– Если Вы обратили внимание, мои (точнее, наши – моим постоянным собеседником выступает ведущий передачи «Не так!..» Сергей Бунтман) передачи о войне посвящены преимущественно людям на войне, а не истории сражений или военной техники. В этом отношении, на мой взгляд, военные историки сделали очень многое, детально проанализировав ход сражений, историю технического перевооружения Красной армии, да и многие политические и дипломатические аспекты истории войны изучены достаточно неплохо. Конечно, предстоит еще многое сделать (как, впрочем, и в любой области исторической науки), но есть на что опираться. Причины сохраняющегося огромного интереса к истории войны понятны: победа в войне осталась едва ли не единственной бесспорной ценностью, объединяющей общество; с другой стороны, в 1960—1980-е годы победа в войне активно использовалась советской властью для собственной легитимации. Дескать, все тяготы и лишения, связанные с ускоренной индустриализацией, коллективизацией, голодом, репрессиями были оправданы – «зато» мы выиграли войну. Была сконструирована столь же удобная для власти, сколь и далекая от действительности история войны. История войны была вырвана из контекста истории страны. 22 июня 1941 года история страны началась как будто с чистого листа. Сказал вождь «братья и сестры» – и будто в самом деле все стали братьями и сестрами и бросились защищать советскую власть. Так не бывает. Люди, кстати, чувствуют, что в истории войны, которой посвящены тысячи работ, что-то важное недосказано, недоизучено, недопонято. В начале ХХI века на вопросы социологов 78 % опрошенных ответили, что считают победу в войне важнейшим событием, определившим историю страны в ХХ веке, у 87 % победа в войне вызывала наибольшую гордость, и в то же время 68 % опрошенных полагали, что мы «не знаем всей правды о Великой Отечественной войне». В наименьшей степени, на мой взгляд, мы знаем историю общества во время войны, историю повседневной жизни, историю людей. Столько говоря о народном характере войны, мы на самом деле создали историю «богов и героев», а не историю народа на войне и во время войны. И хотя в этом отношении кое-что делается в последнее время, но это лишь первые шаги. Социальная история войны еще не написана.
– Она принципиально изменит наши представления о войне, о роли Сталина в катастрофе начала войны?
– В каком смысле «принципиально»? Ход военных операций, итоги войны, разумеется, она пересмотреть не заставит. Она позволяет увидеть, позволяет понять мотивы и способы действий разных людей, слоев, групп на всех этапах войны. В этом и есть ее научный и человеческий смысл.
Честно говоря, мне надоели бесконечные разговоры о Сталине. Эти споры напоминают хождение по кругу. Отношение к Сталину – если мы говорим о современном обществе, – вопрос скорее не анализа или знания, а убеждений. Вы недавно напечатали письмо Эрнста Генри Илье Эренбургу (см. «ЗС», № 6/2011). Письмо написано почти полвека назад, мы знаем теперь гораздо больше, чем изложено в сенсационном для своего времени письме Генри. Это письмо – факт истории советского общества; оно, несомненно, сыграло определенную роль в десталинизации общества, но ограничиваться аргументами Генри сейчас было бы странно. В то же время эта публикация показательна. Мы как будто опять вступаем в ту же воду.
– Но, я думаю, не устарел общий смысл письма: его резкая направленность против возвеличивания Сталина, благодаря которому мы якобы выиграли войну.
– На мой взгляд, републикация письма Генри – это лишь напоминание о попытках изжить сталинизм в 1960-е годы. Оселком здесь является вопрос о репрессиях в армии.
Современные сталинисты оправдывают действия «эффективного менеджера», говорят о бездарности уничтоженных военачальников, о том, что их взгляды на военное дело безнадежно устарели, а репрессии освободили их места для новых, молодых, талантливых командиров, которым и предстояло выиграть войну. Давайте попробуем (что не слишком легко) отложить моральные критерии и постараемся рассуждать сугубо прагматически. Разумеется, репрессированные военачальники были разными. Вероятно, среди них были и не слишком способные, и не очень образованные. Вот только каким образом это можно установить? Ведь это не компьютерная игра, где можно разыграть историю заново. Мы можем судить только по аналогии. Когда в ходе советско-финской войны выяснилось, что Красная армия находится в весьма плачевном состоянии, в армию вернули многих уволенных и репрессированных военачальников. Среди них был комдив К. К. Рокоссовский, которому во время допроса выбили зубы, сломали ребра, выводили на расстрел, чтобы получить нужные показания. Надо ли напоминать, что он стал одним из самых выдающихся полководцев Великой Отечественной войны, маршалом Советского Союза?
Комбриг А. В. Горбатов – арестован, перенес пытки, побои. К счастью, не умер, был отправлен в лагерь на Колыму, затем освобожден, возвращен в армию, прошел всю войну, закончил ее генерал-полковником, командующим армией, и именно его войска встретились в 1945 году с американцами на Эльбе. Затем был комендантом Берлина. А вполне мог превратиться в «лагерную пыль».
Сколько таких рокоссовских и горбатовых было среди расстрелянных? Мертвых не воскресить. Мы этого никогда не узнаем.
