– Дзержинскому вы отвели совершенно особую роль. Довольно экстравагантную, надо сказать. Петерса же рисуете как с натуры, не фантазируя.
– Петерс, конечно, феерически мерзок. Автор знаменитого «помоечного афоризма».
– Помоечного афоризма? – с любопытством переспросил Костер. – У вас в книге этого нет.
– Да, как-то не пришлось в строку. Это он уже в Москве был. Ненадолго отъезжал в Ростов. Простой народ по наивности пошел жаловаться на голод. Петерс в ответ: «Это у вас-то голод? Пока в городе помойные ямы полны – почему рабочие говорят о голоде? Вот у нас в Москве помойные ямы чистые, будто вылизаны». Знаете, когда этого подонка повесили, ну при Правителе, конечно, так на кладбище при тюрьме ведь около года свалка была. Со всех окрестностей народ повадился помойные ведра на могилу таскать и вываливать – ведь и не лень же было. Самое любопытное, что могилы-то были безымянными. А, между тем, люди откуда-то совершенно точно узнали, где Петерс. Без ошибки. Уж и уговаривали, и полицию выставляли – без толку. Но и немудрено. Знаете, в августе, когда Северо-Западная армия наступала, они там, в Чрезвычайке, расстреливали уже просто как обезумевшие, без обвинений, без учета. Он и Лацис.
Я встряхнула головой, поняв, что опять оседлала своего конька.
– Я вас заболтала.
– Нимало. Ну так верно ли я понял, что вы меня одобряете?
– Буду с нетерпением ждать новых отрывков. Это невероятно увлекательно.
– В следующий раз я покажу другие главы. Между тем, следующий раз представится в любом случае скоро. Я вызвался помогать госпоже Бегичевой с открытием выставки. А вы, я полагаю, также отдадите должное этим хлопотам. – Костер хитро прищурился. – Во всяком случае, хлопотам вокруг одного из экспонатов.
Да уж, все ясно. Бетси держит Лерину картину под замком, но трезвонит о ней направо и налево. Но, пожалуй, это и хорошо. Чем громче картина прозвучит, тем больше это Леру отвлечет.
– Вы сделали мне прелестный подарок на день рождения.
– Счастлив стараться.
Мы рассмеялись.
– А все-таки жизнь несправедлива, – продолжала веселиться я. – Художник написал картину, музыкант симфонию – и с момента явления на свет они звучат на любом языке. А книга или стихотворение на каждом языке рождаются заново.
– Зато записную книжку легче держать в кармане, чем мольберт или рояль, – со смехом возразил Костер. – Книгу можно написать даже без ординатора, а что сочинишь без хотя бы фортепьяно? Справедливость есть.
Все-таки неплохой он малый, что называется – славный. Поживет в России, обтешется.
– Нелли! – негромко окликнула из дверей сестра. – Я прошу прощения, но тебя просят к телефону.
Глава XXVIII В которой продолжают дарить подарки
– Я за тобою сейчас заеду.
Разрешения Роман не спросил. Да, даже Наташе так и не удалось воспитать в нем хороших манер. Нельзя сказать, чтоб у него их вовсе не было, просто он делает себе труд вспомнить об обязательных правилах лишь когда сам почитает нужным. Вот и сейчас. Появление свое преподнес как данность, да еще и уточнил, что ждать меня будет внизу, подниматься ему-де некогда.
Что тут скажешь? Осталось только распрощаться с гостями сестры, расцеловать племянниц и в самом деле спуститься.
Роман снова остановил свой выбор на «лесснере». Стало быть – опять сегодня старался не уподобляться Мальчику-с-пальчик.
– А каково я высчитал, где ты? – усмехнулся он довольно, отворяя мне дверцу.
– Не знаю, не знаю. Вдруг ты попросту каких сыщиков ко мне приставил нынче? – Я шутила, но какой-то в моей шутке был и серьезный смысл. Я все же еще не вполне привыкла видеть Романа в столь для меня неожиданной роли. Впрочем, была ли она неожиданной, эта роль? Подобным вопросом я уже несколько раз задавалась в минувшие дни.
– Других дел нету моим сыщикам. – Роман не рассердился.
– А в действительности, никакой дедукции и не было. А то я не знаю, что Катя не способна от тебя утаить ни единого крошечного секретика.
Роман, как обычно, мчался на пределе разрешенной скорости. Я только села в автомобиль, а мы уже на Мясницкой.
– Где бы тут нашлось местечко на минуту остановиться?
Местечко, неожиданно, нашлось прямо перед моим любимым чайным китайским магазином с его поглядывающими сверху на прохожих доброжелательными драконами. Как раз перед нами от тротуара отчалил чей-то могучий лиловый «разипп».
– Вот и удачно! – Роман мгновенно вклинился, занимая освободившуюся прибрежную полоску.
– А зачем мы остановились? Или мы пойдем «к драконам» пить чай?
– Должен же я вручить тебе подарок. Верней сказать, первый из двух подарков. Кстати, с днем рождения!
– Лучше поздно, чем никогда. Благодарю. Эй, зачем ты опускаешь экраны! Ты ведь знаешь, я терпеть не могу, какой тусклый из-за них делается свет.
– Экраны я опустил ровно с той целью, для какой они предназначены. Чтобы снаружи не было видно салона.
– Я чего-то не понимаю. Ты что, целоваться со мной намерен, или все же подарок дарить?
– Merci, целоваться пока не намерен. Сейчас все поймешь. Закрой глаза.
