Новороссийский десант
Виктор Глухарев
Глухарев Виктор Яковлевич родился 9 октября 1922 года в городе Плавск Тульской области. С конца 1920-х годов жил в Москве. Перед войной занимался в аэроклубе. С 1941-го воевал в морской пехоте, затем – матросом на транспорте «Березина», защищал Севастополь, Керчь. С мая 1943 года – летчик штурмовой морской авиации 11 ШАД. Освобождал Новороссийск, Крым, воевал на Балтике. Заместитель командира эскадрильи 47 ШАП. Водил на ответственные боевые задания группы от 6 до 24 самолетов Ил-2. Уничтожил двадцать кораблей различного класса общим водоизмещением 23500 тонн, сбил два самолета. Умер в 1978 году. За действия во время Великой Отечественной войны Указом Президента РФ от 10 апреля 1995 года Виктору Яковлевичу было присвоено звание Героя Российской Федерации посмертно.
Мы приводим фрагмент воспоминаний В. Я. Глухарева о войне, которые не были опубликованы.
10 сентября 1943 года начался штурм Новороссийска. Долго ждали этого момента, все рода войск готовились к этому ответственному дню.
На аэродром было завезено столько разного боезапаса, что только летай. И вот (очевидно существует закон подлости – бутерброд падает обязательно маслом вниз) поднялся ветер. Ветер, достигающий скорости 40–50 километров в час. Но и это было бы неплохо, если бы он был нам встречным на взлете. Но он дул попутным курсом, и ясно, что взлететь было просто невозможно, и никакого выхода из создавшейся ситуации не было.
Дело в том, что взлететь мы могли только в одном направлении, то есть в сторону бухты. Ибо слева горы, справа тоже горы, а в сторону Новороссийска хотя и можно было бы взлететь с таким ветром, но там тоже горы.
От Новороссийска до Геленджика расстояние небольшое, и мы ясно слышали шум боя. Матросы и солдаты шли в этот бой с одной мыслью – победить, а мы, летчики Черного моря, не могли им помочь. Обидно, до слез обидно, но что можно было сделать? Все ходили понурые и злые, на взлетную полосу не хотелось даже смотреть, там только ветер и пыль. Несмотря на то, что аэродром наш был весьма ограничен по размерам, бухта Геленджикская просматривалась с трудом, а взлететь нужно только туда. Да, обидно.
По данным синоптиков, этот злосчастный ветер будет дуть, в лучшем случае, до вечера. Если до вечера не утихнет, то будет дуть трое суток, и если на третьи сутки не утихнет, то жди еще трое суток.
Таков ветер «бора». Много бед он причинил в свое время, его величина достигает такой силы, что выбрасывает корабли на берег. Был случай, когда этот ветер разбросал загруженные вагоны. Вот тут и подумай, что делать.
На аэродроме был единственный крытый ангар. Находился он недалеко от командного пункта полка. Самолеты туда никто никогда не загонял, и технический состав приспособил этот ангар для своих нужд.
Поставили там кое-какие верстаки, немудреное оборудование и в плохую погоду занимались мелким ремонтом. То колесо перебирают, то какой-либо агрегат чинят. Хоть и не уютно, но все же крыша, а это уже хорошо. Вот в этом-то ангаре и собирался весь личный состав полка.
Люди устали от вынужденного безделья. Время подходит к обеду, а полк не выполнил ни одного полета. Летный состав не знал за собой никакой вины, и в то же время мы не знали, как помочь своим боевым товарищам, сражавшимся тут, совсем рядом, в каких-нибудь пятнадцати минутах полета. Но как это сделать, как? Ни один командир не мог дать приказ на вылет в такую погоду, взлет самолета с таким ветром равносилен катастрофе.
Люди рвались в бой, но приказ есть приказ и нарушать его не может никто, будь ты хоть десять раз самый лучший. Летчики спорили, предлагали фантастические варианты, спорили до хрипоты, курили так, что друг друга не видно было из-за дыма, но что можно было поделать? Приходила официантка, много раз звала на обед, но до обеда ли сейчас?
И вот в самый разгар споров, никем не замеченные, вошли командир части подполковник Гурий, начальник штаба Ныч, еще несколько офицеров из штаба, и с ними вместе вошел генерал-полковник. Армейский генерал – довольно редкий гость у моряков.
Возможно, мы как-то растерялись, не была дана даже команда «смирно». По существу, не был даже отдан рапорт, так были все удивлены. Все молчали, невольно окружив начальство, в ожидании, что будет дальше. Обведя всех взглядом, генерал-полковник сказал:
– Я – командующий Новороссийским фронтом. Прибыл только что с линии фронта от Цемесских заводов. Фамилия моя Петров, но не в этом дело. Все вы прекрасно знаете, что сейчас делается в городе. Моряки-десантники ведут уличные бои. Две группы десантников находятся в очень тяжелом положении, им необходимо, прежде всего, доставить воду и патроны. Один десант находится в здании клуба имени Сталина, другой – на вокзале. Причем на вокзале люди сидят на чердаке, внизу – немцы. Есть ли среди вас товарищи, которые хорошо знают город, которые могли бы без ошибки определить эти здания в разрушенном городе и сбросить для десантников самый ценный груз, в настоящее время – воду и боеприпасы. Учтите, товарищи, приказа на выполнение этого задания не будет, но прошу учесть, матросам нужна ваша помощь. Вы, только вы можете им помочь. Никакого бомбоштурмового удара от вас не требуется, только доставить воду и патроны. Подумайте, прикиньте, возможно, и найдете какой-либо вариант. Я прекрасно знаю, что это почти невыполнимо, но иного выхода я пока не вижу. Очень жаль, что такие плацдармы, добытые большой кровью, снова окажутся у противника, да и жаль матросов. Они верят в нашу помощь и стойко обороняются на этих точках. Еще раз предупреждаю, нужно всего два летчика, но хорошо знающих город.
