По данным Городской комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников о числе погибшего в Ленинграде населения (25 мая 1945 г.) безвозвратные потери гражданского населения в результате действий немецких фашистов и их финских пособников составили 764 тыс. человек. Но число жертв было на порядок выше. В документе не были учтены неопознанные (безымянные) блокадники, погибшие в городской черте. Кроме того, в документе совсем не учитывались и ленинградцы, умершие от голода в ходе самой эвакуации, либо уже после неё, но из-за болезней, ранений и травм, полученных при эвакуации. По данным современных историков, тоже ещё не полных, в самом Ленинграде погибли около 1 053 000 жителей, ещё 360 тыс. ленинградцев умерло в ходе эвакуации. Таким образом жертвами блокады тали свыше 1413 тыс. человек или 57,6 % ленинградцев.
Удивительна по своему цинизму позиция многих финских историков и идущих за ними ряда отечественных «специалистов», согласно которой Маннергейм «спас» в 1941 г. Ленинград от оккупации немцами, и вообще, он не участвовал в блокаде Ленинграда. Финский исследователь (и непризнанный на своей родине фантаст) Х. Сеппяля требовал вручить Маршалу Суоми ордена за спасение Ленинграда, поскольку тот выставил заслон из горячих финских парней на пути немцев. Так вот они – подлинные защитники Ленинграда! Однако документы говорят об обратном. Маннергейм ещё в первых числах сентября 1941 г. планировал принудить ленинградцев капитулировать, изнуряя их голодом.
«Спасительные» планы прослеживаются, например, в задокументированных беседах финского руководства. Когда в начале осени 1941 г. некоторые парламентарии высказывали предположение, что финны будут привлечены к выполнению в Ленинграде оккупационных, полицейских функций, то председатель парламента выразил сомнение в этом, поскольку в немецкие планы входило именно уничтожение города с помощью Финляндии. И последняя точка зрения была обоснована. В директиве Гитлера № 1601 от 22 сентября 1941 г. о Ленинграде говорилось: «стереть город с лица земли», а про его жителей: «мы не заинтересованы в сохранении населения». Однако город держался.
Ещё хуже для фашистов ситуация обстояла в зоне продвижения самой мощной их группы армий «Юг». Ей противостояло три довоенных советских округа: Одесский, Киевский и Харьковский. На данном стратегическом направлении действиями советских войск руководил другой герой гражданской войны – С. М. Будённый. Он успешно срывал попытки тевтонов форсировать Днепр, а также подобраться к Киеву.
Даже не искушённому в военном деле человеку должно было стать очевидным, что углубившаяся в советскую оборону группа армий «Центр» оказалась под угрозой окружения и разгрома. Увы, в те напряжённые дни войны этот факт отказывался понимать один из крупнейших наших военачальников, от которого зависело очень многое при принятии решений, а именно Г. К. Жуков. Уже в июле, когда ещё не определилась судьба Смоленского сражения, он требовал от Сталина оставить Киев. Даже после войны до Жукова так и не дошло, насколько опасными и вредными были те его предложения. Вслед за Жуковым, почти вся советская и современная историография пишет о вине Сталина за разгром советских армий, попавших в окружение под Киевом.
Жуков, конечно, был блистательным боевым генералом, не напрасно ставшим в годы войны маршалом за свои заслуги. Но задачи стратегического уровня были ему не под силу. Понимая, что для зажатой под Киевом группировки лучшим выходом, возможно, действительно могло быть отступление, Жуков не понимал, что для обороны страны в целом такое решение неминуемо стало бы фатальным. Несмотря на нажим со стороны Жукова, Сталин твёрдо стоял за оборону столицы Советской Украины, собственно говоря – южной столицы всего государства. Г. К. Жуков исходил из ложных категорий стратегической необходимости, И. В. Сталин – из более широкого спектра политических и моральных факторов. Жуков был снят со своего поста и назначен руководить Резервным фронтом. Ему было поручено делать то дело, которое у него получалось наиболее успешно – выправлять конкретную сложную ситуацию на фронте. Он должен был освободить город Ельню, ликвидировать опасный выступ в сторону советской обороны на московском направлении.
Что стояло за нежеланием Сталина эвакуировать Киев? Причин было несколько. Одной из важнейших являлось отношение к СССР со стороны западных государств, которые ни до войны, ни тем более после первых серьёзных поражений советских вооружённых сил не верили в способность СССР противостоять Германии. Дабы переломить негативные оценки СССР со стороны потенциальных союзников, Сталин обещал дипломатическим представителям правительств Великобритании и США, что к началу зимы советско-германский фронт будет проходить примерно по линии юго-западнее Ленинграда, немного восточнее Смоленска, западнее Киева. Отсюда вытекает логичный вывод, что Сталин хотел убедить потенциальных союзников в способности СССР эффективно сопротивляться агрессору и тем самым намеревался добиться от них увеличения военных поставок.