Разговоры о том, что репрессии расчистили путь молодым и талантливым, устранили «затор» из командиров эпохи Гражданской войны не только аморальны – они нелепы и не отражают исторических реалий. Все знают имена маршалов победы, но мало кто помнит имена генералов поражения. Процитирую записку маршала Жукова о командных кадрах, адресованную начальнику Главного управления кадров Наркомата обороны Ф. И. Голикову – обратите внимание на дату! – 22 августа 1944 года:
«Мы не имели заранее подобранных и хорошо обученных командующих фронтами, армиями, корпусами и дивизиями. Во главе фронтов встали люди, которые проваливали одно дело за другим (Павлов, Кузнецов, Попов, Буденный, Черевиченко, Тюленев, Рябышев, Тимошенко и др.). Людей знали плохо. Наркомат обороны в мирное время не только не готовил кандидатов, но даже не готовил командующих – командовать фронтами и армиями. Еще хуже обстояло дело с командирами дивизий, бригад и полков. На дивизии, бригады и полки, особенно второочередные, ставились не соответствующие своему делу командиры».
Каждому из нас известны последствия командования этих людей и что пережила наша Родина, вверив свою судьбу в руки таких командиров и командующих». («Источник», 1996. – № 2. – С. 137–138.) К перечисленным добавлю имена командующих фронтами генералов И. А. Богданова, Д. Т. Козлова, Н. Е. Чибисова. Вот кто на самом деле пришел на смену репрессированным. Всего же за первые 14 месяцев войны на должностях командующих фронтами побывали 36 человек. Только на Западном фронте за четыре месяца войны сменились семь командующих. А уж потом война расставила всех на свои места.
Поймите меня правильно – я не хочу бросить камень в военачальников первых месяцев войны. Они оказались в исключительно трудных условиях. Я лишь хочу показать, что идеи неосталинистов о благотворном влиянии репрессий на качество командования Красной армии не только аморальны – они ошибочны.
Одной из излюбленных мишеней современных сталинистов стал маршал Тухачевский. Он-де и авантюрист, и неуч. Мне пришлось участвовать в телевизионной передаче, в которой один «теледеятель» рассуждал, что маршал-то академию не заканчивал. Всего лишь военное училище. Для меня в данном случае важнее мнение еще одного «недоучки», также не получившего академического образования. По его мнению, Тухачевский – это «гигант военной мысли, звезда первой величины в плеяде выдающихся военачальников Красной Армии». Это цитата из воспоминаний маршала Жукова.
Чрезвычайно высоко ценил маршал победы командующего белорусским военным округом И. П. Уборевича, под началом которого служил. Еще раз процитирую Жукова: «Мне пришлось неоднократно участвовать в окружных маневрах. Но особо ценный оперативно-тактический опыт я получил, участвуя в больших окружных маневрах… оглядываясь назад, я должен все же сказать, что лучшим командующим округом был командарм I ранга И. П. Уборевич. Никто из командующих не дал так много в оперативно-тактической подготовке командирам и штабам соединений, как И. П. Уборевич и штаб округа под его руководством».
После ареста Уборевича командующим округом был назначен командарм I ранга И. П. Белов, по словам Жукова, «хорошо разбиравшийся в оперативных вопросах». Начальником штаба стал А. М. Перемытов, а членом Военного совета – армейский комиссар А. И. Мезис.
Все – расстреляны. Такая вот подготовка к войне.
Добавлю и еще одно немаловажное обстоятельство – Уборевич, Белов, многие другие командиры Красной армии в период советско-германского сотрудничества в 1920—1930-е годы бывали в Германии, слушали лекции в германских военно-учебных заведениях, участвовали в качестве наблюдателей в маневрах. Они хорошо представляли себе будущего противника. Почти все стажеры, за исключением, кажется, генерала (будущего маршала) К. А. Мерецкова, были расстреляны. Как же – бывали за границей, значит, шпионы.
Да и тот чудом уцелел. Был арестован 24 июня 1941 года, подвергся зверским избиениям, подписал признания в чудовищных преступлениях. 8 сентября освобожден и назначен командующим фронтом! Его переодели прямо в тюрьме в новую форму и в тот же день привезли к Сталину. Вождь сочувственно заметил, что Мерецков плохо выглядит, и справился о здоровье.
По представлениям некоторых наивных людей, режим коренным образом изменился в годы войны. Власть на самом деле испугалась. Реакция Сталина и tutti quanti на начало войны была предсказуемой: усиление репрессий, очередная «зачистка» страны. Хорошо известно, что в западных областях СССР были произведены массовые расстрелы заключенных. Так, из тюрем Львовской области «убыло по 1-й категории 2464 человека», из тюрем Станиславской области – 1000 человек, из тюрьмы г. Тернополя – 500 человек. Напомню, что на чекистском жаргоне «убыть по 1-й категории» означало быть расстрелянным. Можно было бы подумать, что это явление исключительное, характерное только для западных, недавно присоединенных областей, да еще в условиях стремительно наступающей германской армии.