Велосипедисты некоторое время молча смотрели в ту сторону, куда упал орел, мысленно переживая перипетии схватки.
— Так ему и надо, разбойнику, — сказала Башарот.
— В жизни всюду идет борьба, — философствовал Султанов. — Борьба за жизнь, борьба за любовь.
Гульнара молча взяла свой велосипед, вскочила в седло.
На стадионе, окутанном голубой дымкой тумана, было еще шумно и людно, когда возвратились велосипедисты. Бегуны отрабатывали старты и передачу эстафетной палочки, на баскетбольной площадке истекали последние минуты тренировочного матча, боксеры звучно колотили по подвешенным мешкам и отбивали дробь на пневматической кожаной груше, а на футбольном поле с криками носились два десятка игроков, грязных от пота и пыли. Но самым шумным местом была круглая борцовская площадка, усыпанная опилками. Там тренировались местные силачи — палваны, готовясь к предстоящим соревнованиям по национальной борьбе, и многочисленные болельщики кричали и аплодировали, подбадривали своих любимцев.
Гульнара торопилась. Наспех вымывшись под душем, она переоделась и, захватив свой велосипед, направилась к воротам стадиона. Ей хотелось скорее добраться домой, включить приемник и послушать последние спортивные новости. Как там Руслан? Сегодня у него финальный поединок.
В переулке Гульнара повстречала муллу Данияра, который, как ей показалось, вышел из их калитки. Высокий, худой старик с кустистыми бровями, жидкой бородой и огромной белоснежной чалмой на плешивой голове важно прошагал мимо, лишь небрежным кивком приветствуя Гульнару. «Опять тетушка Зумрат что-то затевает»,— подумала Гульнара и соскочила с велосипеда.
Во дворе около журчащего арыка лениво блеяли четыре барана, привязанные к стволу старой урючины. Бараны были крупные, откормленные, жирные курдюки вздрагивали при каждом движении.
Гульнара остановилась в недоумении. Откуда взялись бараны? Днем, когда она уходила на тренировку, никаких баранов не было.
Гульнара, прислонив велосипед к глиняному забору, поднялась на террасу.
— Зумрат-апа! — позвала она тетушку. — Где вы?
Тетушка Зумрат, прикрывая седые волосы новым шелковым платком с длинными кистями, вышла из комнаты. Каждая морщинка на ее лице излучала доброту и приветливость.
— Наконец-то вернулась...
Гульнара, не переставая удивляться, рассматривала цветной платок. «Откуда обнова? Неужели, — мелькнула догадка, — неужели выиграли по лотерейному билету?» Полмесяца назад Гульнара купила пять билетов.
— Тебе нравится? — спросила тетушка Зумрат.
— Джуда яхши, — ответила Гульнара. — Очень хороший.
— Заходи в комнату, там для тебя три штуки лежат на столе. Примерь.
Гульнара насторожилась. Тетушка никогда не слыла мотовкой, и, даже если выпал крупный выигрыш, она не стала бы транжирить деньги. Тут что-то не так. Гульнара хорошо знала свою тетушку. Пока Гульнара была маленькой, она души не чаяла в тетушке, но в последнее время между ними часто возникали короткие стычки, У тетушки характер был покрепче горных камней, но и Гульнара славилась упорством.
— Откуда платки? — спросила Гульнара и строго посмотрела на улыбающуюся тетушку. — Откуда бараны?
— Слава аллаху, все наше, можешь не беспокоиться.
— Выиграли по лотерейному билету? — В голосе Гульнары прозвучала скрытая насмешка.
— Счастье привалило в наш дом, — ответила тетушка Зумрат с достоинством старшей. — Когда созревают цветы, садовник старается их продать, иначе они завянут и потеряют цену.
Вот оно в чем дело! Тетушка Зумрат, не получив согласия Гульнары, все же решила выдать ее замуж. Гульнара вспыхнула: «Без меня меня продали!» Но тут же взяла себя в руки.
— Не слишком ли рано продаете цветы? — спросила она тетушку.
— Если говорить правду, — уточнила тетушка, — то раздумывать, выбирать некогда. Через год-два может оказаться поздно. Меня отдали в жены, когда и шестнадцати не исполнилось.
— Без любви я не выйду! — отрезала Гульнара. — Зря стараетесь.
— Молодые кони тоже брыкаются, когда им седло надевают, но потом привыкают, — заметила назидательно тетушка, собирая еду. — Проживешь пять-шесть лет с мужем, потом меня вспомнишь и «рахмат» скажешь. Золотой характер у Якубджана! Смирный, покладистый, работящий. Водки в рот не берет и папиросами не балуется, Холостой парень, а какой хозяйственный! Из отцовского дома дворец шахский сделал. И все своими руками.
— Он платки принес? — Гульнара отодвинула пиалу с чаем и встала.
— Да, Якубджан принес. Сам, говорит, выбирал в магазине, когда в Ташкент ездил. — Тетушка, не обращая внимания на Гульнару, продолжала рассказывать. — Сегодня у нас мулла Данияр был. Он тоже одобряет. Пора, говорит, свадебный той делать, а то пропадет девчонка. Без платья по улицам на двухколесной машине ездит. Срамота одна. Не женское дело. Пусть русские, они все развратницы, хоть нагишом бегают, это их дело. А мы — мусульмане, и у нас свой закон, свои обычаи.
— Баранов тоже Якуб пригнал? — Гульнара перебила тетушку.
