Мазур простился и вышел за директором.
— Знаете, Федор Степанович, — начал Ведерников, когда они остались одни, — мы с вами забыли о Дусе Филатовой.
— Как ее здоровье? — спросил Никитин, мысленно отметив, что парторг назвал Дусю ее девичьей фамилией.
— Чувствует она себя хорошо и, если ее не выпишут, грозится сбежать домой. Что-то нам нужно предпринять, а? Как вы думаете? — И, не получив ответа, сказал: — Вот вы, Федор Степанович, делаете большое, нужное дело, но судьба человека… — Заметив протестующий жест Никитина, он пояснил: — Поймите меня правильно, я говорю не декларативные вещи, это существо, это правда всей нашей жизни — Человек! У Дуси нет семьи, ее родители погибли в годы войны, она полюбила, и муж оказался негодяем…
— Хорошо. Что же вы предлагаете? — спросил Никитин.
— Надо все рассказать Дусе.
— Этого делать нельзя, — твердо сказал Никитин.
— Почему? Она сильный, волевой человек. Переболеет…
— А если Жарков придет к ней, вы уверены, что она сумеет сдержать себя?
— Стало быть, поддерживать ее заблуждение? Спокойно смотреть на то, как этот мерзавец встречается с ней в больнице и она, я сам это видел, как-то вся светится, когда он входит в палату!
— Поверьте, Михаил Нестерович, что я не меньше вас сочувствую Филатовой, но в данном случае вы не правы. Неведение спасло ей жизнь. Если бы Жарков только заподозрил Дусю, без всякого сожаления он убрал бы ее со своей дороги.
— Что же делать?
— Нужно все это время, пока мы не изолируем Жаркова, держать Дусю в клинике. Свидания Жаркову давать только в присутствии врача, лучше всего того врача, который выезжал к ней на вызов, его зовут Анатолий Дмитриевич. Все продукты, цветы, парфюмерию и даже предметы женского туалета, что может принести Жарков или передать через кого-нибудь из знакомых, не выдавать ей без тщательной лабораторной экспертизы.
— Хорошо. Я поговорю с врачом, — подумав, сказал Ведерников. — Вчера в десять часов вечера я был у Дуси. Вы знаете, что ее сейчас волнует? То, что Борис связал с ней свою судьбу, а она больна эпилепсией, тяжелой, неизлечимой болезнью… Понимаете, о чем думает эта глупая девчонка? Я знаю все то, что можно было бы сказать в подобном случае: «поспешный брак», «любовь с первого взгляда», «девичье легкомыслие», «мы тебя предупреждали»!.. Но ведь здесь действительно первое, сильное чувство! Вчера он приходил в палату при мне — высокий, мужественный. Голос у него мягкий, душевный! А глаза без улыбки, холодные и настороженные…
Постучав и не дожидаясь ответа, в кабинет вошла Забалуева.
— Не помешала? — спросила она, здороваясь с Никитиным. — Михаил Нестерович, рабочая комиссия по жилищному строительству, ребята со второй смены, времени в обрез. Можно к тебе?
— Что с тобой сделаешь, давай. — И когда Забалуева вышла, вполголоса сказал: — Мы тут с полчаса потолкуем, не больше. До двух часов я побываю в клинике.
Из парткома Никитин направился в райотдел. Полковник Уманский уже дожидался его. Обобщенный рапорт наблюдения лежал на столе.
«Вечером, после того как Жарков побывал в клинике, он ужинал на фабрике-кухне с Исаковым и Цыпиным. Пили только пиво и разошлись рано. Жарков зашел в гастроном, купил десертное вино, коробку шоколадного набора и отправился домой. Свет в его окне погас в 23 часа 30 минут. На следующий день в восемь часов утра Жарков прошел проходную завода. Работает по наряду на подстанции».
Когда Никитин ознакомился с рапортом, полковник спросил его:
— Федор Степанович, вы знаете о том, что завтра «Аргус» запускают в серию?
— Да, знаю. По этому вопросу я и зашел к вам. Полковник Каширин будет здесь в двадцать три часа. Давайте посмотрим карту района и попробуем подсчитать с вами, сколько нам понадобится людей для оперативного усиления.
Полковник развернул на столе шестикилометровую карту района.
Они совещались долго. В шесть часов поступил новый рапорт наблюдения:
«По окончании работы Жарков вышел с территории завода через южную проходную и направился в центр. На автостанции он интересовался рейсами пассажирских автобусов, затем, взяв такси, Жарков поехал на вокзал и около билетной кассы записал на полях газеты несколько цифр из железнодорожного расписания».
Надо полагать, что слух о запуске в серию нового прицела уже дошел до Жаркова, и он энергично готовился к отъезду.
Точно в назначенное время машина Каширина остановилась невдалеке от районного отдела. Показания приятеля Жаркова, электротехника Дедюкина, и некоторые частности из биографии «Макса», рассказанные Леонозовым, давали возможность более полно проанализировать «деятельность» так называемого Жаркова.
Куда же делся электротехник Жарков? Как можно объяснить исчезновение этого человека с мягким, безвольным подбородком, фотография которого лежала перед ними на столе?