Я с улыбкой послушалась.
Роман, чем-то в темноте прошуршав, взял меня за руку. За правую. А затем с моей рукой гладко и ласково соединился какой-то тяжелый холодный предмет.
– Теперь можешь открывать.
Я восхищенно ахнула.
– Ты же завистливая, как маленький гном-мшелоимец. Думаешь, я не замечал, как ты на мой поглядываешь? Теперь у тебя собственный будет. Более бесполезного и менее нелепого подарка я просто не мог представить. Поэтому надеюсь, что ты довольна.
Кастет, четырьмя кольцами обвивший мои пальцы, уютно устроившийся в ладони, был не бронзовым, как у самого Романа, а стальным, матовым, как иней, украшенный тонким золотым узором. Шипов на нем, впрочем, все же не было, в отличие от Романова кастета.
– Из нашей стали. Я сам делал эскиз.
– Какая прелесть! – Я чуть было сама не кинулась расцеловать Романа, но сдержала свой порыв, испугавшись ступить на зыбкую почву.
– Его нужно регистрировать как оружие? – деловито поинтересовалась я, гадая, заметил ли Роман мое невольное движение, и в самом ли деле по его лицу пробежала темная тень. – Неужто мне придется выправлять разом две бумажки? Папа-то мне дедов наган подарил.
– Нет, это регистрировать не нужно. Ибо невозможно. Кастеты входят в оружейный индекс. Так что, если попадешься, штраф буду платить я. А то он изрядный.
– Спасибо. Лучшего подарка я не могла и представить.
– Господи! Ведь сколько же на свете нормальных девушек! Милых, радующихся букетикам из самоцветов, брошкам и вазочкам, всевозможным очаровательным женственным вещицам! Так ведь нет… – Досада, прозвучавшая в голосе Романа, была, конечно, шутливой. Но и доля искренности в его шутке таилась.
– Я давно тебе толкую, что нормальных девушек на свете немало.
– Лена! – Роман вдруг торопливо схватил меня за руку, ту, что без кастета. – Что с тобой? Я тебя обидел?
– Нет, что ты. Нисколько не обидел.
– Тогда в чем дело? Ты побледнела вся. Даже с этими экранами видно, как побледнела.
– Пустое, вероятно. Глупости. Роман, поверь, глупости.
– Нет уж, ты лучше расскажи.
– Просто… Просто мне сегодня как-то уж слишком хорошо. Я люблю Ника, но я почему-то перестала страдать. Я смирилась. Я счастлива только тем, что он есть. И я уж слишком, во всем, счастлива сейчас. А этот день рождения, когда еще половины дня не прошло, а папа, Наташа, ты, такие волшебные подарки, племянницы за лето выросли, и орден, и книгу мою переводят на английский язык… Роман, мне вдруг сделалось страшно. Второй раз уже сегодня, только сейчас совсем страшно. Так страшно, что хоть беги стопами Поликрата и бросай этот замечательный кастет в реку.
– В Неглинку с Кузнецкого моста. – Роман положил ладонь на мое плечо. Его рука была, как всегда, теплой и невероятно надежной. – Успокойся, славная моя. Ты вполне заслужила сегодня быть счастливой. И вспомни, у тебя сейчас перенапряжены нервы. Неужели ты думаешь, что я не понимаю, каково тебе пришлось? Отсюда и страхи. Только отсюда.
У меня отлегло от сердца.
– А теперь твой свободный выбор. Либо мы едем дальше с нелюбимыми тобой экранами на окнах, либо ты снимешь это, и, завернув хотя бы в носовой платочек, спрячешь в сумочку. Третьего не дано.
– Третье еще как дано! – Я все вертела и вертела отяжеленным кулаком. – Немножко проедем невидимками, а потом спрячу.
– Будь по-твоему. – Роман стронулся с места. – Да, кстати, ты о племянницах упоминала. Подскажи что-нибудь Нику, он голову сломал. Что можно подарить семилетнему мальчику? Чтобы с одной стороны выглядело официально, а с другой, чтобы все же ребенку какая-то радость.
– А что, все эти многодетные отцы из его окружения ничего не подсказали?
– Все подсказки банальны. Железную дорогу, которая у него уже наверняка есть и не одна, управляемый кораблик, такой или сякой игрушечный автомобиль, робота. Тут нужно иметь не детей, а фантазию.
– А почему Ник должен был ломать голову над такой ерундой? – удивилась было я. – Или…
– Ну да. Царь-батюшка во Францию теперь.
– Так ведь во Францию Миша отбывает.
– Миша отправляется послезавтра, как только вернется с Дальнего Востока. Буквально пересядет с аэроплана на аэроплан. Времени совсем впритык. Там готовится торжественный прием в честь космолетчика. Ник прибудет тоже, чтобы встретиться с Его Величеством Людовиком Двадцатым. Непременно нужно и непременно сейчас. Но все очень ненадолго, тут ведь еще выставляется Лерина работа, и Леру обидеть никак нельзя, но и начало сезона передвинуть невозможно. Сентябрь настал.
– А что подарит королю Миша?
– О, ему-то как раз просто. Модельку космического корабля, ее уже доделывают. А еще – скафандр, негерметичный, понятно, но он не разберет, там хитро все продумали. Там будут такие баллоны, в них немножко аптечного кислорода, в маленьких дозах. Нажимаешь кнопку – ощущаешь, что «воздух поступил». Штучной работы игрушка, второй такой нету. И большой набор космического питания в тюбиках.