Подготовила к публикации Л. Репина
Алексей БурдейныйВпереди – Минск!
Рассказ известного военачальника, бывшего командира 2-го гвардейского танкового Тацинского корпуса Героя Советского Союза генерал-полковника в отставке Алексея Семеновича Бурдейного возвращает нас в лето 1944 года, к тем дням, когда на советско-германском фронте проходила одна из крупнейших наступательных операций Советской Армии – Белорусская. В ходе операции, закончившейся разгромом так называемой «центральной группы войск» гитлеровцев, блестящих успехов добились воины прославленного Тацинского корпуса. Совершив с боями трудный рейд из-под Орши, бригады корпуса на рассвете 3 июля 1944 года первыми ворвались в столицу Белоруссии Минск.
Ночь с 24 на 25 июня 1944 года стала памятной для ветеранов 2-го гвардейского танкового корпуса. Где-то по сторонам громыхали ночные бои, а машины корпуса втягивались в труднопроходимые дефиле между болотами и топями. Всю ночь шла напряженная работа: саперные батальоны делали настилы через торфяники и пропускали танковые бригады. Всю ночь двигались и двигались танки. Наступило утро 25 июня, но движение не замедлилось. В течение дня танки и артиллерия корпуса преодолели очень трудный участок местности. К концу дня головные танковые бригады вышли на тыловые коммуникации противника. Сутки продолжался этот труднейший маневр, который позволил корпусу выйти в тыл противника практически без потерь, лишь несколько танков отстали в торфяниках из-за неопытности молодых механиков-водителей. Следом за нами шли стрелковые части гвардейского корпуса генерала П. Г. Шафранова.
Внезапное появление большого количества танков, артиллерии и мотопехоты в тылу вражеской обороны сразу сказалось на всей обстановке в районе Орши. Для нас же с выходом корпуса в тыл немецкой обороны начался особый отсчет времени…
Прежде чем продолжить свой рассказ о дальнейшем, я хочу ненадолго вернуться к дням, когда наш танковый корпус готовился к этим боям.
Из многих военно-исторических и мемуарных источников читателю известно, что летом 1944 года линия фронта на западном направлении была выгнута огромной дугой на восток. Сама природа здесь создала как бы идеальные условия для прочной обороны: большие реки, обширные болотисто-лесистые пространства, буквально испещренные линиями многочисленных притоков, рек и речушек. У противника было достаточно времени, чтобы использовать эти выгодные природные условия для создания многочисленных оборонительных рубежей.
Читателю известно также, что верховное командование противника к лету 1944 года не сумело определить направление главного удара советских войск, полагая, что такой удар будет нанесен на юге. Между тем скрытно шла активная подготовка к крупнейшей стратегической наступательной операции на лето 1944 года. Сюда, на западное направление, к Белоруссии, из глубины страны и с других участков советско-германского фронта подтягивались резервы.
2-й гвардейский Тацинский танковый корпус входил в состав 3-го Белорусского фронта. Весной 1944 года после тяжелых осенне-зимних боев под Оршей и Витебском корпус был выведен в резерв фронта. Здесь корпус пополнялся людьми и техникой. Танковые бригады корпуса теперь имели на вооружении по 65 танков. Это были новые модернизированные «тридцатьчетверки» с усиленной броневой защитой и мощной 85-миллиметровой пушкой, которая на дистанции прямого выстрела (1000 метров) пробивала броню любого немецкого танка. При этом модернизированные «Т-34» сохраняли свои маневренные и скоростные качества. Шли они к нам в большом количестве.
В целом после доукомплектования корпус имел 210 танков, 42 самоходные артиллерийские установки и еще 35 танков резерва командира корпуса. Для сравнения скажу, что во время Сталинградской операции, когда наш корпус прославился смелым рейдом по глубоким тылам противника, в его составе было примерно полторы сотни танков, из коих только половину составляли «Т-34», а другую половину – легкие танки.
К началу Белорусской операции главные силы корпуса составляли четыре гвардейские бригады: 4-я танковая – полковника О. А. Лосика, 25-я танковая – полковника С. М. Булыгина, 26-я танковая – полковника С. К. Нестерова и 4-я мотострелковая – полковника М. С. Антипина. В корпус также входили два самоходно-артиллерийских полка, отдельный дивизион гвардейских минометов («катюш»), зенитно-артиллерийский полк и другие части усиления и специальные подразделения. В целом корпус представлял собой крупное соединение, насчитывавшее примерно 12 тысяч человек.
Большое внимание уделял нам командующий 3-м Белорусским фронтом генерал Иван Данилович Черняховский. Сам в прошлом танкист, он вникал во все детали, бывал у нас в корпусе. Я своевременно был проинформирован о замыслах командования фронтом. 11-я гвардейская армия генерала К. Н. Галицкого совместно с 31-й армией генерала В. В. Глаголева должна была действовать на южном крыле фронта против сильной оршанской группировки противника. Нашему корпусу предстояло войти в прорыв в полосе наступления 11-й гвардейской армии вдоль Минского шоссе. По плану командующего 11-й гвардейской армии немецкая оборона должна была быть прорвана к концу первого дня наступления. Стало быть, тогда и предполагалось ввести наш корпус в прорыв.
