– Да, хозяин, – ответил Слим и пустил лошадь рысью.
Меня бросило вперед, и Уильям Грэнвилл выставил руки, чтобы поймать меня. Несколько секунд он держал меня так, что мое лицо находилось очень близко к его лицу. Я почувствовала запах виски, и мне стало противно.
Я поспешно высвободилась.
– Дорога здесь неровная, – заметил он. – Слим, ну-ка придержи лошадь немного, а то леди неудобно.
Он посмотрел на меня и осклабился. Я промолчала.
Мы проехали через какую-то лужу, и мне на платье попало несколько капель грязи. Я вытерла их носовым платком.
– Тише, Слим. Теперь ты заляпал леди грязью.
Я почувствовала, что он надо мной насмехается, что я ему не нравлюсь, что ему доставляет особое удовольствие унижать меня, и решила, как только представится возможность, я отсюда уеду.
Начало темнеть. Солнце как-то стремительно склонилось к горизонту, и я подумала, что в этой части света долгих сумерек не бывает. Темнота наступила быстро и неожиданно.
Было что-то величественное в этом ландшафте, которым я могла бы насладиться в иных обстоятельствах, но, чем больше мы отдалялись от Сиднея, тем тревожнее становилось у меня на душе.
Он объявил:
– Мы уже находимся на моей земле. Все это мое, на многие акры вокруг. Единственное, что здесь дешево, так это земля… Земля и труд. Толпы приезжали сюда в надежде заработать, когда началась золотая лихорадка. Теперь здесь есть шерсть… и вся эта земля. Люди приезжают сюда за удачей, но часто остаются ни с чем. Вот откуда берется дешевая рабочая сила.
Продолжали ехать. Уже почти совсем стемнело, когда мы наконец оказались на месте.
– Ну вот. Твой новый дом, моя невеста. Что скажешь? Не похоже на твои родные пенаты, верно? Ни тебе красивой усадьбы, простоявшей сотни лет, ни тебе окон со ставнями, ни тебе колонн. Здесь дома строят, чтобы в них жить, а не для того, чтобы они простояли пять сотен лет. Ничего, привыкнешь.
Остановились перед домом. Он помог нам выйти из коляски, и мы встали, глядя на новый дом Фелисити.
К двухэтажному зданию, сложенному из бревен грязно-серого цвета, с разных сторон примыкали несколько пристроек. На старой облупленной двери темнели пятна. Над порогом нависал балкон, и я сразу заметила, что в его ограждении не хватает нескольких балясин. На балкон вела стеклянная дверь.
Дверь отворилась, и на пороге появилась женщина. Я решила, что ей немного за тридцать. Очень густые черные волосы ее были собраны высоко на голове в довольно сложный узел; узкие, вытянутые и чуть раскосые глаза придавали ей почти восточный вид. Высокий рост, широкие бедра и пышный бюст – она была яркой женщиной, но я почему-то сразу прониклась неприязнью к ней. Глаза ее остановились на мне, и я инстинктивно почувствовала, что она приняла меня за новую миссис Грэнвилл. Во взгляде ее сквозило то ли злорадство, то ли злоба.
Мне захотелось указать ей на ошибку.
– Вот наконец и мы, миссис Макен, – обратился к ней Уильям Грэнвилл. – Это миссис Грэнвилл, а это ее подруга мисс Мэллори. Миссис Макен следит здесь за порядком, не так ли, Милли? Ну и помогает мне во всем.
Последняя фраза показалась мне важной, и, исходя из того, что мне в последнее время открывалось в муже Фелисити, что-то во взгляде, которым они обменялись, подсказало мне: его с экономкой связывают очень близкие отношения.
– Что ж, входите, – сказал он.
Миссис Макен произнесла:
– Добро пожаловать в хозяйство Грэнвилла.
– Спасибо, – ответила я, а Фелисити кивнула. Она как будто утратила способность говорить. Теперь внимание миссис Макен обратилось на Фелисити, и я уже не сомневалась, что чутье меня не подвело.
Мы вошли в небольшую переднюю. Через открытую дверь я увидела большую кухню, в которой, несмотря на жару, ярко пылал камин.
– Первым делом поедим, – сказал Уильям Грэнвилл. – Мы умираем с голоду. Весь день тряслись в экипаже. Леди еще не привыкли к нашим дорогам, Милли. Они только что из Англии.
Я добавила:
– Это еще ничего по сравнению с тем, как нас качало на корабле.
– Зато подготовились, – сказал мистер Грэнвилл. – Так что с едой, Милли?
– Все готово.
– Может, умоемся с дороги? – предложила я.
– Ты слышишь, Милли? Леди хотят умыться.
– Горячая вода нужна, – сказала она. – Я скажу Сал, она принесет. Мне провести их в комнаты?
– Я сам проведу. А ты займись едой.
Мы прошли в просторную, но довольно скудно меблированную комнату. Помещение это казалось холодным и неприветливым, возможно, из-за тростниковых циновок на деревянных полах. Уильям Грэнвилл зажег масляную лампу, и ее свет рассеял сгущавшуюся темноту.
– Ты впервые видишь свой новый дом в темноте, – сказал он. – Ты молчишь, любовь моя.
Фелисити произнесла:
– Я очень устала.
– Конечно, конечно. Но не беда. Ты теперь дома.
Мы поднялись по лестнице на второй этаж.
