Потом резкие броски кончаются, исчезает вольтова дуга. Мы попадаем в относительно спокойную облачность.
И опять – впереди грозовые облака. Опять мотает из стороны в сторону.
И снова небольшая передышка, а за ней – новый грозовой фронт.
Наконец, облака кончаются. Под нами – Балтийское море. Радист лейтенант Бородай запрашивает пеленг. Штурман капитан Легкоступ прокладывает радиопеленги, снимая их с наших и зарубежных широковещательных станций. Наши координаты определены, и штурманы прокладывают курс на Штеттин. На высоте 8000 метров выходим к этому портовому городу. Хорошо просматриваются береговая черта моря и река, идущая к Берлину.
Впереди не видно ни прожекторов, ни зенитных разрывов. Штурманам много работы: не хочется, чтобы такой тяжелый полет прошел впустую.
Подходим к Берлину. По-прежнему смущает, что не работает ПВО. Даю экипажу команду усилить наблюдение – может быть, действуют ночные истребители? Но тогда были бы прожектора, а их нет.
Но – время! Штурман выводит самолет на боевой курс. Поочередно докладывает: «На курсе! Люки открываю! Сбросил! Люки закрыл!»
И вот тут-то – начинается. В одно мгновение нас высвечивают прожектора, в кабине появляется запах пороха от близких зенитных разрывов. Резко бросаю самолет вниз и в сторону, и минут через пятнадцать вырываемся из-под обстрела.
Настроение у всех приподнятое – задание выполнено, можно домой. Идем по прямой, самым коротким путем, лишь обходя крупные города, – горючего и кислорода у нас в обрез. Понемногу снижаюсь: если кто-нибудь и потеряет сознание от кислородного голодания, то недолго будет снизиться до безопасной высоты.
Траверз Данцига проходим на рассвете. Кенигсберг – засветло. К линии фронта выходим в глухом месте, но нас все-таки встречают стрельбой. Противозенитный маневр, – и мы на своей стороне.
Вот когда дает себя чувствовать усталость. Всех клонит в сон, веки закрываются. Снижаюсь на малую высоту – внизу все мелькает, внимание напряжено, сон проходит.
После четырнадцати часов полета садимся на свой аэродром.
29 августа 1942 года. Снова – Берлин. Вылетает та же четверка: Кубышко, Пусэпп, Родных и мой экипаж. Погода на редкость удачная, чистое небо, светит луна.
После Штеттина попадаем в прожектора. Идем от Штеттина к Берлину, и один прожекторный луч передает нас другому. Берлин встречает яростной стрельбой. В кабине светло, тянет порохом. Внезапно – темная зона без разрывов. Значит, в хвост заходит истребитель. Ну, нет – лучше в огненное пекло, чем встречаться с ним.
Штурманы выводят на цель. Бомбы сброшены. Кормовой стрелок Ярцев докладывает об огромных взрывах. Штурман подтверждает. Ну, что же, недаром, значит, слетали.
Все еще идем в огне и прожекторах. Один противозенитный маневр, другой, третий – даже и не верится, наконец, что уходим от них.
Домой идем без приключений и на двенадцатом часу полета благополучно приземляемся.
Но из вылета вернулись не все. Не пришел экипаж капитана Кубышко, Уже много позже мы увидели в каком-то английском журнале фотографию его самолета с голубой пятеркой, сидящего на фюзеляже. В подписи было сказано: русский тяжелый четырехмоторный бомбардировщик, подбитый над Берлином. Подробности этой истории стали известны только после войны. Вот они вкратце. На самолете с голубой пятеркой были пробиты бензобаки, и горючего до нашей территории не хватило. Борис Кубышко ночью посадил машину на фюзеляж в поле где-то в районе Каунаса. Попробовали сжечь самолет, но бензина не было, а тут уже появились немцы. Штурман корабля майор Миша Колечко вызвался прикрыть отход товарищей пушечным огнем. Так он и погиб – в самолете, за пушкой. Однако добраться до своих экипажу не удалось – попали в плен. Из лагерей Борис Кубышко дважды бежал, и после третьего побега его расстреляли. Жаль Бориса было до слез. Ведь нас вместе Минводский райком комсомола в 1931 году послал учиться в Батайское училище ГВФ. Борис показал себя талантливым летчиком, работал на международных линиях. За участие в боях на Халхин-Голе и в финской войне был награжден орденами Боевого Красного Знамени и Красной Звезды.
1 сентября. Вылет на Варшаву.
4 сентября. Цель – Будапешт. Должен был праздноваться чей-то день рождения, и на праздник собралась с поздравлениями вся сволочь из государств, воевавших вместе с нацистами.
Собрались и мы тоже. Пришли к Будапешту, город освещен словно и войны никакой нет. Зашли на цель, спокойно сбросили бомбы. Сразу же появились прожектора – шесть штук, где-то в стороне начали рваться снаряды. Оборона до того растерялась, что даже забыла выключить освещение города.
13 сентября. Вылет на военные заводы Бухареста. Цель встретила мощной зенитной защитой.