Нельзя сбрасывать со счетов и тот факт, что Сталин, вероятно, осознавал, что большинство командиров Красной Армии в то время, летом 1941 г. ещё не научились отступать без больших потерь. Многие части в Белоруссии были разбиты как раз при отступлении. Гарантий того, что части Киевского укрепрайона не постигнет та же участь в случае их отхода от столицы Украины за Днепр, отнюдь не было.
Имелись и другие причины, по которым сдавать Киев было нежелательно. Среди них не последнее место занимала вероятность использования немецким руководством национальной карты для активизации на Украине после падения Киева сепаратистских тенденций и межнациональной розни. Кроме того, отдать врагу Киев означало «самоликвидировать» угрозу флангу группы армий «Центр». В этом случае наступление на Москву Гитлер мог начать уже в конце августа.
В отличие от Жукова, Гитлер отлично осознавал роль мощной русской группировки войск в районе Киева, осознавал исходившую от неё угрозу своим планам молниеносного броска на столицу СССР. Желая обезопасить южный фланг группы армий «Центр», он приказал танкам Г. Гудериана повернуть на юг.
До сих пор некоторые адвокаты военных преступников из числа высшего командования Вермахта настаивают, что это решение погубило всю Восточную кампанию, что, ослабив натиск на Москву, Гитлер совершил фатальную ошибку. Но что было делать Гитлеру, если Сталин не послушал Жукова и не позволил ему выровнять фронт в пользу наступающего противника? Таким образом, как подчёркивается в двенадцатитомном труде «Великая Отечественная война 1941–1945 годов», изданной под эгидой Министерства Обороны РФ в 2015 г.: «повернув свои войска с главного направления на юг, немецкое командование потеряло время и силы. Не взяв Киева, оно не смогло бросить все силы на захват Москвы. Это дало возможность советскому командованию подготовить новые резервы. Значительная их часть была направлена затем на Юго-Западный фронт, чтобы закрыть образовавшуюся там брешь, но основная масса свежих соединений перебрасывалась к Москве и участвовала впоследствии (начиная с конца октября – ноября) в Московской битве». Движение на юг Гудериана смогло переломить ситуацию на Украине в пользу фашистов. 16 сентября спешившие навстречу друг другу соединения групп армий «Центр» и «Юг» замкнули кольцо вокруг Киева.
По немецким данным, в районе Киева в плен попали около 600 тыс. советских бойцов и офицеров. Но по нашим, более реалистичным, источникам, весь Юго-Западный фронт потерял с начала войны до 26 сентября 531 тыс. человек. Такая несостыковка советских и немецких источников встречается историкам применительно к событиям всей войны. В данном и подобных случаях доверия заслуживают именно советские данные. И дело, конечно, не только в том, что немцы не случайно ассоциируются с таким литературным персонажем, как барон Мюнхгаузен, который, как известно, был не прочь приукрасить свои воинские «успехи». Просто в число пленных германская статистика включала всех лиц мужского пола, задержанных в районе боевых действий. Несостоятельность такого подхода очевидна, если учесть те методы, которыми война велась на Востоке, когда фактически всё мужское население оказывалось под угрозой уничтожения.
Только расправившись с окружёнными под Киевом советскими частями и нормализовав ситуацию в районе Смоленска, наследники крестоносцев решились продолжить наступление на Москву. Великая битва за историческую столицу Руси началась 30 сентября 1941 года. Немцы считали, что взятие Москвы положит конец всей войне на Востоке. На месте самого города Гитлер намеревался вырыть Московское Море, чтобы ни СССР, ни Россия больше никогда не возродились. Жителей столицы Советской страны предусматривалось истребить. А. Розенберг цинично заявлял «нет абсолютно никакой причины… снабжать продовольствием русский народ».
Немецкая операция по захвату Москвы получила название «Тайфун». В октябре ситуация для нас складывалась критически. Именно в этот момент, как об этом будет сказано ниже, 16 октября в Москве вспыхнет паника среди части населения. Накануне этой даты, 15 октября советское руководство примет решение об эвакуации из Москвы столичных учреждений, посольств, Мавзолея Владимира Ильича Ленина. Это решение, а также слухи о продвижении немцев в какой-то мере сработали в качестве детонатора волнений в столице: некоторым показалось, что Москва обречена так же, как Минск и Киев.
Но в случае с Москвой Сталин проявил ещё большую непреклонность, чем в случае со столицей Советской Украины. Жуков позже сочинит легенду, согласно которой Сталин будто бы спрашивал у него – удастся ли отстоять Москву? Как показывают мемуары других наших замечательных полководцев, а также труды современных российских историков, на самом деле именно Сталин настоял на подготовке обороны города, а Жуков придерживался той же «скифской» тактики, что и в случае с Киевом (интересно, до каких рубежей он вообще готов был отступать? – до Урала, до Байкала или до Курильских островов? Но тогда они были ещё японскими…).