— Конечно он. А го кто же? В счет калыма, как полагается. Мы нарушать обычаи не будем. Не мы их заводили, не нам их отменять.
— Дешево вы меня цените, — Гульнара еле сдерживала себя.
— Почему дешево? — в голосе тетушки прозвучала обида. — Еще четыре отреза атласа на платье, пять халатов, два пальто, шерстяной костюм трикотажный, три пары туфель, одни лаковые сапоги-ичиги и два ковра хорезмских. Разве мало?
— Мало. Очень мало, тетушка Зумрат! Любовь дороже стоит. Она цены не имеет. А без любви я не выйду. Так и знайте! — Гульнара, задыхаясь от обиды и волнения, нервно прошлась по террасе, потом, приняв решение, остановилась около тетушки. — Снимите платок!
— Это мой.— Тетушка отступила на шаг.— Мне его Якубджан подарил. А твои там, в комнате.
— Дайте платок! — Гульнара повысила голос и так посмотрела на тетушку, что та сразу перестала улыбаться.
— На, забери, если ты такая скупая...
Гульнара взяла платок, принесла из комнаты еще три таких же шелковых и поискала нож. Тетушка Зумрат, увидев в руках племянницы нож, всплеснула руками.
— Джины! Сумасшедшая! Не вздумай резать, за них деньги платили!
Гульнара, не оборачиваясь, вышла во двор и направилась к старой урючине, где блеяли бараны. Тетушка последовала за ней. Гульнара подошла к баранам и каждому на шею повязала шелковый платок. Потом перерезала веревку, которой животные были привязаны к дереву, и, схватив хворостину, погнала их к калитке.
Якуб жил рядом. В проулке играли соседские мальчишки. Они удивленно смотрели на баранов. Гульнара резко и властно постучала в массивную, сделанную из чинары, резную калитку. Немного погодя послышались шаги, щелкнул запор и на пороге показался Якуб. В новом костюме, белой сорочке и праздничной тюбетейке. Он, видимо, собирался куда-то идти. На гладковыбритом круглом лице расплылась улыбка.
— Гульнара-хон! Хуш келенгиз! Добро пожаловать в наш дом! Мы рады...
Но Гульнара не дала ему договорить приветственные фразы и резко оборвала.
— Дешево меня цените, Якуб-бай.— Она нарочито прибавила слово «бай» — «богатей». — Забирайте своих заморенных, плешивых баранов!
Не удосужив его взглядом, Гульнара хлестнула животных хворостиной и, круто повернувшись, зашагала к своему двору. Соседские мальчишки погнались за баранами.
— Смотрите, бараны в шелковых платках!
Якуб, ничего не понимая, некоторое время стоял на пороге и смотрел то на удаляющуюся Гульнару, то на своих баранов. Потом, видимо, поняв, что произошло, заскрипел зубами. Выждав, пока Гульнара скроется в калитке, он, тяжело топая, побежал ловить животных.
Гульнара, довольная, напевая песенку, вернулась к себе. «Будет знать, как свататься», — весело думала она, вспоминая растерянное лицо Якуба. Конечно, Гульнаре было приятно, что Якуб имел серьезные намерения, но ее раздражала самоуверенность: «Ведь знает же, что у меня есть Руслан, что я люблю его, так нет же, хочет настоять на своем».
Из переулка доносилось блеяние баранов и приглушенные окрики Якуба. Гульнаре стало жаль его. Если бы на ее пути не встретился Руслан Коржавин, она из многих поклонников предпочла бы Якуба. Вот уже много лет, еще со школьной поры, когда он учился в восьмом, а она в шестом, Якуб упорно и настойчиво доказывает свою любовь и постоянство.
Во дворе Гульнара уловила запах керосина. Не успела она определить, откуда идет запах, как возле террасы запылал яркий костер. В его отсветах четко обрисовалась темная фигура тетушки Зумрат. Бормоча проклятья, она торопливо швыряла в пламя спортивные доспехи племянницы: трусы, майки, тренировочные брюки, велосипедные ботинки, защитные очки, тапочки...
— Что вы делаете! — закричала Гульнара срывающимся голосом. — Остановитесь!
Но тетушка Зумрат, схватив тяжелый кетмень, начала колотить по изящному гоночному велосипеду, прогибая спицы, коверкая руль, седло...
Гульнара оторопела. Этот велосипед ей дали совсем недавно в личное пользование. Султанов несколько раз ездил в Ташкент и с большим трудом достал всего четыре машины. И вот одну из них у нее на глазах превращают в металлолом.
— Остановитесь! — Гульнара вцепилась тетушке в руку. — Это же не моя. За нее платить придется! Такую нигде не купишь!
Тетушка Зумрат тяжело дышала. Вырваться из рук Гульнары ей не удалось.
— Шайтанская машина! — Она пнула исковерканный велосипед ногой.— Все! Теперь не будешь бесстыдно кататься по улицам и срамить наш род! Не вышло по-моему, но и по-твоему не будет! Хватит! Видит аллах, как я была терпелива! Но больше не позволю позорить мои седые волосы!..
Глава двадцать третья
Послав Коржавина проводить Тину, Бондарев задержался в дверях проходной и некоторое время смотрел им вслед. Они шли в полосе света, и на темном фоне леса отчетливо выделялись стройные фигуры, словно нарисованные художником. В прохладной тишине приятно постукивали каблучки дамских туфель.