На обратном пути внезапно раздался удар по левой плоскости в районе первого мотора. Возникло пламя. Резким скольжением на правое крыло пламя сорвал. Мотор приказал выключить. Осталось три двигателя – жить можно. Только что об этом подумал – на третьем моторе лопнул коленчатый вал. Самолет начал дико вибрировать. Двигатель был выключен, а тряска нарастала. Появилась опасность разрушения корабля. Сперва попробовал увеличить скорость – не помогло. Стал ее уменьшать, чтобы остановить раскрутку винта. После остановки винта тряска прекратилась.
Все вздохнули с облегчением, но радоваться было рано. На двух двигателях корабль начал постепенно терять высоту. Правда, когда он снизился до 2500 метров, нам удалось этот процесс остановить, но вскоре мы попали в облака и, обледенев, потеряли еще 500 метров. Начал давать перебои двигатель номер два. Было трудно пилотировать самолет, но вторым пилотом был очень хороший летчик – Владимир Зеленский. Вдвоем мы справлялись с управлением. Когда до базы оставалось километров пятнадцать, пришлось и этот двигатель выключить. Садились на одном моторе. Нас на аэродроме уже никто не встречал – считали погибшими. Ждал лишь начальник санитарной службы дивизии подполковник Раковщик.
Сентябрь 1942 года – время ожесточенных боев под Сталинградом. Бомбили вражеские части на подступах к городу. Нарушая переброску немцами войск, наносили удары по железнодорожным узлам: Рославлю, Смоленску, Орше, Полоцку, Витебску.
1943 год. Снова частые вылеты. Немцы усиливают зенитную оборону над железнодорожными узлами, аэродромами, расположением войск – в 1941 году нам и не думалось, что она может быть такой плотной.
27 мая. Разведка сообщила, что в Могилеве в одном из больших зданий должно произойти совещание немецкой жандармерии и русских предателей-полицаев. На бомбежку были посланы два самолета каждый с бомбой-пятитонкой. Первым на цель зашел экипаж Николая Ищенко, он разрушил здание прямым попаданием. Наш экипаж ударил следом. Чтобы налет был неожиданным, а поражение точным, бомбили с небольшой высоты. Взрывная волна от пятитонки швырнула самолет, как щепку, и мы едва удержали его в воздухе. Как позже сообщила разведка, трупы полицейской сволочи вывозили в течение нескольких суток.
…20 июня. Над целью не сбросилась одна бомба весом в тысячу килограммов. Сделали несколько заходов. Резко тормозили, выпуская закрылки. Не помогло: бомба продолжала висеть под левой плоскостью. Тогда старший техник-лейтенант Зубрицкий полез в плоскость, прорубил окно и по команде нажал над целью на замок – бомба ухнула вниз.
Обнаружилось, что немцы пошли на такую хитрость: по ночам начали уводить железнодорожные составы с больших станций. Используя донесения партизан, наша дивизия стала бомбить вражеские эшелоны на перегонах и полустанках.
На этом мы кончаем публикацию отрывков из воспоминаний полковника В. Пономаренко. С каждым месяцем все сокрушительней становились удары советских бомбардировщиков, и В. Пономаренко участвовал во многих операциях, встретив зарю Победы. Сейчас он находится на действительной службе, продолжая охранять рубежи нашей Родины.
«ЗС» 10/1967
Михаил ЛускатовВыход из окружения(из фронтовых дневников)
Михаил Георгиевич Лускатов
Михаил Георгиевич Лускатов был из рабочей семьи, отец его трудился мастером на Брянщине на одном из заводов Мальцова – известного в дореволюционной России промышленника, много сил положившего на развитие отечественной индустрии и социального состояния своих работников. В семье Лускатовых было трое сыновей и одна дочь, все они выросли воспитанными в духе Советской власти. Старший брат Михаила Лускатова, Сергей, батальонный комиссар, погиб под Москвой в октябре 1941 года, средний брат, Анатолий, старший лейтенант, погиб под Сталинградом в декабре 1942-го. Михаил, единственный из братьев, остался в живых, пройдя всю войну от Украины до Прибалтики. До войны он нашел свое призвание в журналистской профессии, но вышло так, что большую часть своей трудовой деятельности он провел не в гражданской работе, а на службе в рядах советских вооруженных сил.
Публикацию к печати подготовили М. М. Лускатов и И. М. Бейненсон.
Слухи об окружении нашей группировки войск подтверждаются.
Сегодня мы перебазируемся в Прилуки или чуть восточнее. Еще ночью мы погрузили типографию и в том числе недоверстанный номер газеты «Крылья Советов». Это был № 23, большого формата, выпущенный с начала военных действий.
Накрапывает мелкий осенний дождь. Трудно ехать на нашей тяжелогруженой машине. Бумагу, как и прежде, везут на прицепах трактора.
При въезде в Прилуки стоит фашистский танк, захваченный нашими войсками. Прилуки остались позади, мы едем в Ладан. Там на месте монастыря построен завод. Где-то здесь мы устроимся с типографией.
Сегодня день рождения Капуньки[1]. Послать бы привет, но ее уже, видимо, нет в Людинове. Да и письма от нас теперь навряд ли дойдут.
Мы поселились на квартире секретаря Прилукского райко