Это был, кстати, двадцать девятый день войны. Воевать же предстояло еще почти четыре года.
А вскоре приходится подвергнуть пересмотру и главный вывод, сделанный 3 июля и служивший источником оптимизма: «кампания выиграна за 14 дней». 23 июля, спустя 20 дней, Гальдер записывает: «Хотя противник решительно ослаблен, окончательно он еще не разгромлен…»
За первый месяц войны немецкая армия лишилась половины тех танков, с которыми она выступила в поход, и почти 1300 самолетов – четверти первоначального боевого состава. История сохранила нам свидетельство того, что самоотверженная борьба советских войск была оценена гитлеровскими верхами. Например, после войны, рассказывая на допросе в Нюрнберге о том, как вермахт терпел одно поражение за другим, отступая в 1943 году на запад, Иодль сделал интересное признание: «Гитлер, указывая на пример Красной Армии в 1941 году, считал, что необходимо биться за каждый метр территории».
Но в июле 1941 года будущее еще представлялось Гальдеру безоблачным и потому – 23 июля: «Примерно через месяц (25.8), предположительно, наши войска будут у Ленинграда и у Москвы, а также выйдут на рубеж Орел, Крым. В начале октября они выйдут на рубеж Волги. В начале ноября – достигнут Баку и Батуми».
Шли дни и недели. Вермахт продолжал добиваться успехов. Немцы захватили почти все правобережье Днепра, Гомель, вели бои на дальних подступах к Ленинграду, но ожесточение боев не уменьшалось – в отличие от того, что предполагал Гальдер в начале июля. Под Великими Луками, Сольцами, Лугой, Смоленском, Старой Руссой, Ельней немцам были нанесены серьезные удары. И 24 августа приходится отметить: «…Уменьшение боевой численности в пехотных дивизиях в среднем на 40 процентов, и в танковых дивизиях – в среднем на 50 процентов».
Затем наступает 25 августа – срок, отмечавшийся в плане. Быть может, помните – достигнуть Ленинграда и Москвы, рубеж Орла? Об этом в «Дневнике» нет ни слова, равно как и о целях, обсуждавшихся месяц назад. На юге продолжаются бои у Днепропетровска. На центральном участке фронта немцы испытывают сильное давление советских войск у Ельни. «5 сентября… Наши части сдали противнику дугу фронта у Ельни».
Противник потерял выгодный плацдарм, который он намеревался использовать для будущего наступления на Москву. Да и само это наступление гитлеровцы вынуждены были отложить на осень 1941 года.
Итак, конец августа – начало сентября. Не пришло ли время подвести кое-какие итоги? С начала войны минуло уже больше 10 недель – срок, как казалось до начала боевых действий многим немецким стратегам и политикам, вполне достаточный для разгрома Советской России. Помните? Паулюс – 8—10 недель; Браухич – 6–8 недель; Риббентроп – 8 недель; Гиммлер – «не позднее 4 августа…» Теперь 10 недель прошли. И что же? Ни одной стратегической цели, поставленной планом «Барбаросса», немцы достичь не сумели. Главные силы Советской Армии в приграничном сражении уничтожены не были. Основные советские резервы в сражениях на Украине и в Белоруссии уничтожены не были. Москва и Ленинград оставались недостижимыми. Сорвать мобилизацию сил советской страны не удалось. Расчеты на то, что удастся быстро сломить сопротивление советского народа, не оправдались.
Верховному командованию вермахта пришлось признавать, что события развиваются не так, как оно предполагало.
13 сентября Гальдер переписывает в «Дневник» текст Памятки ОКВ Верховного командования вооруженных сил, одобренной Гитлером. Памятка давала оценку стратегическому положению Германии в конце лета 1941 года. Она содержит такие примечательные выводы из этой оценки: «Отсюда в плане дальнейшего ведения войны мы должны руководствоваться следующим: 1. Разгром России является ближайшей и решающей целью… Поскольку эта цель не будет полностью достигнута в течение 1941 года, продолжение Восточной кампании в 1942 году должно стоять сейчас на первом месте в нашем планировании».
Полупризнание неуспеха блицкрига, пересмотр представлений о ходе кампании и о возможных планах на будущее – все это так серьезно, что хочется задержаться здесь немного, сопоставить некоторые события и мнения.
Как складывалась картина тех дней? Советская Армия понесла тяжелые потери в людях и технике и от границ отошла далеко в глубь своей территории. Врагу был отдан весь запад страны, немецкие армии стояли у стен блокированного Ленинграда, рвались в Крым. Как раз в середине сентября вермахт добился успеха под Киевом, где потерпели серьезное поражение войска Юго-Западного фронта. Вскоре он осуществил крупные операции под Вязьмой и Брянском, где были окружены шесть советских армий. Наступил ноябрь – месяц напряженных боев под Москвой.
А за фасадом событий?
За фасадом же – путаница противоречий, различных мнений, тревог и надежд, оптимизма и сомнений и откровенного отчаяния.
