О самоотверженном труде следопытов, об опасностях, их подстерегающих, я сказал не ради красного словца. Нашпигованные минами приволховские болота до сих пор таят в себе смертельную опасность. И один из семьи следопытов Орловых погиб, подорвавшись на мине. Но вопреки всему – отсутствию должного содействия, конкретной смертельной опасности – на помощь новгородским следопытам приезжают их единомышленники из Ленинграда, из городов подальше. В Казанском университете организован студенческий отряд следопытов «Снежный десант», и казанские «десантники» – частые гости в Мясном Боре и его окрестностях. Казанцев привела сюда трагическая судьба их земляка Мусы Джалиля. Знаменитый сын татарского народа состоял в штате армейской газеты 2-й Ударной армии. При выходе из окружения он был тяжело ранен и попал в плен вблизи Мясного Бора.
В годы войны и на каком-то послевоенном отрезке времени Любанская операция или замалчивалась, или оценивалась как полностью неудачная. Однако благодаря кропотливой работе военных историков, благодаря их гражданскому мужеству, чувству ответственности перед историей и настойчивости истина была установлена. И не только установлена, но и официально признана и широко обнародована.
В «Военном энциклопедическом словаре» есть специальная статья – «Любанская операция 1942». Вот цитата из этой статьи: «Цель – деблокировать Ленинград. Советским войскам противостояли 16–17 дивизий немецко-фашистской 18 армии группы армий «Север», создавшие прочную оборону. Любанская операция не получила полного завершения вследствие возросшего сопротивления противника. Однако в ходе ее советские войска захватили инициативу и заставили противника вести оборонительные бои. В результате оказались скованными не только силы 18 армии, но и всей группы армий «Север». Несмотря на сложные условия (бездорожье, недостаток боеприпасов и др.), советские войска в Любанской операции сорвали планы нового наступления противника на Ленинград». В «Истории Великой Отечественной войны» говорится о вкладе Любанской операции в окончательную победу.
Сделаю попутно одно существенное замечание. Дав высокую оценку Любанской операции, военные историки не высказали свое мнение о роли Власова как командира 2-й УА. Видимо, это – дело будущего.
Казалось, что, после того как на страницах таких авторитетных изданий была высказана правда, наступит пора для окончательной реабилитации 2-й Ударной армии и любанцев. К большому сожалению, этого не случилось.
От одного издательского работника я услышал такие любопытные слова: «Никакого криминала не усматриваю, если на черный лик предателя Власова кто-то добавил еще несколько черных мазков. Ведь художественное преувеличение в искусстве – вполне узаконенный прием». Мы поспорили. Меня мой оппонент не убедил, но я понял, что поразительная цепкость и долголетие клеветнических наветов на 2-ю Ударную армию – результат крайне неосторожного и безответственного толкования принципа художественного преувеличения: предал, увел к немцам, сдал в плен… Целую армию! А в составе этой армии воевали десятки крупных соединений: стрелковые дивизии и отдельные стрелковые бригады, более двадцати отдельных лыжных батальонов, целый кавалерийский корпус. Выходит, мы, воины 2-й УА, от солдат и до генералов, как стадо баранов, пошли за Власовым в фашистский полон? Как это могло быть?! Однако такая нелепая, противоестественная версия держится, как незаживающая трофическая язва, вот уже скоро полвека.
В заключение несколько пожеланий от имени ныне здравствующих ветеранов 2-й УА.
Первое. В наступившую эпоху гласности проводится огромная работа по ликвидации «белых пятен» в истории нашей страны. В случае же с Любанской операцией мы имеем не просто белое, а грязное, клеветническое пятно. И хотелось бы, чтобы правда о 2-й Ударной армии стала достоянием самых широких кругов советской общественности.
Второе. Из-за неправильной позиции бывших руководителей Новгородской области до сих пор остаются незахороненными сотни, а быть может, и тысячи павших советских воинов. Год назад, в мае 1987 года, приехавшие из Казани следопыты вместе со следопытами новгородскими в течение нескольких дней вынесли из зоны боев останки более чем трехсот павших воинов. Они пролежали у самого города сорок пять лет. Ситуация кощунственная!
Мы, ныне здравствующие ветераны, от имени живых и павших взываем к патриотическому долгу людей: помогите восстановить добрую память о героях великой битвы за свободу нашей Родины!
Геннадий Иосифович Геродник (1911–2000), ветеран 2-й Ударной армии, русский писатель, член союза писателей СССР.
«ЗС» 05/1988
Игорь Косов, Игорь НовожиловСамый тяжелый фронт
В августе сорок второго Игорь Косов, двадцатилетний старший лейтенант, становится командиром гвардейского минометного дивизиона, повелителем огня, грома, сотни машин и полутысячи людей. С этой грозной силой он брошен па Волховский фронт, где Манштейн уже изготовился к решающему штурму Ленинграда.
Надо полагать, немцы не смогли продвинуться во всех этих местах еще и потому, что им противостояли здесь гвардейские минометные части. Потому что здесь производил свои громокипящие залпы Игорь Сергеевич Косов.
