Вспомним некоторых талантливых создателей грозного оружия:
– Иван Платонович Граве – репрессировался четырежды;
– Владимир Андреевич Артемьев – в 1922 году осужден на три года, в 1925 снова арестован. Так и остался не реабилитированным;
– Иван Терентьевич Клейменов – расстрелян 10 января 1938 года;
– Георгий Эрихович Лангемак – расстрелян 11 января 1938 года, а ведь без Клейменова и Лангемака создание ракетного оружия вряд ли стало бы возможным.
Организатор заводского производства баллиститных порохов Вера Макаровна Балкова была представлена к ордену Ленина. Награды за разработку получили все, кроме нее самой. В январе 1938 года Балкову арестовали. Обвинялась она в подготовке взрыва завода, на котором работала. Судила ее «тройка», и суд длился всего 10 минут. Дали Вере Макаровне 5 лет.
Из архивов страшных 30‐х годов видно, что достижения советского ракетостроения состоялись чудом и вопреки действиям властей. 27 июня 1938 года Сергей Павлович Королев был арестован. Его обвинили по самой тяжкой политической статье – 58‐й, по двум пунктам: 58-7 – «Подрыв государственной промышленности <…>, совершенный в контрреволюционных целях путем соответствующего использования государственных учреждений и предприятий, или противодействие их нормальной деятельности» – и 58–11 – «Всякого рода организационная деятельность, направленная к подготовке или совершению предусмотренных в настоящей главе преступлений». Приговор, о котором Королев, з/к 1442, узнал уже в Бутырской тюрьме, по тем временам можно назвать «мягким»: десять лет тюремного заключения с поражением в политических правах на пять лет и с конфискацией имущества.
Что же было главной причиной удара по советскому ракетостроению? Арест и расстрел Тухачевского означал очень серьезные неприятности для руководства Реактивного института, который был создан усилиями Тухачевского, а значит, и многие ответственные работники там считались его ставленниками.
Репрессии очень сильно мешали и созданию знаменитых «Катюш», и всему советскому ракетостроению. Нам остается радоваться, что выжили РСЗО и появились «Востоки» с «Союзами», которые работают на благо страны до сих пор.
Павел КулешовОт «катюш» к оружию наших дней
Беседа с маршалом артиллерии Павлом Николаевичем Кулешовым
Без преданности нет армии, недаром помнятся с молодых лет слова присяги: «…и до последнего дыхания быть преданным своему Народу, своей Советской Родине и Советскому Правительству».
И без самоотречения тоже нет армии – как иначе «беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников», как иначе защищать родную землю «мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни»…
Размышляя о преданности, самоотречении, достоинстве и солдатской чести, я – давным-давно уже отставной офицер Вооруженных сил – направлялся на свидание с маршалом артиллерии. Предстоял разговор для читателей журнала «Знание – сила».
И тут произошла «перебивка». Впрочем, весьма кстати, как говорится, в строку. Неподалеку от станции метро «Маяковская» молодой плечистый парень – типичный акселерат – выговаривал седому основательно потраченному жизнью мужчине, выговаривал уверенно, спокойно и громко:
– А какие, собственно, у вас перед нами, передо мной в частности, преимущества? Ну, согласен, ваши пятьдесят восемь лет в два целых и шестьдесят три сотых раза больше моих двадцати двух, это так… а еще?
– Стреляли в меня, парень, понимаешь, стреляли! Четыре года подряд… между прочим, и для того, чтобы в тебя не стреляли… тем более ты вон какой большой, заметный.
Услышано это было мимоходом и увидено мимоходом, а запомнилось, занозой засело в мозгу: «Стреляли в меня, парень, чтобы не стреляли в тебя».
Подумалось: я иду к человеку, который вот уже пятьдесят один год в строю, и в него тоже стреляли. Можно сказать без преувеличения: стреляли изо всех калибров – от ружейного до гаубичного. И он не просто выжил, что можно было бы еще отнести за счет удачи, колоссального везенья, за счет прекрасной дамы Фортуны; но он не поддался всеуничтожающим жерновам времени, а это уже – личная и, может быть, наивысшая заслуга. Я иду к маршалу артиллерии Павлу Николаевичу Кулешову. Маршал, естественно, знает то, чего не знаю я, а возможно, и вы, мой читатель.
Поднимаюсь казенной лестницей, вхожу в служебный его кабинет, безликий, как все служебные кабинеты, и, внезапно молодея, ощущая себя вновь кадровым, выдыхаю отчетливо и громко, как учил старшина:
– Разрешите обратиться, товарищ маршал?
И получив разрешение, спрашиваю:
– Вы помните Толкачево, Павел Николаевич?
– А я почему-то думал, что вы предложите другое начало отсчета – 14 июля сорок первого, батарею капитана Флерова: реактивный залп по центральному вокзалу в Орше… Все, кто берутся рассказывать о рождении ракетного оружия, непременно так начинают… и, пожалуй, правильно: первый залп есть первый, хотя ему и предшествовала долгая, сложная, порой драматическая история. Шла борьба идей, растянувшаяся на годы и десятилетия и, как в каждой большой схватке, тут были и успехи, и озарения, и срывы. Впрочем, если желаете начать с Толкачева, можно и так начать, теперь и это – история.
