– Что ты мне, как прекрасной маркизе, голову морочишь? Все в порядке? – рассердился Званцев. – Александра Михайловича, политрука нашего, жаль. Без раба обошелся…
– Так точно! – подтвердил Печников, ничего не поняв.
– А того, что здесь требуется, тебе не достать. Никак… У англичан в Дюнкерке, где эвакуировалась с материка такая же армия, к услугам был весь английский флот, а здесь два-три катера…
– Чего нет, того нет, – развел руками Печников. – Катеров мало, и неведомо, как нам на них погрузиться, товарищ военинженер. Порядку здесь никакого, один ералаш, командования нет. Все норовят, как могут. В самый раз вам команду над всеми взять и группу нашу переправить.
Званцев поморщился и посмотрел на толпящихся на узкой береговой полосе людей, шарахающихся при каждом взрыве снаряда или бомбы и осаждающих уходящие далеко в море деревянные причалы, куда приставали катера, сказал сурово:
– Если ты посоветовал в расчете поскорее нам отсюда выбраться, то ошибся. Команду переправой я на себя беру, но вы все будете обеспечивать выполнение моих приказов.
– Будет исполнено! – обрадовано воскликнул Печников.
И тотчас офицеры и бойцы группы Званцева по его указанию стали оттеснять перепуганных людей от причалов.
Подействовали и зычный голос Печникова, ссылающегося на приказ какого-то высшего командования переправой, и решительные действия бойцов его группы, не особенно церемонившихся с упирающимися.
По приказу Званцева к причалу подошел личный состав госпиталя и несли раненых.
Неподалеку на кромке прибоя, куда накатывалась волна, Званцев увидел майора, которому взрывом оторвало обе ноги. Откатываясь, волна уносила розовую пену.
Подошедший к Званцеву солдат передал просьбу майора подойти к нему.
– Военинженер… прошу… пристрели меня, – еле выговорил тот, когда Званцев склонился над ним.
У Званцева не хватило духу выполнить просьбу умирающего, и он малодушно приказал отнести его подальше от холодной волны и положить под откосом берега, словно это могло тому помочь.
Дошла очередь и до группы Званцева, которую он решил отправить раньше себя, чувствуя ответственность за происходящее на переправе, хотя командование ею принял на себя самовольно.
Он стоял на причале, наблюдая за очередной погрузкой на катер людей, беспрекословно повиновавшихся ему, еле втискиваясь на палубу перегруженного суденышка.
По причалу, расталкивая всех, бежал статный молодой капитан, держа за руку мальчонку в крохотной пилотке, в сшитой по нему гимнастерке с поясом и портупеей, в сапожках – ни дать ни взять – сын полка.
Ступить на палубу было некуда. И капитан, не задумываясь, вынул пистолет и выстрелил в стоящую с края хорошенькую санинструкторшу, которая тут же свалилась за борт. Снизу донесся всплеск. А капитан ступил на ее место, подняв над собой сына, которого невесть почему взял с собой на фронт.
Негодование парализовало Званцева. Стрелять в убийцу с ребенком на руках? Затевать перестрелку с отчаливающим катером? И он презирал себя за свою беспомощность, читая растерянность на лицах стоящих рядом солдат.
Он взял себя в руки. На берегу оставались тысячи людей, о которых надо было думать. И он продолжал отдавать команды, и его по-прежнему слушались.
На причале появилась знакомая невысокая фигура генерал-полковника Хренова.
Званцев отрапортовал ему, что вынужден был принять на себя командование переправой.
Хренов не укорил его за самоуправство, а, напротив, поблагодарил за инициативу, но с присущей его мягкому голосу строгостью сказал:
– А вам лично приказываю немедленно переправиться на Таманский берег и найти свою группу. Командовать переправой буду я.
На следующий катер Званцев шагнул последним, обменявшись с Хреновым прощальным взглядом.
Званцева сразу же прижали к низенькому борту теснившиеся на палубе солдаты.
Катер отчалил. Берег уплывал назад. В небе снова появились вражеские самолеты и стали один за другим пикировать на крохотное суденышко, но их бомбы вздымали фонтаны воды поодаль.
Однако одна из них упала так близко от катера, что стоящие на палубе люди шарахнулись от ближнего к взрыву борта, и Званцев с ужасом почувствовал, что его сталкивают в воду.
На него словно надвинулась стена, и он полетел вниз.
Сквозь сразу намокшую шинель он почувствовал ледяной холод, постарался сбросить ее и не потерять при этом перекинутую через плечо на ремне планшетку.
Потом пришлось плыть в полном обмундировании.
Был он неплохим пловцом, участвовал когда-то в соревнованиях и, несмотря на промокшее обмундирование и ставшие пудовыми сапоги, все-таки выбрался на берег, сразу упав на камни, дрожа от холода.
Но не хотел он походить на девушку, которую спас когда-то, брошенную на середине реки перепуганными кавалерами. На пляже она упала без чувств, так и не поблагодарив его. И он не позволил себе расслабиться, занялся волевой гимнастикой, воображая, что поднимает тяжелые грузы, взбирается по отвесным скалам.