– Это брачная комната, – сказал он. Я увидела стеклянную дверь на балкон. – Окна приходится держать закрытыми. Москиты здесь настоящее бедствие… И не только москиты. Здесь, в саванне, тебе ко многому придется привыкать. Теперь покажу вам комнату мисс Анналисы.
Располагалась она в конце коридора, чему я даже обрадовалась: мне хотелось быть от них как можно дальше.
Комнату мне выделили маленькую, с голым деревянным полом, тростниковой циновкой и кроватью с медным остовом. Обстановку дополняли стул, шкаф и умывальник.
– Вот, – сказал он, – здесь вы будете спать, пока мы будем иметь честь принимать вас.
– Спасибо. – Мой тон свидетельствовал о том, что я хочу остаться одна.
Он заколебался, бросив на меня тот самый взгляд, которого я боялась и который ненавидела.
Я выглянула в окно. Было слишком темно, чтобы что-нибудь рассмотреть, но я различила какие-то надворные постройки и кусты в отдалении. Вошла горничная, очень молоденькая, с кувшином горячей воды. Ей было не больше четырнадцати, и она очень испугалась, увидев Уильяма Грэнвилла, а в том, что испугалась она не меня, я не сомневалась.
– Спасибо, – поблагодарила я, взяла воду и повернулась к Уильяму Грэнвиллу спиной. Когда он ушел, я с облегчением вздохнула, снова подумав: «Уеду отсюда при первой же возможности».
Но позже мысль о том, что Фелисити останется здесь, поколебала мою решительность. В голове завертелось: «Как она могла? Она же видела, что он за человек! Или в Англии он был другим?» У меня создалось впечатление, что он был непорядочным человеком.
Умывшись, я вышла в коридор. Снизу доносились голоса. Я быстро подошла к комнате, которую он назвал «брачной», и постучала.
– Кто там? – раздался нервный голос Фелисити.
– Это я. Анналиса.
– О, входите.
Я вошла. Она посмотрела на меня, и мне на миг показалось, что она сейчас разрыдается.
Но она вдруг бросилась мне на грудь, я обняла ее и прижала к себе.
– Будет, будет, – сказала я. – Сейчас темно, а дома в темноте всегда кажутся другими. Утром вам здесь все покажется иным.
– Я так рада, что вы со мной, – сказала она.
Мне захотелось закричать: «Но я уеду. Я не могу остаться здесь, в этом доме…»
Я промолчала. Я поняла, что Фелисити должна была чувствовать в эту минуту. Она была в ловушке.
Я ласково похлопала ее по плечу и с облегчением увидела, что она не плачет. Я подумала: «Интересно, что бы он сказал, если бы увидел ее в слезах? Наверное, она помнит, что должна предстать перед ним и той женщиной».
Спустились мы вместе.
Миссис Макен стояла в передней. Она провела нас на кухню.
– Здесь мы едим, – пояснила она. – Иногда на обед выходим во двор… Иногда там и готовим.
На плите стояли кастрюли и чайник. Уильям Грэнвилл уже сидел за столом, стоявшим в дальнем конце помещения, как можно дальше от огня.
Миссис Макен половником разлила по тарелкам суп. Он оказался очень неплохим и нам явно был нужен, потому что у меня сразу немного поднялось настроение. За супом последовало мясо. Уильям Грэнвилл уплетал за обе щеки и посмеивался над нашим, как он выразился, «девичьим аппетитом».
– Ничего, саванна это все исправит, – сказал он и посмотрел на Фелисити.
Я с трудом дождалась окончания трапезы.
– Ну что, – сказал Уильям Грэнвилл, – теперь спать. Думаю, никто голодным не остался.
Он положил руку на плечо Фелисити и улыбнулся мне.
– Удаляемся.
Лежа в кровати, я смотрела на окно. Оно было темным, но яркие звезды наполняли спальню тусклым светом.
Я с тоской вспомнила свою спальню дома и попыталась прогнать нарастающее беспокойство.
Я не могла выбросить Фелисити из головы. Что сейчас с ней происходило? Я содрогнулась. Как же она изменилась! Я вспомнила, какой увидела ее впервые у Биллингтонов. Тогда она мечтала о свадьбе. Наверное, морское путешествие через полмира тогда казалось ей, как и любой юной особе, захватывающим приключением. Но теперь она столкнулась с действительностью. Она как будто утратила все душевные силы. Возможно, единственным способом, который мог помочь выдержать это испытание, было заглушить все свои чувства. Я вполне могла представить, почему это было необходимо.
Но что здесь делала я? Если бы только мисс Картрайт осталась с нами, она смогла бы принести с собой ощущение нормальности. Интересно, что бы она подумала об этом месте, об обеде на кухне, о красавице экономке?
Я должна была покинуть это место. Мне это было несложно. Можно было бы съездить в поселок и узнать, в какое время отходит следующий дилижанс в Сидней. Я бы поселилась в гостинице и в ближайшую же среду…
Как же я буду рада снова увидеть Мильтона Харрингтона! В ту минуту ничего другого мне не хотелось.
Мне казалось, что я никогда не засну, но, должно быть, я очень устала, потому что все же заснула.
Проснувшись рано утром, я какое-то время не могла сообразить, где нахожусь. Но, когда я обвела взглядом комнату, начали возвращаться воспоминания, а с ними и ощущение страха.
При дневном свете все казалось не таким мрачным.