Генерал К. Н. Галицкий заслуженно считался одним из наиболее опытных и авторитетных наших командармов. Однако на этом участке фронта ему воевать еще не приходилось: 11-я гвардейская армия была переброшена сюда с другого направления. Я же имел опыт тяжелых осенне-зимних боев под Оршей и потому был настроен не столь оптимистически. Заранее предполагая возможные неожиданности, разного рода осложнения при прорыве, сразу высказал К. Н. Галицкому просьбу не вводить корпус в прорыв в первый день.
Выдвигая такую просьбу, я более всего опасался поспешного ввода корпуса на неподавленную оборону. Именно так получилось осенью сорок третьего года: оборону до конца, на всю глубину не прорвали, поспешно ввели в сражение корпус, и мы, несмотря на массовый героизм танкистов, потеряли здесь много танков и людей. Во время рекогносцировки мы видели перед нашим передним краем сгоревшие «тридцатьчетверки».
За прошедшие с осени месяцы враг здесь больше укрепился. В полосе наступления гвардейской армии оборонялась 78-я немецкая штурмовая дивизия, считавшаяся одной из самых боеспособных в немецкой армии. Командовал этой дивизией опытный генерал Траут. Когда я говорю «одна из самых боеспособных дивизий», то в этом нет эмоциональных преувеличений мемуариста. Из документов, которыми я располагаю, следует, что 78-я штурмовая немецкая дивизия по своему штатному составу равнялась примерно двум обычным стрелковым немецким дивизиям, была насыщена штурмовой противотанковой артиллерией в таких количествах, которые более свойственны корпусу, а не дивизии, была усилена танковыми частями на очень солидное инженерное обеспечение. Местность, где намечался прорыв, никакого маневра наступающим войскам не позволяла. Поэтому когда генерал Траур заявлял, что на участке его дивизии оборону прорвать невозможно, в этом было не столько традиционное тщеславие гитлеровского генерала, сколько убеждение опытного командира, что его оборона достаточно прочна.
Незадолго до начала операции генералы П. Г. Шафранов и М. Н. Завадовский, командиры стрелковых корпусов, которым предстояло прорывать вражескую оборону, и я как командир танкового корпуса были вызваны на НП к командарму К. Н. Галицкому. Докладывали мы представителю Ставки Верховного Главнокомандования маршалу А. М. Василевскому в присутствии командующего фронтом и командующего армией. Для нас это был очень ответственный момент, и мы, конечно, волновались. Однако наши решения одобрили и приняли без существенных поправок. Более того, маршал А. М. Василевский специально обратил внимание присутствующих на горький опыт осенне-зимних боев, когда поспешность ввода танкового корпуса привела к неоправданным потерям. Мне было ясно, что командарм К. Н. Галицкий понимает мои опасения и без особой необходимости рисковать не станет…
В 6 часов утра 23 июня началась наша артиллерийская подготовка. На участках прорыва было сосредоточено 200 орудий и минометов на километр фронта. В 8 часов 50 минут утра пехота при поддержке танков пошла в атаку. В боевых порядках стрелковых подразделений двинулись и наши офицерские пункты наблюдения и бригадные разведчики. За ними – передовые отряды 4 и 26-й гвардейских танковых бригад. Но едва пехота поднялась в атаку, начались неприятности. Случилось то, чего мы больше всего опасались, – огневая система немецкой обороны подавлена не была, и стрелковые части только местами вклинились в первую позицию…
В самом начале боя танковый батальон майора А. А. Радаева вынужден был по приказу командира стрелковой дивизии совместно с пехотой атаковать противника, но попал под прицельный огонь, потерял несколько танков и тут же был остановлен. На других участках наступления обстановка складывалась так же безотрадно. По данным корпусных и бригадных постов наблюдения и разведчиков я достаточно представлял сложившуюся ситуацию и уже нисколько не сомневался в том, что продвижение застопорилось неслучайно.
События подтвердили мои опасения: весь день 23 июня продолжался тяжелейший бой, а оборона противника прорвана не была! Бой продолжался и весь следующий день. И снова безрезультатно. Нервное напряжение достигло предела: двое суток идет ожесточеннейшее сражение, а оборона противника не прорвана.
К концу 24 июня стало ясно, что и на этот раз немецкая оборона устояла, но… Было одно «но», которое привело меня в состояние возбуждения. 24 июня в разгар боя я получил донесение от командира 4-й танковой бригады. Полковник О. А. Лосик сообщал, что его разведка вместе с передовыми подразделениями наступающей 26-й гвардейской стрелковой дивизии из корпуса генерала П. Г. Шафранова сумела просочиться в обход северного фланга немецкого оборонительного рубежа и достичь в заболоченной лесистой местности местечка под названием Остров Юрьев. Севернее Острова Юрьева, докладывал О. А. Лосик, так же успешно продвигаются стрелковые части – противник оказывает там слабое сопротивление, и разведка бригады вышла вместе с пехотой в район поселка Старые Холмы.