«И тут нам стало известно, – пишет С. И. Кабанов, – что на минах подорвался турбоэлектроход «ВТ-508». Усталость, ощущение голода – все ушло. Всех охватило большое чувство горя, тревоги за своих боевых товарищей. /…/ Только позднее, уже в Ленинграде, я узнал от Валентина Петровича Дрозда подробности этого перехода.
Вот как все было. Примерно около 1 часа 16 минут 3 декабря у борта турбоэлектрохода взорвалась мина. Взрыв вывел из строя рулевое управление. Корабль снесло вправо, он стал поперек курса. За первым взрывом последовал второй. У судна оторвало корму и гребные винты. около терпящего бедствие турбоэлектрохода находились эсминец «Славный», базовые тральщики «205» и «217», четыре катера «МО» и ханковский катер «Ямб». Выполняя приказ командующего эскадрой, эсминец «Славный» и «БТЩ-217» пытались взять судно на буксир. Но в 1 час 26 минут под корпусом турбоэлектрохода раздался третий взрыв. На борту эсминца находились 602 защитника Ханко. Опасаясь за их судьбу в случае подрыва на мине, «Славный» был вынужден отойти.
В половине четвертого эсминец «Славный» вновь пытался завести буксиры и начать буксировку, но в это время произошел новый взрыв под носом турбоэлектрохода. Заведенные буксиры перебило. От последнего взрыва произошла детонация боезапаса, погруженного на судно. Лайнер резко погрузился в воду, палуба и надстройки его были разрушены.
Что послужило причиной первоначального взрыва – мина или попадание 305-миллиметрового снаряда, – неизвестно. На турбоэлектроходе находилось 5589 человек, не считая команды. Снятие личного состава происходило в необычайно трудных условиях. Три раза батарея Маккилуото открывала огонь по гибнущему транспорту и кораблям-спасателям. Стояла ночь. В студеной декабрьской воде люди быстро коченели. От четырех взрывов было много жертв и на самом корабле. Из всех находившихся на борту турбоэлектрохода удалось спасти лишь 1740 человек. Корабли-спасатели были перегружены сверх всякой меры и больше не могли принять ни одного человека. /…/
Как выяснилось впоследствии, турбоэлектроход не затонул. Обладая еще значительной плавучестью, он дрейфовал у южного берега Финского залива, между мысом Суорте и Пакри. Там он сел на мель и был захвачен гитлеровцами».
Когда в 1974 году я читала этот очерк, то впервые задала себе вопрос: «Иосиф Сталин» не затонул в ночь со второго на третье декабря. Он дрейфовал, обладая еще «значительной плавучестью». На рассвете 3 декабря о том, что корабль подорвался на минах, узнали на Гогланде. Почему не послали спасателей? Не послали другие эсминцы и катера, не перегруженные защитниками Ханко, с непере-битыми буксирными тросами? Накренившийся, потерявший управление, не имеющий электричества, то есть света и тепла турбоэлектроход, на котором было около четырех тысяч человек, еще сутки можно было спасти. Почему и кто не отдал такого приказа?
Первые числа декабря – трагический конец эпопеи острова Осмуссаар, трагическое завершение судьбы моего отца. Официальная дата его гибели – 4 декабря 1941 года.
Вот что пишет Е. Л. Войскунский: «Весь день 1 декабря на Ханко гремели взрывы: уничтожали технику, которую невозможно было забрать с собой.
На рейде стоял на якорях последний конвой, отряд кораблей, пришедший из Кронштадта: эсминцы «Стойкий», на котором держал флаг командир отряда, вице-адмирал Дрозд, «Славный», несколько базовых тральщиков, морские охотники, торпедные катера. И крупное транспортное судно «Иосиф Сталин», красавец турбоэлектроход довоенной амстердамской постройки. Война перекрасила его борта в строгий серо-стальной цвет, переименовала в транспорт № 508, послала в опасный рейс по кишащему минами Финскому заливу. Он должен был вывезти с опустевшего полуострова его защитников, арьергард – шесть тысяч бойцов.
На борту «Сталина» нашей команде (журналистам. – Н. К.) во главе с Борисом Пророковым отвели четырехместную каюту. Кинув в кучу чемоданы и поставив в углу винтовки, мы с Дудиным дотемна торчали на верхней палубе. Заснеженный берег Гангута как магнитом притягивал взгляд. Тут и там на берегу ветер мотал багровые языки пожаров. Погрузка продолжалась и 2 декабря. Один из тральщиков доставил на транспорт 340 защитников острова Осмуссаар».
Любопытная и страшная цифра – 340 защитников Осмуссаара, последняя часть гарнизона, о судьбе которых после 4 декабря 1941 года почти ничего не известно!
Итак, на «Иосифе Сталине» эвакуировались в составе последнего каравана около шести с половиной тысяч человек. В их числе – мой отец, хирург, военврач второго ранга. Войскунский: «И вот маленький гарнизон Осмуссаара, по приказу генерала Кабанова, был снят и доставлен на борт «Иосифа Сталина». /…/.Транспорт был до отказа, до скрипа переборок набит людьми и загружен ящиками и мешками с продовольствием. Еще днем я встретил кого-то из знакомых бойцов 21-го батальона и узнал, что батальон тоже погружен на «Сталин», в один из трюмов. Пустился было разыскивать, – очень хотелось повидать Синицына и других ребят, – но убедился, что это невозможно, все проходы забиты, не пройти.
К вечеру 2 декабря Гангут опустел совершенно. Последними ушли заслоны с Петровской просеки, с островов («хольмов»), чьи звучные названия навсегда останутся в памяти. Мы уходили. Позади были 164 дня обороны, скалы Гангута и зарево пожара. Впереди – ночь, набирающий силу штормовой ветер и неизвестность.
В 21 час транспорт дал ход, занял место в походном ордере, и вскоре конвой покинул рейд Ханко. Лаг отсчитал первую из двухсот тридцати миль, отделявших нас от Кронштадта».
Вот как описаны действия врачей в эти дни и часы в книге А. В. Смольникова «Врач на войне»: «Эвакуация гарнизона Ханко началась с октября 1941 года. С первым эшелоном кораблей из госпиталя были эвакуированы все раненые и часть медицинского персонала. Ведущим хирургом во время перехода морем был назначен В. И. Ошкадеров. Врач Васюк руководил транспортировкой и погрузкой раненых на судно.
Поздно вечером 1 декабря два буксира вывели транспорт на фарватер. Ночью транспорт сбился с курса и попал на минное поле. Две мины взорвались под днищем. Всю ночь хирурги оказывали помощь раненым. Без устали работали операционные сестры Павлова, Поккер и санитарка Аня Соловьева. В 6 часов утра противник обнаружил транспорт. Несмотря на это, несколько тральщиков и катеров прорвались к транспорту на помощь.
Эвакуировать с судна всех раненых не удалось. Наиболее тяжелые из них были оставлены на транспорте. Вместе с ними остался хирург Ошкадеров».
В другой книге о врачах на войне подробно описывалась операционная в накрененной кают-компании, куда уже добралась вода. Отец – здесь он назван «хирург Ашкадаров» – продолжал оперировать, звучали привычные команды: «Тампон! Скальпель! Игла!» … Кому спасли жизнь эти последние операции моего отца?
Из воспоминаний Н. В. Чернова, майора медицинской службы запаса, бывшего младшего врача 124-го отдельного инженерного батальона («Гангут 1941»): «ВТ-508» был переполнен людьми. По приказанию старшего начальника медперсонал собрался в кают-компании турбоэлектрохода. Врачи и фельдшера распределили между собой обязанности. Каждому было указано его место по боевому расписанию. В случае надобности мне надлежало явиться на запасной пункт медпомощи, во главе которого был поставлен военврач 2-го ранга В. И. Ошкадеров.
\…\В середине ночи у борта транспорта произошел взрыв. Погас свет, но тотчас было включено аварийное освещение. Я схватил санитарную сумку и поспешил в кают-компанию, где был развернут запасной медпункт. От взрыва пострадало много людей, находившихся в кормовых помещениях турбоэлектрохода. Потом последовали новые взрывы. Число раненых, нуждавшихся в срочной помощи, увеличилось.
Обстановка была поистине трагической. Но на транспорте не было паники. Врачи, фельдшера, медсестры проявили высокую выдержку и самообладание. Люди в белых халатах продолжали напряженно трудиться в каютах, превращенных в операционные.
Мужественно переносили свои страдания раненые. Доныне видится мне раненный в голову мичман. Во время операции, несмотря на ужасную боль, он ни разу не застонал. Хотелось бы верить в то, что он не погиб в ту трудную ночь».
По-видимому, оперировал этого мичмана отец, поскольку именно ему в операционной ассистировал младший врач Чернов. Далее Н. В. Чернов пишет: «В медпункте вместе с сандружинницами помогал я врачам оперировать и перевязывать раненых. Всей этой работой руководил Валериан Иванович Ошкадеров. Он, казалось, не знал усталости, хотя ему приходилось тяжелее, чем кому бы то ни было из нас. Наконец поступило распоряжение командира транспорта всему медперсоналу переходить с тонущего судна на подошедший к нему тральщик. Однако Ошкадеров отказался идти на тральщик. Он заявил, что долг врача – быть до конца с ранеными, которые останутся на судне… От бывших сослуживцев по батальону мне стало известно, что хирург В. И. Ошкадеров погиб в фашистской неволе».
И еще одна из легенд о последних минутах моего отца – что он покончил с собой, чтобы не сдаться в плен. «Коммунисты в плен не сдаются!» «Моряки-балтийцы в плен не сдаются!» Думаю, что это не так. Врач не мог покинуть корабль, но не мог и уйти из жизни, бросив раненых на произвол врага. И – не ушел. Но такие настроения на корабле «Иосиф Сталин» были…
О том, что было с кораблем дальше, и тех, кто еще оставался на нем – а их было более трех тысяч человек, – рассказывают по-разному. В книге Смольникова:
«Дальнейшая судьба транспорта была трагической. Когда тральщики скрылись из виду, к судну подошли корабли противника. Гитлеровцы, не поднимаясь на судно (оно выглядело покинутым), перегнали его на буксире в Таллин. Когда транспорт поставили к стенке и фашисты стали подниматься на борт, с судна неожиданно загремели автоматные очереди, лихорадочно забили пулеметы. С большим трудом гитлеровцы все же овладели транспортом. Большинство защитников его погибли в схватке, а остальные, почти все израненные, были отправлены в лагерь смерти Клоога».