Горела плантация!
У меня все похолодело внутри от ужаса. Там же был Мильтон! В голове осталась одна мысль – найти его, одно желание – удостовериться, что с ним ничего не случилось.
Я бросилась в конюшню, не тратя времени на седлание, запрыгнула на свою лошадь и, как была, в легком прогулочном платье, поскакала на плантацию.
Я не ошиблась. Горела плантация. Отовсюду слышались крики. Никогда я не видела подобного зрелища. Как будто над плантацией поднялась гигантская огненная крепость. Я увидела людей, суетящихся по краям с ведрами воды. Из горящего тростника бежали крысы и мангусты.
Я попыталась пробиться к дому.
– Уходите отсюда, – закричал один из мужчин.
– Мистер Харрингтон, – крикнула я ему, – где он? Я должна найти его. Где…
И тут я увидела его. Он шел ко мне. Я подбежала к нему и упала ему на грудь, он обнял меня.
– С вами ничего не случилось! – облегченно воскликнула я. – Слава Богу! Я подумала… Я так испугалась. Я бы не пережила, если…
– Для вас это так важно? – спросил он.
– Вы же знаете.
Он крепко прижал меня к себе.
– Ну все, теперь вы не отделаетесь. Вы выдали себя.
Он торжествующе рассмеялся.
Я в изумлении посмотрела на него.
– Ваша плантация горит, а вы… стоите здесь…
Он сказал:
– Это самый счастливый день в моей жизни. Вы только посмотрите на себя. Вы в смятении. В слезах. Паникуете… и все это потому, что испугались, что потеряли меня. Пусть это будет вам уроком.
– Как вы можете… сейчас… в такое время…
– На самом деле это очень забавно. Это отменная шутка. Лучшая шутка, какую я слышал.
– Вы сошли с ума.
– От счастья. Моя любимая любит меня. Смотрите! Она бросила все… даже самого святого, чтобы найти меня… Потому что подумала: я в опасности. Пойдемте в дом. Я хочу вам сказать кое-что.
– Ваша плантация сейчас сгорит дотла.
– Я хочу сказать вам, как сильно я вас люблю.
– Не понимаю вас. Разве вам все равно? Вы же потеряете все.
– Какая разница, если я обрету любимую… Которая и так моя. Теперь уже у вас обратного пути нет. Вы себя выдали с головой. Признайте это.
– Мильтон…
– Послушайте меня. Никакого пожара нет. Огонь нужен для того, чтобы завтра нам было проще убирать тростник. Мы называем это «сжиганием поля».
– Вы что, нарочно подожгли плантацию?
Он кивнул.
– Мы поджигаем стебли, чтобы завтра их было проще срезать.
– Так это все запланировано…
– Все это нужно делать очень осторожно. Следует дождаться, когда ветер будет дуть в нужном направлении, постоянно следить, расчищать опорные полосы вокруг полей, чтобы огонь не распространился. Приходится постоянно быть начеку. Если не уследить, последствия могут быть катастрофическими. Огонь может уничтожить даже весь остров.
Я испытала такое облегчение, что могла только рассмеяться.
– А вы прискакали меня спасать… Не раздумывая… Ох, Анналиса, моя дорогая Анналиса, это действительно самый счастливый день в моей жизни.
– Вы это уже говорили.
– Это стоит повторить. Я никогда его не забуду… Если бы вы видели, какой страх был написан у вас на лице. И все из-за меня.
Я могла лишь прижиматься к нему и хохотать от счастья (пожалуй, довольно истерично).
– Я так испугалась.
Он поцеловал меня.
– Теперь уже у вас не осталось сомнений.
Я покачала головой.
– Вы останетесь со мной. Вы скажете об этом ему.
– По-моему, он уже знает.
– Я сейчас дам вам выпить и отвезу в гостиницу.
– Я поеду одна. А вы оставайтесь и следите за огнем.
– Здесь для этого есть люди. Они знают, что нужно делать. – Он посмотрел в сторону. – Все уже почти закончилось. Тростник подгорел, и завтра мы его без труда уберем. Операция прошла успешно… Большего успеха я еще не видел. Идемте, я отвезу вас на карете. Вашу лошадь отправлю завтра. Так вам нельзя ездить верхом. Без седла. Непристойность какая! И подумать только, все из-за меня. Вы не представляете, как я счастлив. Расскажите, вы сильно испугались?
– Вы и так знаете.
– Я видел это по вашему лицу. Я уже видел такое лицо. Помните, когда я нырял за жемчугом?
– Еще бы мне не помнить.
– Вам ведь не понравилось, что я опустился на дно.
– Я подумала об акулах.
– Обещаю, когда мы поженимся, я перестану нырять за жемчугом.
Я легонько прикоснулась к его лицу.
– А вы очень решительны.
– Но и вы не смиренная Гризельда. В конце концов, ведь я полюбил вас, а вы меня, как говорят, со всеми нашими изъянами и недостатками. Я не хочу, чтобы вы менялись, даже чуть-чуть.
– Я тоже.
Он помог мне сесть в карету и протянул флягу.
– Пейте. Вам сейчас это нужно. Вы переволновались.
– Да, я знаю.
– Скакали ночью одна…
Я сделала глоток из фляги, он сел рядом и обнял меня одной рукой. Меня вдруг охватило ощущение неимоверного счастья. Точно в этот вечер все разрешилось.
Он отвез меня в гостиницу.
