— Пошли. — Руслан зашагал вперед.
О привале не хотелось и думать.
Глава двадцать вторая
Миновав заросли сухих камышей, они вышли на такыр. Вздохнули с облегчением: такыр — это не пески, в которых ноги вязнут, как в глине. Зашагали бодро, в ногу. Кованые солдатские каблуки гулко стучали по плотной глинистой площадке, словно по асфальту.
Некоторое время шагали молча. Картина поединка варана со змеей стояла перед глазами.
— Да-a, такие кадрики ни в одном фильме не увидишь, — задумчиво произнес Нагорный.
— Закон природы. Борьба за жизнь.
— Да. Простой и вечно действующий.
— Я бы не сказал — вечный. — Руслан поправил панаму, чтобы солнце не било в глаза. — Все зависит от обстановки, от среды. Помести этих же гадов с детства в зоопарк, чтоб находились рядом, питались вместе, думаю, что тогда они бы жили мирно и даже подружились.
— Верно. В Московском зоопарке есть детская площадка. Помнишь? Там и львята, и собачата, и тигрята, и медвежата живут мирно и весело.
— А ты где жил в Москве?
— На Арбате.
— А я на Люсиновской, около Добрынинской площади.
— Бывшая Серпуховская? Знаю. Там пивной бар отличный. Всегда свежее пиво, вареные раки и соленые сушки.
— Пиво! Тоже нашел, о чем мечтать… Я бы простой луже был рад, — вздохнул Коржавин. — Давай поднажмем. Пройдем такыр — считай, половину пути сделали. Там рукой подать до штаба.
— А мы верно идем? — в голосе Нагорного звучала тревога.
— Конечно! Ты же сам карту смотрел. За такыром опять пески. Надо прямо на север топать. Прямо на север!
— По пескам было трудно топать, зато видно. След оставался. Оглянешься и видишь, как идешь: прямо или петляешь. А тут ни следа, ни ориентира.
— А солнце?
— Оно же движется.
— Ну и пусть себе движется. У нас есть часы, и мы в любое время сможем определить стороны света. Ты что, географию забыл?
— Да нет, не забыл.
— А ты тово, не стесняйся. Наверное, двойки хватал, думал, что никогда география не пригодится? Зачем ее учить, когда есть трамваи и такси? Так?
— Устал я.
— Тогда давай сядем, передохнем.
— Нет, лучше двигаться. Пройдем проклятый такыр, сделаем большой привал.
— Ладно. Ты смотри на расстояние, как на врага, и думай: я должен победить. Знаешь, когда я устаю, то всегда быстрей шагаю. У меня словно чертик в груди сидит и подзадоривает. Чем труднее становится, тем больше сил находится, чтобы преодолеть.
— Это у тебя от бокса.
— Может быть. — Руслан поправил ремень автомата. — Ты что отстаешь?
Нагорный не ответил. Коржавин повернулся и, взглянув на напряженное лицо товарища, сбавил шаг. Нагорный шел прихрамывая.
— Что случилось?
— Да вот нога подвела…
— Болит?
— Мозоль…
Руслан остановился.
— Садись!
— Да нет, давай еще пройдем.
— С ногами не шутят. Показывай!
Коржавин снял автомат, снаряжение и, сев рядом, помог Нагорному стянуть сапог. Сквозь портянку проступали бурые пятна. Нагорный, морщась от боли, медленно развернул портянку. Две большие лопнувшие мозоли сочились кровью. Коржавин выругался.
— Разве так портянки мотают?
— Мы же по тревоге вскочили, — оправдывался Нагорный.
— Тревога тут ни при чем. Надо всегда правильно наматывать.
— Спешил я…
— Положеньице!..
Коржавин осторожно отвинтил крышку баклажки.
— Промыть рану надо.
Нагорный судорожно глотнул воздух.
— Это же вода… последняя!
— Держи ногу!
Руслан тщательно промыл раны. Вытащил носовой платок, перевязал.
— Что же ты раньше не сказал?
— Терпел… Боялся, назад отправишь.
Коржавин сам аккуратно заправил ему портянку. Нагорный, стиснув зубы, натянул сапог. Потом переобул второй. На этой ноге также была мозоль.
У Руслана гудели подошвы ног. Хотелось растянуться на жесткой глине, как зимой на русской печке, и лежать. Усталое тело просило отдыха.
Коржавин вытащил из сумки завернутый в кусок газеты пирожок и несколько сухих макаронин. Пирожок был с мясом. Большой кусок протянул Нагорному.
— Бери.
Тот торопливо поднес ко рту свою часть.
— Сейчас таких бы десятка полтора. Помнишь, у каждого входа в метро лоточницы с пирожками стоят. Сюда бы их корзину!
Руслан заставил себя встать.
— Засиживаться нечего!
Закусив губу, Нагорный медленно поднялся. Хромая, сделал несколько шагов.
— Тяжело?
Тот кивнул.
— Давай твой автомат.
— Не надо. Я сам…
— Давай. — Руслан подставил плечо: — Держись.
Они двинулись в путь. Вокруг простиралась разогретая зноем глинистая равнина. Солнце палило нещадно. Идти было тяжело. Часа через полтора Нагорный попросил:
— Давай отдохнем.
Руслан взглянул на часы. Время уже за полдень, а они еще не прошли такыр. Он предложил:
— Считай шаги! Отдохнем через три тысячи шагов. — И добавил: — Через каждые три тысячи будем отдыхать.
Нагорный стал считать. Каждый шаг давался ему с трудом. Сначала делали привалы через каждые три тысячи шагов, потом — через две, через тысячу…
После каждой остановки все труднее было поднимать Нагорного, заставлять двигаться. Он уже не шел, а буквально висел на Коржавине. Руслан подбадривал его, как мог, хотя тоже устал, зверски устал. В горле пересохло. Наконец впереди зажелтели песчаные барханы.
