Валя. 28. Х. 41».
4 ноября 1941 года генерал-адмирал Карлс, командующий военно-морской группой «Норд», направил защитникам Осмуссаара ультиматум: через 48 часов поднять на колокольне местной церквушки белый флаг, приготовить к сдаче батареи, а личному составу построиться на площади у церкви. Все это – в обмен на жизнь.
В ультиматуме отдавалось должное мужеству и героизму защитников острова и, в расчете на их неосведомленность, сообщалось о падении Ленинграда и Москвы и блокировании острова немецкими подводными лодками, которые имеют возможность полностью его уничтожить.
Ответ гарнизона на ультиматум был единодушным – отвергнуть фашистский ультиматум и, как вызов врагу, поднять над Осмуссааром красный флаг. Шили всю ночь из добротной красной шелковой материи – чего только не было в погребах запасливых артиллеристов! А поутру художник батареи Ковалев бронзовой краской нарисовал силуэт Ленина и написал лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
Флаг взвился над островом ровно в 12 часов дня, одновременно все артиллерийские батареи открыли огонь по заранее намеченным целям противника и вели его пять минут, хотя и жаль было снарядов (их оставалось все меньше и меньше). После некоторого времени растерянности враги ответили мощнейшим ударом, «самым яростным с начала войны», и неистовый обстрел и бомбардировка продолжались несколько дней. Флаг продолжал развеваться над непокорным островом.
Об ультиматуме и о поднятии красного флага над Осмуссааром писал и мой отец 6 ноября 1941 г.:
«Дорогая Клавушенька!\…\Мысли о тебе, о детях. Находимся в ожидании боя: нам немец предложил сдаться в плен, а мы, НАШ ГАРНИЗОН – вывесили на дереве красный флаг.
Будем бороться до конца: я уверен, что и здесь, на небольшом островке, мы будем стойкими и удержимся. \…\Всех вас – тебя, дочурок, сына – крепко целую. Твой Валериан. 6.Х1. 41 г.»
Все, кто писал историю Осмуссаара, останавливаются еще на одном героическом дне в обороне острова – 14 ноября 1941 года. Вержбицкий:
«На рассвете 14 ноября на дальних подступах к острову был обнаружен десантный отряд противника. Я находился в то время на вышке 314-й батареи. Прижимаясь к эстонскому побережью, шли восемнадцать десантных судов противника. На траверсе Осмуссаара они маневром «все вдруг» повернули и тремя группами двинулись курсом на остров. Средняя группа держалась несколько впереди.
Я распределил цели: Сырме – левая группа, Клещенко – центральная, Панову – правая. Сигнальная дистанцияи— тридцать три кабельтова от зенитной батареи. Первый залп – дивизионный.
Вот этот залп грянул. И началось!
В хлопки зенитных пушек врезался гром тяжелых башенных орудий, звонко бухали «стотридцатки». Наблюдая за действенностью огня в бинокль, я видел, как над десантными судами рвались дистанционные гранаты зенитчиков, как кучными тройными всплесками накрывала цель 90-я батарея. Огромные столбы воды обнаруживали место падения снарядов 314-й батареи. Буквально через минуту загорелось несколько десантных судов, которые превратились в щепки. Строй атакующих был разрушен, враг заметался».
Три истребителя, присланные на помощь с Гангута, обстреляли оставшиеся вражеские суда, сделали круг над островом и помахали осмуссааровцам на прощание крыльями.
Об этой победе, о которой не только писала «Правда», но и говорилось по радио, отец писал матери 24 ноября, за шесть дней до эвакуации Осмуссаара и за десять дней до своей гибели:
«Дорогая Клавуша!
\..\. Пока жив и здоров. Работы сейчас мало. На днях по радио сообщали о нашем острове, о том, что нашей артиллерией разбито 6 немецких катеров. Это правда….»
Пройдет совсем немного времени, и эта картина повторится с точностью до наоборот – тонуть будут наши моряки и солдаты, и наши катера и тральщики будут уходить прочь, слыша крики о помощи и не имея возможности спасти тонущих в ледяных волнах Балтийского моря людей…
Но это будет позже. А пока – 16 ноября – наиболее отличившихся в боях матросов и командиров принимали в Коммунистическую партию. Возможно, мой отец вступил в партию именно в этот день, – о том, что он стал коммунистом, он написал маме в одном из писем конца ноября или начала декабря 1941 года, в последнем полученном ею от него письме.
На острове экономили снаряды – и не только. Предполагая держать оборону до июня 1942 года, комендант и высшие офицеры острова снизили рацион потребления жиров, мяса и сахара почти вдвое. «В то же время офицерский состав по инициативе медперсонала отказался от дополнительного пайка какао и сгущенного молока в пользу больных и раненых» (Митрофанов). В этой «инициативе медперсонала» я узнаю твердую руку отца.