И, будто читая лекцию перед офицерской аудиторией, маршал говорит размеренно и четко:
– Деревня Толкачево, расположенная на высоком берегу Оки, была превращена противником в мощный узел сопротивления, с большим числом блиндажей и дзотов, с сильно развитой сетью траншей и ходов сообщения. Блиндажи, следует отметить, были построены основательно – в пять накатов. Подходы к деревне тщательно заминированы и сплошь перекрыты проволочными заграждениями. Этот узел сопротивления наши войска должны были сломить, сломить в кратчайший срок, сломить совершенно неожиданно для противника. Время действия – июль сорок третьего года. Для решения поставленной задачи на огневые позиции были выведены части гвардейских минометов и осуществлен внезапный огневой налет. Одним залпом были разрушены почти все дзоты, засыпаны траншеи, полностью подавлена огневая система. Из пятисот человек, оборонявших узел сопротивления, уцелело двадцать.
Пример частный, разумеется, но он позволяет сделать весьма важные обобщающие выводы: ракетное оружие, так сказать, первого поколения обладало великолепными боевыми свойствами и было незаменимо в действиях по площади; оно позволяло быстро менять позиции, ускользать от контрудара противника и появляться там, где его меньше всего ожидали, именно так было и под Толкачевым. Словом, внезапность и массированный всесокрушающий огонь – вот что представляли собой гвардейские минометы – наши прославленные в годы Великой Отечественной войны «катюши».
– В годы Отечественной войны ракетные установки получили дальнейшее развитие, и, если я не ошибаюсь, уже тогда кое-что было сделано для повышения точности стрельбы?
– При штурме Берлина в частях были созданы особые группы, применявшие стрельбу прямой наводкой отдельными снарядами. Штурмовые эти группы били по противнику из окон домов, в стенные проломы, использовали в качестве огневых позиций комнаты жилых домов, подвалы, лестничные площадки; стреляли со столов, с подоконников, и, должен заметить, стреляли весьма точно.
– А теперь? – не удерживаюсь я от вопроса.
Павел Николаевич проводит ладонью по гладкой поверхности своего просторного, совершенно чистого письменного стола, и это летучее быстрое движение невольно наводит на мысль о карте, что могла бы лежать перед маршалом, карте боевой обстановки, и говорит с некоторым лукавством в голосе:
– Теперь ракетным огнем практически может быть поражена любая точка земного шара. Только не понимайте меня слишком буквально – ракета, запущенная в одном полушарии, не забьет гвоздя в другом, и, когда мы говорим о любой точке, надо принимать во внимание не только точность наведения, но еще и радиус тотального поражения, наносимого ядерной боеголовкой ракеты. Вот с учетом этого фактора недостижимых точек на земле не существует.
– И как это далось?
Павел Николаевич улыбается и говорит:
– Трудно, конечно. Дело такого масштаба можно было поднять лишь государственными, общенародными усилиями.
– А вам, в частности?
– Если говорить о моем участии, то вскоре по окончании войны мне было приказано возглавить создание факультета ракетного вооружения. Начинали с работ Циолковского, так сказать, с самых общих идей, некоторого фронтового опыта и не отпускавшего, все время давившего чувства колоссальной ответственности.
После войны – это не следует забывать! – у каждого причастного к армии человека минуты спокойной не было: мы были вынуждены все планы, все расчеты, все мысли свои пересматривать – из памяти не выходил атомный гриб над Хиросимой.
Все главные положения стратегии и тактики, весь предшествующий опыт военной истории требовал нового осмысления.
Пожалуй, научно-техническая революция, о которой теперь говорят с какой-то удивительной фамильярностью – НТР, и началась всерьез с нас, с военных. Новые времена в мире потребовали нового понимания таких, например, проблем: соперничества брони и снаряда, дальнобойности, скорострельности, внезапности. Я перечисляю лишь некоторые извечные артиллерийские проблемы, которые не просто вышли на передний план, а настоятельно требовали иного качественного уровня разрешения…
– Павел Николаевич, а вы не могли бы на каком-либо конкретном примере продемонстрировать этот новый качественный уровень?
– Реактивный снаряд «катюши» мог лететь по определенной, заданной траектории с весьма относительной степенью точности, – говорит маршал, – Сошел снаряд с установки – и никаких средств воздействия на него в полете не было. Современные ракеты сухопутных войск не просто увеличились в размерах, не только получили мощные двигатели, но на них установлено бортовое управление, контролирующее и корректирующее траекторию. А это значит, что точность поражения резко возросла и, соответственно, увеличились возможности боевых ракет. Здесь будет уместно подчеркнуть – с того вот времени мы, артиллеристы, стали и ракетчиками, сделались причастными к самым новейшим достижениям автоматики. И чем глубже нам удавалось постигать эти достижения, тем совершеннее становило