Когда меня начали спрашивать, что со мной случилось, я объяснила. Мильтон рассказал, как они при необходимости время от времени жгут тростник, чтобы его проще было собирать.
– Анналиса так обо мне волновалась. Она решила, что я могу сгореть на плантации, и прискакала меня спасать. На лошади без седла… По-моему, она была готова броситься прямо в огонь, чтобы меня вытащить.
– Я не знаю, на что я была готова, – сказала я. – Мне показалось, что вся плантация охвачена огнем.
– Останетесь пообедать с нами? – спросил Реймонд.
– Спасибо, нет. Мне нужно возвращаться, проверить, ничего ли не случилось. Там надежные люди, но мало ли что. Это очень серьезное дело.
– Я бы на вашем месте лег спать пораньше, – сказал мне Мильтон. – Выпейте на ночь кокосового молока. Оно успокаивает. Я скажу Марии, пусть принесет в ваш номер.
Он уже начинал вести себя по-хозяйски. Не знаю, заметили ли это остальные, но для меня это было неважно. Я переживала нечто вроде ликования. «Завтра поговорю с Реймондом, – подумала я. – Я ему все объясню, и он поймет».
Мильтон ушел.
– Увидимся завтра вечером. Даю вам день, чтобы вы все устроили, – сказал он мне на прощание.
Разумеется, он имел в виду, что я должна поговорить с Реймондом.
Я и сама хотела это сделать. Я даже хотела поговорить с ним сегодня же. Но при Фелисити я не могла этого сделать, а после его приезда она перестала уходить к себе в номер рано, как прежде. Она хотела всегда быть с ним.
Меня переполняла радость. Я чувствовала, что все в конце концов получится как нельзя лучше. Реймонд вернется домой и заберет с собой Фелисити. И со временем… может быть, и очень скоро… они поженятся. Я же видела, как они подходят друг другу. Реймонду нужна была такая, как она, о которой он мог бы заботиться. А Фелисити был нужен Реймонд, потому что он был единственным человеком в мире, с которым она могла поделиться своими ужасными воспоминаниями.
Кажется, я никогда не была так счастлива, как в тот вечер.
За обедом я думала о своем и ушла в свой номер рано. Первое, что я увидела, когда открыла дверь, был стакан молока на столике у кровати.
Я улыбнулась. Значит, он поговорил с Марией. Молока мне не хотелось, но это он пожелал, чтобы я его выпила, и только потому я это сделаю.
Я посмотрела на себя в зеркало и заметила пятно на лифе платья. Но никто на него, кажется, не обратил внимания. Волосы у меня тоже немного выбились. Глаза горели. В общем, я выглядела несколько взъерошенной, но счастливой.
Раздеваясь, я думала о завтрашнем дне. Нужно будет поговорить с Реймондом, как только мы останемся наедине. Я сумею убедить его в том, что все случившееся было неизбежно. Он поймет. А потом Фелисити его утешит. Мне кажется, он любит Фелисити намного сильнее, чем думает. Он так волновался о ней, так хотел ей помочь.
Да, все получалось просто изумительно.
Причесываясь перед зеркалом, я посмотрела на стакан молока и вспомнила Мильтона, его голубые глаза, горящие так ярко на загорелом лице, радость и торжество, охватившее его, когда я выдала свои истинные чувства.
Я взяла стакан и сделала глоток.
Кокосовое молоко иногда имеет очень неприятный, тошнотворный привкус. Я поставила стакан. Пить его не хотелось.
Какое-то время я сидела на кровати, вспоминая пожар и тот миг, когда увидела, как он приближался ко мне.
Я отпила еще молока. Вкус его мне показался странным. Я поставила стакан обратно, но так неудачно, что разлила немного на столик. Пришлось вставать искать тряпку, чтобы вытереть лужицу. Но, вернувшись к столу, я увидела в пролитом молоке какой-то осадок.
Никогда прежде я ничего подобного не видела.
Пока я вытирала стол, меня охватила необычайная сонливость. Я забралась в кровать. Комната начала ускользать в сторону, я упала на подушку и почти сразу провалилась в глубокий сон.
Открытие
Обычно я просыпалась рано, но в то утро из тяжелого сна меня вырвал голос Марии. Сердце тревожно сжалось. Со мной что-то случилось. Руки и ноги у меня точно налились свинцом, и приподняться я смогла лишь с величайшим трудом.
Мария стояла рядом с кроватью и смотрела на меня испуганно распахнутыми глазами.
– Вам нездоровится? – спросила она.
– Да, наверное. Я спала как убитая.
Я села на кровати и приложила руку ко лбу. Воспоминания о вчерашнем дне начали постепенно возвращаться. Пожар… Мильтон… мое возвращение в гостиницу.
– Я как-то странно себя чувствую, – сказала я.
Я вспомнила, как Мильтон говорил, что попросит Марию принести мне молоко. Я повернула голову. На столике ничего не было, и выглядел он так, будто его только что тщательно натерли.
– Вы не выпили молоко, – сказала Мария.
– Чуть-чуть выпила.
– Вы разлили немного. Я вытерла.
– Спасибо.
– Принести горячей воды?
– Да, пожалуйста.
Когда она ушла, я встала с кровати. У меня немного кружилась голова. Вчера вечером со мной что-то произошло. Я пережила нервное потрясение. Никогда мне не забыть, как я увидела огонь, как скакала через едкий дым и слышала треск огня. До сих пор у меня стояли в глазах испуганные крысы, убегающие со всех ног от горящего тростника.