя тяжёлую скользкую массу. Помещение тонуло в полумраке, лишь сверху, откуда девушка свалилась, падало немного дневного света. Представляло оно собой нечто вроде пещеры внутри скалы. Кроме огромной лужи грязи, было несколько живописных сталактитов и здоровенный булыжник, за который Яна и ухватилась. Выхода видно не было.
Кое-как освободившись от излишка грязи, девушка извлекла из лужи сумку, которую с трудом различила в полутьме, и принялась горестно паниковать. Отчаянный ужас от перспективы быть замурованной заживо напрочь сковывал мыслительный процесс и не оставлял узнице ни малейшего шанса на спасение.
Яна попыталась взять себя в руки и прошлась по краю лужи, рассчитывая отыскать какой-нибудь проход, но его не было. Тогда она села на камень и извлекла из сумочки её содержимое, надеясь обнаружить хоть что-нибудь полезное, однако кроме маленького кусочка шоколадки ничего, что могло бы пригодиться, не нашлось. Девушка засунула всё обратно, застегнула молнию и разрыдалась.
Она всегда считала себя на удивление здравомыслящим человеком с крепкими нервами и железной логикой, поэтому такой истерики никак не ожидала. Слёзы текли по грязным щекам, оставляя тонкие светлые дорожки, громкие всхлипы разносились под сводами пещеры, перерастая в слабые завывания и мольбы о помощи.
Когда Яна наконец успокоилась, выжившие каким-то чудом часы показывали половину первого. Можно было бы понадеяться, что вечером её хватятся и начнут искать, но, скорее всего, Димка просто решит, что она уехала, не выдержав ответственности. Да и заглянуть в подземную пещеру вряд ли кто-то догадается. Орать тоже бессмысленно: совсем рядом шумит озеро, её никто не услышит.
Озеро! Девушка подскочила как ужаленная и ринулась на звук. Плеск воды раздавался совсем близко, буквально за стеной. Не помня себя от радости, она принялась биться в хрупкую перегородку, вытаскивать из неё крупные камни и разгребать руками глину. Маловероятно, что пещера ниже уровня воды, так что затопления можно не опасаться. А даже если оно и произойдёт, это, по крайней мере, быстрая и относительно безболезненная смерть, не то что мучительная изнуряющая голодовка на протяжении многих дней.
Яна так усердствовала, что переломала все ногти, расцарапала пальцы и вывихнула ногу; мелких травм она не замечала, упорно продолжая свою кропотливую работу. Вскоре плеск воды стал ещё ближе, а стенка пещеры рассыпалась уже сама собой.
Наконец увидев свет, льющийся из крошечного отверстия, она едва не зарыдала от счастья. Дальше дело пошло быстрее: Яна расковыривала глину и землю, изо всех сил била ногами, разрушая созданную природой перемычку, и в результате вывалилась в холодную воду, температура которой сейчас была как нельзя кстати.
Немного остыв, она огляделась и, доплыв до берега, вылезла недалеко от дома Сергея. Внешний вид оставлял желать лучшего: мокрая, перемазанная глиной и кровью, с ободранными локтями и коленями, девушка шла, прихрамывая на одну ногу, и улыбалась во весь рот. Белый сарафан придётся выбросить, босоножки тоже явно отправятся в мусорку, но самое главное — она может дышать, может зайти в магазин или принять тёплый душ, может прогуляться по берегу, послушать шум волн, посмотреть на лица прохожих…
Столько простых радостей существовало в жизни, и ни одну из них Яна прежде не ценила, даже не обращала на них большого внимания. Едва подумав об этом, она вспомнила Диму — лишённого того, что, без сомнения, должно полагаться всем людям, заточённого в своём громадном сумрачном доме и не имеющего возможности ощущать то же, что остальные. Именно сейчас она в полной мере осознала, каково ему день за днём чувствовать себя узником и понимать, что где-то рядом есть мир, которому до него нет ни малейшего дела…
— Что с тобой? — оторопел Сергей: она прошла мимо, даже не сразу заметив его.
— Всё прекрасно, — расплылась в улыбке девушка.
— Что тут прекрасного? На тебя напали? Ты цела? Я отвезу тебя в больницу.
— Не надо в больницу. — Она счастливо вздохнула и повисла у него на шее, оставляя на синей футболке грязные разводы. — Ты живой, и я живая.
Молодой человек машинально её приобнял и в ужасе уставился на макушку.
— Посмотри на меня.
Яна подняла сияющие зелёные глаза и мягко отстранилась.
— Могу я просто порадоваться жизни?
— Радуйся чему хочешь, только в добром здравии. Тебе очень досталось? По голове били?
— Нет.
— Тогда чего ты такая счастливая?
— Воздух тут изумительный, — глубоко вздохнула девушка. — С детства его обожаю.