Рассматривая снимок, Никитин в раздумье сказал:
— Можно предположить, Сергей Васильевич, что Глеб Ермаков появился, как говорит Дедюкин, в «забегаловке» в поисках подходящего ему человека. Таким человеком оказался Жарков. Водка быстро сделала свое дело — Ермаков вошел в доверие Жаркова, уговорил его бросить завод и отправиться за длинным рублем на Урал. Все это нужно было «Максу» для того, чтобы получить документы электротехника, добровольно ушедшего с завода. Тактика поведения Жаркова в отделе кадров была подсказана «Максом». В этот же период происходит знакомство «Макса» с Дусей Филатовой; будучи уверен в успехе задуманного им дела, он называет себя Жарковым. После увольнения Бориса Жаркова с завода они оба едут на Урал, а может быть и так: Жарков выехал один, без Ермакова. Словом, надо запросить Златоуст, и, я думаю, многое прояснится.
— Запрос сделан и получен ответ, — сказал Каширин, потягивая сигарету. — Бориса Жаркова обокрали в пути следования. Новый паспорт он получил по метрической выписке, оказавшейся в чемодане. Копии других документов, почему-то заверенные в московской нотариальной конторе, сохранились и находятся в личном деле. Жарков вызван в Москву, и, думаю, что на первом же допросе, самое большее — на втором, мы получим все необходимые сведения из первоисточника. Меня волнует другое. Твое предложение я доложил генералу, не скрою, высказал и мои личные опасения. Это сложная, дорогостоящая и связанная с большим риском операция, но… Как говорится, игра стоит свеч. Генерал решил этот вопрос в твою пользу. Я понимаю, этот «серый» разбойник — матерый хищник, и ради его поимки стоит рискнуть многим.
Полковник прошелся по кабинету, сел за стол и сказал:
— Товарищ майор, доложите план операции.
СЖЕЧЬ — НЕ ЗНАЧИТ УНИЧТОЖИТЬ
Утром бригадир электроцеха Исаков на работу не вышел. Когда по поручению майора Холодова позвонила к электрикам, начальник цеха сказал, что Исаков направлен в подшефный колхоз для электромонтажных работ на молочной ферме.
Никитин поспешил в партком. Ведерникова он застал в кабинете.
— Сознайтесь, Михаил Нестерович, это вы спровадили Исакова в подшефный колхоз? — спросил он.
— Каюсь, Федор Степанович…
— От греха подальше? — усмехнулся Никитин.
— Хотя бы и так, — согласился Ведерников. — Сегодня Жаркову необходимо проникнуть в семнадцатый цех, стало быть, Исаков ему помеха. Этот мерзавец напоил бы Исакова или, чего доброго, отравил… А Ленька Исаков, как говорят, «наша кадра», мы его вырастили, нам за него и ответ держать.
С доводами Ведерникова нельзя было не согласиться, и Никитин невольно произнес неоднократно слышанное им от Каширина:
— Логично, но…
Это «но» Ведерников понял.
— Начальника электроцеха я предупредил, — сказал он. — В случае аварии в семнадцатом наряд будет выписан на имя Жаркова.
— Непредвиденная удача может насторожить Жаркова и осложнить нашу работу. Будем надеяться, что этого не случится. У него мало времени, он торопится, и, я думаю, это обстоятельство сыграет решающую роль. Как здоровье Филатовой?
— Она чувствует себя хорошо. Утром приходил Жарков, принес ей коробку шоколадных конфет и бутылку кагора. Свидание ему не дали. Они объяснились через окно, Жарков показал на часы и быстро пошел в сторону северной проходной. Что делает сейчас этот тип?
— Испытывает резиновые коврики на высоковольтном стенде. Пока участок главного конвейера его не интересует. Готовые блоки прицела начнут поступать на конвейер не раньше одиннадцати часов дня. Он об этом отлично знает.
Ровно в одиннадцать тридцать капитан Гаев, наблюдая через небольшое отверстие в чердачном люке, увидал Жаркова. Он поднимался по лестнице с легкой дюралевой стремянкой на плече. Поставив стремянку возле двери, Жарков быстро нащупал красный проводник в хлорвиниловой изоляции, вынул карманную сухую батарею и подсоединил к ней зачищенные концы провода. Действовал он быстро, и все же Гаев успел щелкнуть затвором камеры.
Забрав с собой стремянку, Жарков ушел.
Через час он вернулся вновь, отключил батарею, спрятал концы за наличник двери и, надев резиновую перчатку, лезвием бритвы замкнул два толстых гуперовских провода. Сильная вспышка озарила его лицо. В это мгновение капитан Гаев сделал второй снимок.
В третий раз Жарков появился на лестничной клетке с нарядом в руке. Он постучал в дверь и, передав вахтеру наряд, сказал:
— На распределительном щите главного конвейера опять выбило предохранитель!
Дверь распахнулась, и Жарков вошел в коридор, где размещались участки семнадцатого цеха.
Холодова слышала, как, войдя в цех, Жарков сказал начальнику участка:
— Опять у вас замыкание в коробке электроарматуры. Давно надо было заменить всю проводку.
Подставив стремянку, он поднялся к плафону, отвинтил крышку коробки, перекусил кусачками красный проводник, извлек камеру и положил ее в карман комбинезона.
По движению его рук Холодова представляла себе всю эту операцию, видеть она не могла, так как, стоя на стремянке, Жарков грудью закрывал коробку арматуры.