Несколько страниц книги Ф. С. Митрофанова непосредственно посвящены отцу. «Не могу обойти молчанием и благородный труд нашего медицинского персонала. Наш лазарет имел два отделения: хирургическое и инфекционное. Были еще врач-стоматолог и аптека. В хирургическом отделении трудились призванный из запаса ленинградский врач Валериан Иванович Ошкадеров и медицинская сестра – хирургическая и палатная – Надежда Ильинична Ивашева. Ошкадеров являлся опытным хирургом и спас немало человеческих жизней, особенно в период, когда наши войска оставили Хийумаа и к нам на остров прибыли раненые и больные…»
Пример одной из сложных операций, которые сделал на Осмуссааре мой отец – спасение тяжелораненого матроса-дальномерщика, единственного оставшегося в живых после разрыва немецкого снаряда на дальномерной площадке 314-й батареи. Врач О. В. Губанов, первым поднявшийся на вышку, только у одного бойца обнаружил слабые признаки жизни. Он оказал ему первую медицинскую помощь, на руках по узкому металлическому трапу спустил на землю и доставил в хирургическое отделение. «Все это он проделал под вражеским огнем, рискуя собственной жизнью. В теле героя, спасенного Губановым, оказалось семь тяжелых осколочных ранений, и все же он остался жив. После ранения он прожил еще двадцать пять лет». Жизнь герою подарили врач Губанов и оперировавший его мой отец.
Не мирно, но организованно и размеренно протекала жизнь обороняющегося героического острова до 23 ноября 1941 года. К этому времени высшее начальство сочло задачу Осмуссаара и Ханко выполненной. «О предполагаемой эвакуации личного состава с острова Осмуссаар мы узнали 23 ноября, – пишет Митрофанов. – Нам приказали подготовить к эвакуации прежде всего раненых, больных, женщин и людей, без которых можно продолжать оборону острова. В ночь с 23 на 24 ноября к острову подошла канонерская лодка «Лайне» в сопровождении двух катеров «МО» и взяла на борт первых 165 человек.
На острове остались только боевые расчеты батарей, бойцы противодесантной обороны, командование гарнизона и подразделений».
Отец оставался на острове. Его письма от 24 ноября написаны, когда он уже знал о приказе эвакуировать гарнизон Осмуссаара и взорвать укрепленные батареи. Последнее его письмо в Поповку написано крупными буквами, – видимо, чтобы могли прочесть дети.
«Дорогие Ниночка, Леночка, Витенька и бабушка!
Я жив и здоров. Очень хочу всех вас скорей повидать и очень соскучился по всем вам. На Большесельский райвоенкомат я выслал аттестат на 1100 р., и вы их будете получать ежемесячно, начиная с сентября месяца. Я вам накупил всем на платья материалу, и как кончится война, то привезу. Скорей бы она окончилась – очень соскучился и по вас, и по Клавочке. Молодец ты, Ниночка, что ходишь во 2-й класс школы. Учись, доченька, хорошо. Не обижай Леночку, Витеньку и бабушку. Пишите мне. Крепко вас целую.
Папа. 24.XI.41 г.»
Похоже на завещание, на предсмертные слова уходящего, не правда ли?
23 ноября на острове был получен приказ подготовить к уничтожению все артиллерийские батареи, башенные блоки, силовые и компрессорные станции, приборы управления и наблюдения. Воины должны были своими руками уничтожать свое детище – сверхмощную оборонную систему острова.
В очерке генерал-лейтенанта С. И. Кабанова, бывшего командира военно-морской базы Ханко и командующего обороной передового рубежа Краснознаменного Балтийского флота (книга «Гангут 1941») говорится:
«В те дни началась эвакуация гарнизона Осмуссаара. Прежде всего к острову были отбуксированы канлодкой «Гангутец» три катера «КМ». Используя эти катера, мы могли производить посадку личного состава в любом месте, учитывая, конечно, состояние погоды и степень воздействия противника.
Всего на Осмуссааре находилось 1008 человек. Командованию гарнизона был послан пакет, содержавший указания о порядке эвакуации и уничтожения объектов. Канлодка вывезла с острова на Ханко раненых, больных и тех, кто не был необходим для обороны. В течение последующих четырех дней канлодка эвакуировала 649 бойцов с оружием, боезапасом и продовольствием. К 1 декабря на Осмуссааре оставалось еще 359 человек».
Дальше речь идет о Ханко и о последнем конвое, которому предстояло вывезти остатки гарнизонов и Ханко, и Осмуссаара.
«Ночь на 30 ноября проходила спокойно. Канлодка «Гангутец» только что вернулась с Осмуссаара, разгрузилась и вышла в дозор. Оповещения о выходе к нам нового отряда кораблей пока не было.
Это возбуждало тревогу. Я понимал, что вследствие больших потерь в корабельном составе могло просто не оказаться средств для продолжения эвакуации.
Но опасения оказались напрасными. Утром 30 ноября на Ханко (с Гогланда. – Н. К.) прибыл вице-адмирал В. П. Дрозд с большим отрядом кораблей, в числе которых был турбоэлектроход «И. Сталин» («ВТ-508»), эсминцы «Стойкий» и «Славный», базовые тральщики «206», «207». «211», «215», «217», «218» и семь катеров «МО».
Валентин Петрович (Дрозд. – Н. К.) предупредил меня, что в течение суток ожидается еще один отряд тихоходных кораблей».
Днем 1 декабря на Осмуссааре были приведены в негодность приборы управления, наблюдения и связи.
В ночь на 2 декабря были сняты с Осмуссаара и доставлены на Ханко на корабле «БТЩ-305» и катере «МО» («Морской охотник») последние защитники острова, кроме подрывников. В ночь со 2 на 3 декабря, то есть через сутки после эвакуации гарнизона, были подорваны все артиллерийские батареи и железобетонные блоки. Катер «МО-313» принял подрывников на борт и доставил на Гогланд раньше каравана судов, который вышел с Ханко вечером 2 декабря. На рассвете 3 декабря показался Гогланд. На рейд втягивались корабли последнего каравана.