На счастье, солнце в этот апрельский день грело по-южному.
Званцев разделся и разложил обмундирование, чтобы обсохло, и с особой заботой – содержимое планшетки, помня, что без бумажки ты не человек.
В таком виде его и нашел Печников, преданно поджидавший своего комбата на Таманском берегу.
– Вот так, – сказал ему Званцев. – Здесь где-то описанные Лермонтовым контрабандисты, вернее одна их девушка, Печорина хотела утопить…
– А та девушка… – начал Печников и сразу закончил. – А капитана того только и видели. Никто не остановил. Никто.
– Да, друг, война людей в зверей превращает или того хуже, – говорил Званцев, подбирая высохшие документы.
Они помогли и ему, и всем членам его группы добраться до Краснодара, где генерал-полковник Хренов взял его с собой в самолет.
Летели в Москву кружным путем, обходя линию фронта над тихими, мирными еще предместьями Сталинграда.
Прощаясь в Москве, Хренов, вручая ему именной маузер в деревянной кобуре, сказал:
– А в танкетки я ваши поверил, военинженер. Запрошу их из вашего института на Волховский фронт, куда получил назначение.
С этим пожеланием обретенного друга и вернулся Званцев в свой институт.
Спустя четверть века он имел возможность снова воочию увидеть такую танкетку… в кино, в знаменитом французском фильме «Фантомас». Помните, гангстеры в начале картины похищают ученого из секретной, за семью замками, лаборатории? Его сажают в автофургон, откуда тут же выскакивает «наша танкеточка»! Она мчится впереди автофургона, налетает на запертые тяжелые ворота и взрывается вместе с ними, проложив путь гангстерам с их добычей. Забавное зрелище, поданное с чисто французским юмором. Но сколько трагических воспоминаний оно всколыхнуло!..
А через сорок лет после Победы над Германией сидел в президиуме торжественного собрания седой Званцев рядом с седым Иосифьяном в родном, ими созданном во время войны институте и слушал выступление увешенного орденами полковника в светлой парадной форме, который сообщил, что в бытность его лейтенантом он командовал подразделением, вооруженным сухопутными торпедами, созданными и изготовленными в этом институте. И эти торпеды пробили брешь в Ленинградской блокаде, взорвав доты, уничтожившие не одну тысячу солдат Красной Армии, пытавшихся выручить осажденных и погибающих с голода ленинградцев.
То, что не под силу было ни авиации, ни артиллерии, ни пехоте, сделали задуманные когда-то Званцевым и осуществленные вместе с Иосифьяном танкетки, взявшие начало от поступившего с мобилизационного пункта полуторатонного вездехода.
Иосифьян горячо поздравил старого друга с признанием его заслуг.
Прошло еще десять лет, и уже старому Званцеву была вручена особая настольная изобретательская медаль, получение которой он разделил с такими знаменитыми изобретателями, как профессор-глазник Святослав Федоров и академик Меркулов, создатель авиационных двигателей. Званцеву эта награда была дороже всех его пяти орденов.
Выступление полковника, записанное на магнитофонную пленку, было преподнесено институтом Званцеву, его первому главному инженеру, как памятный дар ветерану.
Ко дню пятидесятилетия Победы восстановленная по старым чертежам сухопутная торпеда Званцева выставлена в музее Победы на Поклонной горе.
Апрель 1995 года.
Константин МарковВоенная география
Война полностью меняет жизнь людей и страны. Практически все и всё начинают работать на фронт, на победу, и даже такая мирная наука, как география. Константин Константинович Марков в 1943 году в Известиях Всесоюзного географического общества опубликовал статью «Военная география», в которой был дан анализ значения географической науки в военном деле. Во многом эта статья остается актуальной и сейчас. Печатается с сокращениями.
Война полностью меняет жизнь людей и страны. Практически все и всё начинают работать на фронт, на победу, и даже такая мирная наука, как география. Константин Константинович Марков в 1943 году в Известиях Всесоюзного географического общества опубликовал статью «Военная география», в которой был дан анализ значения географической науки в военном деле. Во многом эта статья остается актуальной и сейчас. Печатается с сокращениями.
В условиях Великой Отечественной войны развитие прикладного военного уклона каждой науки является необходимой задачей. Географы уже многое сделали в этом направлении, начиная с первых дней войны. Вполне своевременно обсудить, опираясь на имеющийся опыт, ряд принципиальных общих и частных положений военной географии, чтобы способствовать уточнению ее задач и методов. Такое обсуждение более чем своевременно и потому, что наша печать исключительно бедна этой литературой. А между тем за последние десять лет в германских географических изданиях появилось немало статей о задачах военной географии, и развилась тенденциозная и антинаучная концепция геополитики.
Нельзя не отметить труды английских и американских военных географов. Первым принадлежит несколько общих сочинений по военной географии Британской империи.