Лагерь смерти Клоога… Был ли там отец?
Это – максимально дозволенная версия 1972 года. В ней много неточностей: Смольников не был очевидцем и участником событий. Судно не перегоняли на буксире немцы, его несло к Таллину течение, бушевал шторм, и близ Палдиски, западнее Таллина, оно село на мель. Несколько тральщиков пытались подойти к тонущему кораблю, несмотря на шторм, чтобы спасти людей.
Е. Л. Войскунский вспоминал и о том, что с корабля, севшего на мель, люди пытались спастись, – сооружали плоты, снимали с петель двери кают. Но шторм опрокидывал и топил эти самодельные плоты, люди оказывались в ледяной декабрьской воде, плыли – или обратно, к борту корабля, или к берегу, но до берега было далеко. Немецкие парламентеры подошли к борту «Иосифа Сталина» 5 декабря.
Еще несколько последних подробностей о судьбе «ВТ-508», о том, что замалчивалось долгие годы в его судьбе. Е. Л. Войскунский: «В первую блокадную зиму в Кронштадте я искал в частях, куда влились гангутцы, Лолия Синицына и других ребят из моего батальона.
Никого не нашел. Кто-то мне сказал, что бойцы 21-го батальона были размещены в трюме «Иосифа Сталина», где рванула мина и в пробоину хлынула вода.
Я пытался дознаться: что же случилось? Почему не послали корабли, чтобы снять со «Сталина» более трех тысяч оставшихся там бойцов? Но ни в ту зиму, ни в последующие годы не получил вразумительного ответа. Чаще всего просто советовали заткнуться. Катастрофа со «Сталиным» почему-то замалчивалась, как военная тайна.
Однако времена менялись. После ХХ съезда грозный начальственный рык приутих. В мемуарах генералов и адмиралов Великой Отечественной стали появляться некоторые подробности».
Бывший командующий Краснознаменным Балтийским флотом адмирал Трибуц в книге «Балтийцы вступают в бой» коснулся трагедии «Иосифа Сталина» как бы мимоходом: «Оставшийся на турбоэлектроходе личный состав предполагали снять с помощью кораблей аварийно-спасательного отряда капитана 2 ранга И.Г. Святова, который получил мое приказание выйти в море для оказания помощи турбоэлектроходу: «Людей снять, судно потопить!» После получения данных от наших самолетов-разведчиков о нахождении турбоэлектрохода и, учитывая, что посылка отряда Святова без прикрытия и с воздуха, и с моря не обеспечена и может привести еще к большим потерям, Военный совет флота принял решение возвратить с моря отряд Святова (…) К исходу 4 декабря все корабли отряда Святова возвратились на рейд Гогланда. Турбоэлектроход в это время дрейфовал и находился у южного берега залива в районе полуострова Суропа (чуть западнее Таллина), затем он сел на мель и попал в руки фашистов».
Попытку прояснить судьбу «Иосифа Сталина» вновь и вновь предпринимал Е. Л. Войскунский. Он рассказывает:
«Осенью 1971 года мне довелось встретиться с бывшим командиром военно-морской базы Ханко – генералом Сергеем Ивановичем Кабановым. Это было на квартире моего друга Владимира Рудного, писателя, автора романа «Гангутцы». Я спросил у Кабанова: как получилось, что три с половиной тысячи гангутцев были брошены на произвол судьбы на «Иосифе Сталине»? Вот что сказал Сергей Иванович:
«Мы с нашим штабом ушли с Густавсверна (островок, где был последний командный пункт базы Ханко. – Е. В.) вечером 2 декабря, когда люди все до одного были погружены на корабли. Мы ушли на торпедных катерах и на рассвете пришли на Гогланд. Тут я и узнал, что «Сталин» подорвался на минах. Я разыскал Святова и предложил немедленно направить все плавсредства, имевшиеся в его отряде, чтобы снять со «Сталина» людей». Тут генерал умолк. Грузный, он сидел, насупясь, обе руки положив на рукоять палки. Я спросил, что же было дальше.
«Святов ответил, что, во-первых, подчиняется не мне, а комфлотом (то есть адмиралу Трибуцу. – Н. К.). А во-вторых, у него в отряде плохо с топливом. Я направился на «Стойкий» к вице-адмиралу Дрозду. Из радиорубки связался с комфлотом, настоятельно просил отдать приказ Святову идти спасать людей. Трибуц заверил, что сделает все возможное».
«Так вышли в море спасатели?»
«Насколько я знаю, нет. Обстановка не позволяла… Дрозд был старшим на море, он должен был заставить Святова выполнить приказ комфлотом… Обстановка!..»
Опять умолк наш командир базы. Вдруг, подняв тяжелые веки, он с силой произнес: «У нас в училище всему учат – корабли водить, из пушек стрелять… Одному только не учат – храбрости!» Он стукнул палкой по полу. «Решительности!» Новый удар палкой. «Это или есть у человека, или нет!»
А еще такой бродил по Кронштадту слух, будто к месту катастрофы были посланы торпедные катера с приказом потопить судно (носящее такое имя!), чтобы оно не попало к немцам. И будто катера не нашли его в штормующем заливе.
В это не верилось. Влепить торпеды в своих же людей?! Мыслимо ли такое душегубство?..»
В 1991 году в № 6 журнала «Вокруг света» появилась статья под названием «Что произошло с лайнером «Иосиф Сталин»?» В этой статье приводились беседы с участниками событий пятидесятилетней давности, в частности, с капитаном 1 ранга в отставке, Героем Советского Союза А. Свердловым, известным и уважаемым на Балтике человеком.