Из «Дневника» – 19 ноября: «Фюрер очень высоко оценивает политическое значение наших успехов в России, которые он считает невиданным достижением. Он полагает, что… в военно-экономическом отношении они (русские) не смогут быстро встать на ноги».
А за два дня до этого покончил с собой генерал Удет – один из руководителей ВВС Германии, известный ас первой мировой войны и воздушный рекордсмен. Судьбу германских ВВС в России Удет называл «воздушным Верденом». Его друг, крупный немецкий авиаконструктор и промышленник Э. Хейнкель, писал впоследствии: «Когда Удет 17 ноября 1941 года в спальне своего дома пустил себе смертельную пулю в голову, все было уже ясно. Блицкриг против России потерпел неудачу. Брошенная на Восток немецкая авиация была уже в значительной степени потеряна в русских просторах…»
Примерно с этого времени «Дневник» начинает являть собой поистине удивительную картину. Те противоречия, которые обнаруживались в нем и прежде, теперь обозначены резко и выпукло.
23 ноября в генштабе сухопутных войск состоялось совещание, и Гальдер делал на нем вступительный доклад об общем положении на фронте. Приведу два места из тезисов к этому докладу.
Первое: «Военная мощь России более не представляет угрозы для Европы. Противнику нанесен решающий удар…» Второе: «Мы должны иметь в виду, что никому из противников не удастся окончательно уничтожить другого или решающим образом нанести ему поражение. Возможно, что война сместится из плоскости военных успехов в плоскость способности выстоять в моральном и экономическом отношении…» Как совместить два этих заявления, разделенных лишь десятью строками текста?
И еще один штрих в картине тех дней. В книге «Особая папка «Барбаросса» Л. Безыменский рассказывает о том, как однажды, будучи в ФРГ, он попытался встретиться и поговорить с Гальдером. От свидания, правда, Гальдер уклонился, но на письмо ответил. Вот выдержки из этого письма: «После битвы за Киев я не рекомендовал осуществлять разрешенное Гитлером наступление на Москву и выступал за политическое решение… События под Москвой показали, что у немцев истощены силы. С этого момента я уже не верил в возможность решительной немецкой победы».
Словом, наступать не рекомендовал и в победу не верил? И все-таки восточные армии вермахта шли в наступление: и на севере – на Тихвин, и на юге – на Ростов, и в центре – на Москву.
И в записях о ходе военных действий на странницах «Дневника» – все та же картина противоречий, сомнений, надежд.
«18 ноября 1941 года, 150 день войны… Совещание у главкома: Он очень недоволен тем, что все больше исчезают шансы на быстрое приближение к Москве. Это не зависит от его желаний».
В этот же день: «Вообще же фельдмаршал фон Бок, как и мы, считает, что в настоящий момент обе стороны напрягают свои последние силы и что верх возьмет тот, кто проявит большее упорство. Противник тоже не имеет резервов в тылу и в этом отношении наверняка находится в еще более худшем положении, чем мы».
27 ноября: «На северном фланге ударной группы, наступающей на Москву, наши войска чувствуют себя уверенно и теснят противника».
29 ноября – из разговора с начальником штаба группы армий «Центр»: «Высшее командование считает необходимым продолжать наступление, несмотря на опасность полного истощения войск.
Я заявил, что эта точка зрения совпадает с мнением ОКХ» (то есть с мнением командования сухопутной армии).
30 ноября – в «Дневник» заносится выдержка из доклада генерала Буле: «Некомплект на Восточном фронте составляет 340000 человек, то есть половину боевого состава пехоты».
2 декабря: «Наступление под Тулой развивается успешно. Наступающий фланг группы армий вследствие тяжелых боев медленно продвигается вперед. Общий вывод: сопротивление противника достигло своей кульминационной точки. В его распоряжении нет больше никаких новых сил».
И, наконец, 5 декабря: «Противник прорвал наш фронт в районе восточнее Калинина». Части Калининского фронта первыми из советских войск, оборонявших столицу, перешли в контрнаступление.
В декабре 1941 года и в январе 1942 года Гальдер изменяет своему обыкновению как бы не замечать успехи противника. Теперь их уже невозможно не заметить! 19 декабря: «Группа армий «Центр»: противник наступает на всем фронте». 25 декабря: «Очень тяжелый день… На фронте группы армий «Центр» этот день был одним из самых критических дней». 30 декабря: «Снова тяжелый день… Очень тяжелое положение создалось на фронте 9-й армии, где командование, как мне кажется, совершенно потеряло выдержку». 3 января 1942 года: «В ставке фюрера снова разыгралась драматическая сцена. Он высказал сомнение в мужестве и решительности генералов».
Так закончилась попытка «разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании». Развязался роковой узелок противоречий, оптимистических планов и сомнений, восторгов от побед и разочарований. Завершилась сюжетная линия нашего знакомства с дневником Гальдера.
Разгром под Москвой стал первым крупным поражением вермахта. Всегда ли мы точно оцениваем меру подвига, совершенного Советской Армией в октябре – декабре 1941 года? Вот лишь коротко об этом: