Весь месяц погода стояла прежней, только по утрам на лужах стали появляться льдинки. В пожелтевших подмосковных лесах видны были паутинки на кустах. По ночам по-прежнему бомбили. Станции московского метро переоборудовали под бомбоубежища. Только стрелка барометра с каждым днем чуть-чуть опускалась ниже.
В октябре Северова вызвали опять и задали тот же вопрос. Он дал тот же прогноз – мокрый снег с дождем. Бои шли на самых подступах к Москве, бомбежки не прекращались. Барометр продолжал падать: он один указывал на то, что в атмосфере что-то происходит, что готовятся какие-то изменения. Но что такое давление? И что такое барометр? Запаянная жестянка со стрелкой.
6 ноября Северова вызвали в ставку. Перед выходом он отметил показания барометра. Стрелка стояла так низко, как не отпускалась за последние пятьдесят лет ни разу. Давление падало, извещая о том, что скоро, очень скоро погода резко изменится, грядет если не ураган с метелью, то что-то тому очень близкое. Только что значит в метеорологии «скоро»?
В ставке спросили, какая будет погода завтра. Ответ: мокрый снег с дождем. Лейтенанту предложили подождать до завтра в соседней комнате.
Ночью он распахнул окно. Пахнуло свежим воздухом. На темном безоблачном небе видна была каждая звездочка. Ни ветерка. Но не было слышно ни зениток, ни гула самолетов. Бомбежки не было. Может быть, потому, что немецкая авиация готовилась к массированному дневному налету. Может быть, потому, что к западу от Москвы погода уже была нелетная.
В два часа утра небо стало заволакивать облаками, а в 5 оно уже было полностью ими закрыто. В шесть пошел дождь. В семь к нему добавился снег.
Эту историю о параде 7-го ноября полковник Северов приводил в качестве примера студентам-метеорологам для объяснения значения такого показателя, как тенденция давления. Заканчивал он ее такими словами: «За всю войну под серьезную бомбежку не попадал ни разу. Немцев видел только пленных. Но виски – с той ночи седые». И главную свою заслугу видел в том, что, пользуясь полученным от ставки приказом, сумел спасти от уничтожения архивы московской метеостанции.
В обороне командование скупо на медали, но оно сумело наградить Северова через месяц, поручив ему метеообеспечение зимнего наступления под Москвой. В устойчивое время года (зима, лето) погода «приходит» в Москву с востока в виде безоблачной воздушной массы с высоким давлением и ясной погодой. Зимой она очень холодная, это рождественские и крещенские морозы. Следить за продвижением холодной воздушной массы от Урала, когда со «своих» метеостанций поступают радиограммы (зашифрованные и не понятные противнику), – задача для второкурсника.
Северов рассчитал не только день, но и час, когда морозы ударят на линии немецкой обороны. Начало наступления было приурочено к тому времени, когда в моторах, танках, орудиях застынет смазка. Трофеев в этом наступлении было много – использовать свою технику противник не мог, и, отступая, ему приходилось бросать машины. Северова наградили орденом.
У истории парада 7 ноября 1941 года был и комический аспект. Командование, не слишком уверенное в прогнозе Северова, предупредило съемочную группу киношников слишком поздно. Они прибежали на Красную площадь с опозданием и успели снять только спины уходящих солдат и английские танки, попавшие на парад прямо с Ближнего Востока. Но, главное, они не сняли Сталина во время произнесения исторической речи. Ведомство пропаганды сочло, что без этого кинохроника не может быть показана советскому зрителю. В Георгиевском зале кремлевского двора был построен макет мавзолея в натуральную величину, а на противоположной стене – плакаты, где аршинными буквами был написан текст речи. Сильно опасаясь за свою судьбу, пропагандисты все же обратились к Сталину с просьбой повторить выступление. Тот согласился и пришел на свою съемку в роли Сталина.
Увидев бумажные плакаты, махнул рукой – «Нэ нада» – и сыграл самого себя, без запинки произнеся речь, уже опубликованную газетой «Правда».
Этот художественный фильм под видом документального демонстрировался многократно в кинотеатрах СССР. Правда, англичане сообразили, что это – фальшивка: настоящий мавзолей – на свежем холодном воздухе, а в кинохронике у Сталина, снятого крупным планом, не шел пар изо рта.
«ЗС» 05/2006
Зиновий КаневскийМетеопрогноз: совершенно секретно
Война в XX веке – это война не только людей и идей. Это еще и война техники и науки. По признанию германского адмирала Руге, метеосведения во время второй мировой войны «приобрели ценность особого вида оружия». О «метеорологической войне» написал книжку наш постоянный автор, почетный полярник 3иновий Каневский. Предлагаем вниманию читателей несколько отрывков из этой книги.
С первых дней Великой Отечественной войны Главное управление Гидрометеослужбы перешло в распоряжение Народного Комиссариата Обороны. Отныне синоптическая карта сделалась своеобразным зеркалом, отражавшим ситуацию на фронтах. Ее западная граница полностью соответствовала положению линии фронта – отходили наши войска и вместе с оставленным городом закрывалась бесценная для синоптиков точка, откуда уже больше не поступало сведений о погоде.
«Обрезанная карта» – таким термином обозначали синоптики во время войны главный объект своей деятельности. Грубо говоря, полкарты синоптикам приходилось дорисовывать почти интуитивно, домысливать лишь с помощью большого опыта. В метео-архивах лежат карты тридцатилетней давности. Они хранят следы стертого карандаша – былых изобар, замкнутых циклонов и антициклонов. После войны, когда в нашем распоряжении оказались немецкие метеоархивы, в Центральном институте прогнозов задним числом пополнили карты той поры, заново провели линии метеорологических фронтов, областей высокого и низкого давления – синоптики ведь учатся на собственном опыте и собственных ошибках. (Кроме полустертых карандашных контуров, синоптические карты военных времен несут на себе следы другого рода – последовательно сменяющие друг друга грифы: «совершенно секретно», «секретно», «для служебного пользования» и, наконец, «рассекречено»!)
В целом наши прогнозисты с честью выходили из сложной ситуации, возникшей в 1941 году. Разумеется, прилагались все силы к тому, чтобы каким-то образом расширить рамки получаемой информации: проникнуть на территории, временно оккупированные гитлеровцами. Этого требовали, в первую очередь, нужды нашей авиации.
В 1942 году были сделаны успешные попытки организовать метеорологические наблюдения в партизанском краю – на Смоленщине, в Белоруссии. Среди партизан нередко находились люди, знакомые с метеорологией, умеющие обращаться с приборами. Они-то и брали на себя проведение наблюдений и передачу сводок на Большую землю. Эти сводки принимали в Москве, в Центральном штабе партизанского движения. А отсюда неприметные группы цифр шли по разным адресам: в штабы действующих армий, в распоряжение летчиков авиации дальнего действия, в Центральный институт прогнозов. Добытые в невероятно трудных условиях, в тылу у фашистов, нередко в разгар ожесточенного боя, эти цифры становились грозным оружием, помогали проводить дерзкие рейды наших бомбардировщиков.
Советские конструкторы разработали новую автоматическую радиометеостанцию. И не только разработали, но и устанавливали эти приборы в немецком тылу, в лесах Белоруссии. Пилоты, летевшие через линию фронта к партизанам и далее, на запад, на бомбежку фашистских тылов, получали надежную информацию о погоде, ожидавшей их впереди.
По мере того как разворачивались боевые действия на фронтах, усложнялись задачи метеорологов. Советская Армия перешла в генеральное наступление, активизировались отряды Сопротивления во многих странах Европы. Особенно остро встал вопрос о снабжении оружием и боеприпасами югославских воинов. Наши летчики стали совершать регулярные полеты через линию фронта – «через перевал», как они это называли, – и сбрасывать партизанам Югославии необходимое снаряжение. Летчикам нужны были метеосводки. Штаб авиации дальнего действия призвал на помощь сотрудников Гидрометеослужбы. В Югославию отправился со специальным заданием Анатолий Иванович Каракаш, ныне кандидат географических наук, начальник одного из отделов Гидрометеоцентра СССР.
Он вспоминает:
– Нас доставили в Югославию окружным путем – через Тегеран, Каир, Бриндизи (на восточном побережье Италии). Сбросили часть людей с парашютами, часть на планерах. Оказались мы в самом центре партизанского движения, в районе города Дрвар, в западной части страны. Среди леса была оборудована площадка, куда ночами сбрасывали с воздуха грузы. Днем мы аккуратно камуфлировали этот самодельный аэродром каменными глыбами и ветками: «рама» (немецкий разведчик) целыми днями висела над головой, норовя обнаружить посадочную площадку.
Как только прибыли, тут же начали метеонаблюдения. Четыре раза в сутки стали передавать погодные сводки в Москву, в штаб авиации дальнего действия, в полк Валентины Гризодубовой, обслуживавший партизан Югославии.
Наша своеобразная метеоточка действовала до самого последнего немецкого наступления на штаб Тито – фашисты рассчитывали захватить его в полном составе. Но партизаны отразили атаку немецких десантников и ушли в горы. Ушли вместе с ними и мы, наблюдатели единственной метеостанции такого рода в оккупированной Европе. Уже после войны пилоты-гризодубовцы не раз добрым словом поминали «партизанских синоптиков»… А когда слышишь такое – волей-неволей забываешь о бомбежках и обстрелах. Шла война, и вы, метеорологи и гидрологи, были в той войне такими же солдатами!
Война еще только разгоралась, до 22 июня было больше года. Шла весна 1940 года. С этого времени «Люфтваффе» начала проводить полеты с сугубо метеорологической целью. Германия вступила в длительное сражение за погоду.
Но никакие другие методы не в состоянии заменить регулярных продолжительных метеорологических наблюдений, проводимых непременно в одной закрепленной точке. В Германии нашлись специалисты, имевшие большой опыт метеорологических исследований. Первым среди них оказался доктор Руперт Гольцапфель, «наш милый Гольцапфель», как называли его коллеги по известной гренландской экспедиции Вегенера 1930–1931 гг. «Милый» доктор сразу же отдал себя в распоряжение фашистского командования.