«С рассветом 5 декабря, – рассказывал А. Свердлов, – командир охраны водного района (ОВРа) капитан 2 ранга Иван Святов приказал нам двумя большими катерами Д-3 атаковать и утопить дрейфующий в районе Таллина, у острова Аэгна, турбоэлектроход «И. Сталин». Для сопровождения выделен один самолет И-16. Выполнять приказ поручили 12-му и 22-му катерам. 22-м катером командовал старший лейтенант Яков Беляев. Операция была крайне опасной. Турбоэлектроход дрейфовал вблизи артиллерийских батарей противника. Немцы в светлое время суток не позволили бы у себя под носом хозяйничать советским торпедным катерам. Но приказ есть приказ и должен быть выполнен. Штормило, катера заливало волной, слепил снег. Пришлось сбавить ход. На траверзе маяка Родшер получили радиограмму: «Возвращайтесь!» Мотивы, по которым Святов отдал приказ, а потом отменил, он не объяснял».
Приведя эти слова, Е. Войскунский рассказывает о своих раздумьях над ними: «Надо ли ворошить былое, отболевшее? С опозданием в полвека обвинять покойного адмирала Трибуца, покойного контр-адмирала Святова? Они действовали в необычайно сложной военно-политической обстановке. Штормило не только в Финском заливе. Иные штормы сотрясали страну, и мы давно уже поняли, кто несет главную ответственность за плохую подготовленность к войне, за немыслимо огромные потери.
Стоит ли повторять общеизвестное – о преступном уничтожении сталинским руководством командных кадров армии и флота, о бездарных «легендарных маршалах», о страшных ошибках и вечном страхе – не перед противником, а перед своим грозным начальством… и прочее, и прочее… Да, жертв могло быть значительно меньше, – если бы вовремя эвакуировали флот и защитников Таллина… если бы вовремя сняли гарнизон с островов Моонзунда… если бы энергично противодействовали постановкам мин противника в Финском заливе… если бы спасательный отряд, вопреки неблагоприятным обстоятельствам, был направлен к подорвавшемуся «Иосифу Сталину»…
Великий русский мореплаватель Иван Федорович Крузенштерн написал в свое время: «Известно, что нет ни одного государства в Европе столь расточительного в рассуждении подданных, кроме России, более всех нуждающейся в оных». Горькая запись. Увы, с тех далеких времен не убавилось «расточительности в рассуждении подданных». Она, как проклятие, проходит через всю историю России». Так писал Е. Л. Войскунский.
«Расточительность в рассуждении подданных» непосредственно коснулась судьбы моего отца, военврача второго ранга Валериана Ивановича Ошкадерова.
Что было с ним после 4 декабря, я не знаю. Погиб ли он сразу, умер ли в лагере смерти Клоога или был убит при попытке к бегству? А может быть, правда содержалась в том письме-треугольнике, написанном «карандашными кривулями» и без обратного адреса? То есть правда, что был еще один лагерь – под Краковом, и был побег, и бой, и смерть в этом бою?
В записной книжке матери времени войны и нашей жизни в Переборах в 1942–1945 годах есть адреса отца. Что она писала по этим адресам и все еще надеялась получить ответ? И еще есть одна бумага в документах моей матери – видимо, ответ на ее запрос от 7 июля 1950 года: «Извещение. Ваш муж, офицер без звания Ошкадеров Валериан Иванович, находясь на фронте, погиб 3 декабря 1941 г. Настоящее извещение является документом для возбуждения ходатайства о пенсии…» Этот небрежный документ-отписка был послан маме Петроградским райвоенкоматом и подписан полковником Рябинкиным. Как это «без звания»? Почему названа дата 3 декабря, а не 4-е? Где слова «смертью храбрых»? Почему «ходатайство о пенсии»? Мама получала ее на троих детей с 1942 года. После этого запросов о судьбе отца она уже не посылала.
«ЗС» 05–06/2010
Игорь МихайловВ сорок первом под Вязьмой
2 октября 1941 года на Вяземском направлении на позиции советских войск Западного и Резервного фронтов всей своей мощью обрушился немецкий «Тайфун» – операция вермахта по захвату столицы СССР. Хотя 30 сентября эта операция началась против войск Брянского фронта на орловском направлении, основные силы группы армий «Центр» (3-я и 4-я танковые группы, 2-я, 4-я и 9-я полевые армии) вступили в сражение именно 2 октября. Учитывая короткий лимит времени, операция по разгрому советских войск Западного направления была тщательно продумана, выверена до дня, до каждого населенного пункта. Мощь немецкого наступления должна была смести стоящие на пути силы Красной Армии: зажать эти силы в железные тиски и в самый кратчайший срок уничтожить или пленить. Не случайно операция носила кодовое название «Тайфун». Никогда за всю Вторую мировую войну немецко-фашистское командование не задействовало столько сил и средств на одном направлении, как в начале октября 1941-го для удара по столице СССР – Москве. Группа армий «Центр» насчитывала 42 % личного состава, 75 % танков, 33 % орудий и минометов, почти половину самолетов, находившихся в тот момент на всем советско-германском фронте. Но уж очень была заманчива итоговая цель операции. И в Берлине, и в штабах немецких армий группы армий «Центр», и в окопах Восточного фронта казалось, что еще одно мощное усилие, и к ногам победителей падет не только столица, но и, в конечном счете, поверженная советская Россия. Не случайно в своем обращении к войскам, прочитанном перед началом операции, Гитлер назвал ее «большим решающим сражением года».