— Видишь барханы? Уже совсем близко. Терпи. Там большой привал.
Когда дошли до барханов, Нагорный окончательно выбился из сил. Они с наслаждением растянулись на гребне бархана. Песок был теплым и мягким. Несколько минут молчали. Солнце предательски быстро склонялось к закату, день шел на убыль. Надо срочно что-то предпринимать. Товарищи ждут. Ждут воды и хлеба. Они надеются, верят.
Коржавин тряхнул головой, как бы сбрасывая с себя оцепенение.
— Надо вставать.
— Еще чуть-чуть…
Руслан протянул руку Нагорному:
— Держись!
Сергей, кусая губы, встал, обхватил Коржавина, попытался сделать шаг, но не смог. Его качнуло в сторону, и он, падая, увлек за собой Руслана.
— Возьми себя в руки.
Нагорный отвернулся:
— Не могу…
Руслан стряхнул с лица товарища песок.
— Мы должны… понимаешь?
— Не могу…
Закон дружбы, солдатского товарищества — самый святой закон. Он гласит: «Сам погибай, а товарища выручай!» Так повелось издревле, испокон веков на Руси. Руслан склонился над Нагорным.
— В руках сила есть?
— Ну, есть.
— Значит, порядок. А ну привстань! Так. А теперь надевай автомат, мой тоже. И сумки.
— Ты… что задумал?
— Я сильный! Понесу.
Нагорный снова лег на песок.
— Не… Не надо… Далеко не унесешь. Ты тоже того… — Сергей повернулся к Руслану и заговорил быстро, боясь, что тот его перебьет: — Послушай! Во всем виноват я. Только я… Хотел отличиться! А командир мне поверил. Послушай меня! И не возражай. Далеко ты меня не унесешь. А день кончается. Там ребята ждут. А я у тебя лишняя обуза… Послушай, Руслан! Надо выполнять приказ. У тебя еще есть силы. Иди один!
— Что? Что ты сказал?
— Иди один!
— Да за кого ты меня принимаешь? — прохрипел Руслан и тут же взял себя в руки: — Старшим назначен я. Значит, я и буду командовать.
Нагорный сел рядом и, заглядывая Коржавину в глаза, сказал:
— Я дело говорю, Руслан. Дело! Вдвоем мы можем того… Остаться навсегда тут. Иди один! Я прошу. Очень прошу! Ведь ты же через день поедешь обратно, понимаешь! Повезешь воду, еду… И по дороге заберешь меня. Договорились?
Коржавин задумался. Может быть, он и прав? Но бросать товарища, одного в пустыне…
— Не теряй времени. — В голосе Нагорного была мольба. — Иди! Ведь ты меня не бросаешь. Просто я остался немного отдохнуть, подождать, когда ты возвратишься. Ну иди же!
Третий час, как Руслан один. Один на один с пустыней. Идет размеренным, походным шагом. Он спешит, хотя знает, что торопиться не надо. Надо экономить силы.
Солнце бьет прямыми лучами сбоку, в щеку, в глаза. Предвечерняя духота самая невыносимая. Воздух подогревается с двух сторон: сверху солнцем, снизу раскаленным песком. Он, словно щеткой, дерет в пересохшем горле. Сейчас бы стакан воды. Полстакана… Глоток! Вода — это сила!
Кругом сухое, желтое безмолвие. Пустыня молча наблюдает за ним. Руслану хочется прибавить шаг, не идти, а бежать. День кончается! Но по песку далеко не убежишь. Ноги вязнут в песке. Он скрипит на зубах. Он выпарил из воздуха всю влагу. Во рту сухость. Язык стал шершавым, жестким. Как подошва.
Шире шаг! Нечего заниматься самоанализом. Нечего отвлекаться. Тверже шаг! Пустыня не такая однообразная, как кажется. Вон, в долине, кустик. Это верблюжья колючка. А сзади — строчка его следов.
Шире шаг! В глазах вдруг поплыли оранжевые и черные круги… Он падал в море. Вода была голубой- голубой. Он всем телом почувствовал приятную теплоту…
Но песок предательски заскрипел на зубах. Руслан очнулся, с трудом открыл глаза, поднял слипшиеся веки. Осмотрелся. Кругом только песок. Песок и солнце. Безжалостное солнце.
Руслан встал на одно колено. Так он вставал на ринге после получения сильного удара, после нокдауна, отдыхал, готовясь продолжать поединок. Коржавин улыбнулся сухими губами. Шалишь, светило! Меня не так просто завалить, выбить из игры. Я крепкий!
Он встал. Тело было вялым, расслабленным. В ногах предательская дрожь. Руслан сделал шаг. Потом второй. Вперед! Важно двигаться. В движении сила. Он знал себя, знал свой тренированный организм. Сколько раз на ринге, получив сильный удар, он заставлял себя двигаться вперед, атаковать. Тогда тоже тело было вялым и расслабленным. И предательская дрожь в ногах. Но через несколько секунд все проходило. Организм спортсмена умеет быстро возвращаться в строй. Так будет и сейчас. Так должно быть!
Вперед. Только вперед! Солнце — опасный противник. Коварный и безжалостный. У него снова появился привычный звон в ушах. Несколько секунд он стоял с закрытыми глазами. Только бы не упасть! Противная тошнота подкатила к горлу. Качаясь из стороны в сторону, Руслан зашагал вперед. Он тяжело дышал. Ему не хватало воздуха. Но Руслан шел. Шаг левой, шаг правой…