Мне приходилось бывать в Новороссийске до сдачи его немцам. В то время я ходил на транспорте «Березина» рядовым матросом, стоял за пулеметом. В свободное время брал увольнительную и бродил без всякой цели по городу. Бывал я и на вокзале, и в клубе имени Сталина, но то был город в полном смысле этого слова. А что там делается сейчас? Город-то весь разрушен. Попробуй в руинах найти, что требуется. Подумав, я выступил вперед и доложил о своих познаниях.
Мне задали несколько вопросов, а затем предложили план города мирного времени. Я указал, где что находится. После этого мне предложили найти эти здания на аэросъемке настоящего времени. Боже мой, что это был за снимок! До сих пор он стоит у меня в глазах, как будто я его видел только вчера.
Это не город, это сплошные руины, нагромождение камней. Улицы можно лишь вообразить, дома почти все разрушены. И вот в этих руинах нужно найти ту цель, которая нужна, где сидят наши моряки и ждут помощи. Где промахнуться никак нельзя, где нужна очень большая точность. Причем, все это должно происходить на очень малой высоте, где немцы стреляют и здорово, где, наконец, дует сумасшедший ветер «бора».
В то время я был молод, у меня накопился неплохой боевой опыт. Я мог без ошибки опознать корабли противника с воздуха, мог найти любую цель, как в море, так и на суше. Но такого задания я не мог ожидать. Беря на себя ответственность за выполнение такого задания, нужно было быть абсолютно уверенным в себе.
Боевой опыт, а затем и мастерство ведения воздушного боя приходят со временем. Это всем ясно, но найти цель и зайти на нее для атаки – это еще не все. Нужно взлететь и взлететь не в нормальных условиях – что, безусловно, мы могли – а взлететь при таком сильном ветре. Вот тут-то и пригодились наши утренние споры до хрипоты. Снова сели за бумагу, и началась всеобщая подготовка к вылету одного самолета. Предложено было много вариантов, но все сводились к одному: облегчить, насколько можно, самолет – ни одного лишнего грамма. Только тогда, может быть, есть смысл рискнуть.
И опять же, полной уверенности не было ни у кого. Выполнение задания будет зависеть только от тебя. Как ты сумеешь подчинить своей воле самолет весом более пяти тонн. Обдумав все досконально, учтя все пожелания бывалых летчиков, я решил рискнуть. Нельзя сбросить со счетов того факта, что мне в то время было всего лишь двадцать лет. У меня было очень горячее сердце, была большая ненависть к врагу, но был и здравый рассудок.
Генерал-полковник Петров уехал. У него еще был целый фронт, которым надо было руководить.
Поговорив с командиром полка, посоветовавшись с инженерами, пришли к выводу: первый полет произвести на клуб им. Сталина. Во‐первых, он находится в самом порту, его легче найти. Во время этого полета я постараюсь хотя бы немного сориентироваться, где этот вокзал и, если мне удастся произвести первый вылет, тогда пойду на вокзал. Время еще есть, но мало.
Решено: слить горючее, оставить только на полет туда и обратно. Снять весь боекомплект, оставить по пятьдесят патронов на пулемет, все снаряды для пушек снять. Воздушного стрелка не брать и снять его пулемет. Короче говоря, я должен лететь на свой страх и риск. Если вдруг появятся «мессеры», то я – живая мишень. Ну, что ж, может быть, и повезет, возможно, «мессеров» не будет, тогда я спасен.
Механики, вооруженцы, весь технический состав мудрят около моей машины. Да и как не мудрить, нужно подвесить посылки весом по двести килограммов на бомбосбрасыватели, которые совсем не предназначены для такой цели. Посылки – это большие тюки, как торпеды, только немного поменьше. Торпеда цельнометаллическая, она подвешена к самолету намертво, а посылка мягкая, ее может развернуть в любое время полета, куда ей захочется, тогда получишь добавочное лобовое сопротивление – и конец полету.
Как же их подвесить? Что ж, голь на выдумку хитра, а механик – для дела. Все подвешено, закреплено, теперь только дело за мной. Надеваю парашют, предварительно надев куртку, сажусь в кабину. Все привычно, все на месте, но, естественно, волнуюсь.
А ветерок-то вроде стал потише (дай-то Бог). Механик, мой хороший механик, старается помочь, чем может. Успокаивает, помогает запустить мотор. Я ему весьма благодарен, он намного старше меня, и я ему вполне доверяю. Ну, что же, я готов. Запускаю двигатель. Мотор прогрет, испробован на всех режимах. Можно и выруливать.