О боях на Волховском фронте рассказывает он сам.
Игорь Косов, Игорь Новожилов
В августе сорок второго служил я на Брянском фронте в должности командира 268-го дивизиона гвардейских минометов. Отсюда меня направили командовать 509-м отдельным гвардейским минометным дивизионом Ставки Верховного Главнокомандования. Отдельный – значит, над ним нет ни полка, ни бригады. Этот дивизион был только что сформирован, побывал лишь раз в бою, в котором погиб всего один человек – командир дивизиона капитан Козырь. Его звали Игорь Сергеевич, как меня.
17 августа я приехал в этот дивизион на собственной машине «бен-там», типа «виллиса».
Первое, что увидел, – стоит «шевроле», в кузове солдат, весь в масле – и гимнастерка, и галифе.
– Да как ты сам-то не утонул?! – допытывался замполит.
Я выскочил из машины, представился, поинтересовался, в чем дело.
Оказывается, ездили за продуктами, получили водку, бочку подсолнечного масла… Видно, поддали. Солдат заснул, а бочка потекла. Кузов железный, солдат в нем и поплыл.
Пришел я в штаб дивизиона. Отдал распоряжения. Подходит ко мне старший политрук, начальник особого отдела Петриченко:
– Солдата надо судить.
– А почему судить? Если судить, так бочку. Я в дивизионе первый день и не собираюсь начинать с того, что отдам человека под суд, – отвечаю.
У меня в кармане был уже приказ о переходе дивизиона под Елец в резерв фронта. Восемнадцатого под вечер мы были там. Здесь вручили мне новый приказ – быть с дивизионом двадцатого в Москве. В Москве мне сказали:
– Вы пробудете здесь день, а затем – на Волховский фронт.
Погрузились одним эшелоном два дивизиона – 512-й и мой, 509-й. Я был начальником эшелона. Того «масляного» солдата, Александра Ивановича Котова, комиссар рекомендовал мне в ординарцы. Это был мой Котяра. Уже в эшелоне он мне говорит:
– Как это – выпить нечего?
– А что ты предлагаешь?
– А вы снимите свой «бентам».
– Снимай, – говорю.
Котяра с солдатами с платформы посреди путей сняли машину и уехали…
Нас уже вытянули на Бескудниково, а их все нет. Я начал волноваться, пошел было к коменданту. Тут на пути вылетает мой «бен-там» с двумя ящиками водки. Котяра до войны был директором комиссионного магазина. Вот он и слетал по старым связям.
28 августа прибыли на Волховский фронт. Втянулись на станцию Жихарево, разгружаемся. Над нами висит немецкий разведчик…
Позже вызывает меня начальник оперативной группы гвардейских минометных частей фронта Павел Николаевич Кулешов, потом он стал маршалом артиллерии. Я с ним был знаком с сорок первого года по Северо-Западному и Калининскому фронтам. Очень приятный, милый человек. Спрашивает:
– Ты зачем себя называешь по рации фамилией, а не цифрой?
– А кому нужна моя фамилия?
– Не скажи…
И достает перевод немецкой справки. Перечень частей: …509-й дивизион, командир дивизиона Косов Игорь Сергеевич, домашний адрес… разгрузился на станции Жихарево 28 августа.
Не успели разгрузиться, появляется какой-то майор.
– Немедленно в штаб артиллерии фронта.
Тут я понял, что предстоящая операция будет кровавой. Одиннадцатая армия Манштейна после Крыма готовилась штурмовать Ленинград. Наступление планировалось на 1 сентября. Девять дивизий первого эшелона, одиннадцать – во втором. Дивизии полнокровные, их готовили в Кенигсберге к уличным боям. Авиации было много. Глядишь, это был бы конец Ленинграда и Балтийского флота.
Нам была поставлена задача – повернуть их на себя. Мы начали эту Синявинскую операцию 28 августа. Имели успех, прошли километров пять, взяли эстонские поселки, угрожали даже снять блокаду. Толщина немецкого кольца была здесь двенадцать с половиной километров.
Три дня немцы крепились, чтобы не поворачивать силы от Ленинграда. А на третий день повернули и так ударили!
Нас туда тоже подтянули – будь здоров! Двадцать восемь дивизионов «катюш»! Много артиллерии. Две ударные армии – восьмая и вторая. Вторая армия была сформирована заново после того, как ее остатки вышли из окружения. Хорошая пехота. Я такой великолепной пехоты – из тихоокеанских моряков – никогда больше не видел. Они почти все там и полегли. 265-я дивизия вошла в бой, когда началось наступление. Утром было двенадцать тысяч, вечером – полтысячи. За всю войну я не видел столько раненых. Лес, болота – тут всегда много жертв.
Синявинская операция шла примерно до 20 октября. К концу ее все вернулось на исходные позиции, но на Ленинград немцы уже не пошли.
Сперва я с дивизионом намучился: не обстрелян совсем, был только один раз в бою, потерял командира. Это их деморализовало. Я наверху – они наверху, я в блиндаж – и они прячутся.