Внезапно в лицо ему ударил резкий порыв ветра, поднявшего с земли серое облако. Он принес с собой тяжелый, отвратительный, тошнотворный запах. Бейль поднял лошадь на дыбы. Этот запах шел с поля боя — от разлагавшихся трупов, которые в течение больше чем двадцати дней не были ни погребены, ни вынесены с поля боя, от человеческих и лошадиных экскрементов. От смрада перехватывало дыхание. Бейль достал из кармана большой носовой платок и поднес ко рту, стараясь не дышать носом. Он пустил лошадь шагом и поехал дальше, полуприкрыв глаза, чтобы не видеть окружавшую его картину: обезглавленные тела, оканчивавшиеся обрубком, вымазанным красно-белой кашей, лошади с раздутыми животами, лежавшие в нечистотах, засыпанные землей ружейные приклады и невообразимое нагромождение колес, покореженного железа, грудных клеток и животов, развороченных артиллерийскими снарядами.
Бейль по-прежнему погонял свою лошадь, ибо хотел добраться до редута, но внезапно кровь застыла у него в жилах. Перед ним лежал кто-то и смотрел на него. Французский вольтижер с широко открытыми глазами, с кивером на голове и затянутым на подбородке ремешком, наполовину свесился с зарядного ящика. Его лицо, словно мох, покрывала сизая борода. Тело его обрывалось на уровне пояса, но глаза остались целы и устремляли на генерала Бейля пристальный взгляд, словно исполненный упрека, который уже не нуждался в ответе. Тот, кому адресовался упрек, почувствовал, что больше не в состоянии выносить эту сцену. Зловонный воздух просочился сквозь его усы и смешался со слюной. Он резко развернул лошадь и перевел ее на рысь. Животный инстинкт помогал ей не наталкиваться на трупы и обломки, словно ей был известен путь, который вел прочь из этого ада. Она высоко поднимала ноги, чтобы ничего не задеть.
Едва выбравшись на дорогу, Бейль отшвырнул платок на землю. Однако он тотчас вспомнил, что этот платок старательно вышивала для него матушка, сидя на террасе в Англаре. Он спешился, поднял платок, сложил его по линиям, оставленным утюгом, и убрал в карман. Затем вновь сел в седло и, нахлестывая лошадь, помчался галопом. Ему хотелось убежать от ужасного запаха, от хаотичного смешения железного лома и плоти и застывшего взгляда вольтижера, который смотрел ему прямо в глаза. Вот какова война, ужасающая реальность, столь отличная от картин, представлявшихся ему в молодости, с кавалерийскими атаками среди зеленых лугов и одетыми в парадные мундиры пехотинцами, взбирающимися на холмы!
Полковник Арриги поджидал его в нескольких сотнях метров.
— Что, повидал место сражения?
— Да, это ужасно! Надеюсь, мне никогда больше не придется туда возвращаться.
Арриги, с живыми глазами и носом с небольшой горбинкой, как у императора, взглянул на него искоса.
— Конечно ужасно, — сказал он, — но мы на войне, и она еще не закончена!
Они припустили рысью, чтобы нагнать колонну, и поехали плечом к плечу, касаясь друг друга стременами и не произнося ни слова.
Три дня спустя, после полудня, они прибыли в Вязьму — небольшой городок на полпути между Москвой и Смоленском. Как ни странно, этот городок (скорее, большая деревня, населенная крестьянами) уцелел и при отступлении русской армии, которая не стала его сжигать, и после прохода Великой армии, оставившей повсюду следы своего присутствия: пустые полотняные мешки, оловянные ведра, брошенные повозки со снятыми колесами. Вдоль главной улицы, длинной и кривой, стоял ряд маленьких деревянных домов, выкрашенных в светлые тона, среди которых преобладали синий и зеленый. Все ставни были заперты, однако возникало странное чувство, что жители не покинули город и где-то прячутся.
Драгуны вошли в город первыми, в сопровождении артиллерии, и принялись устраиваться там, где главная улица выходила за пределы города. Пехотным батальонам, по всей видимости, предстояло разместиться в окраинных районах.
Генерал Бейль в сопровождении лейтенанта Вильнёва прибыл на квадратную центральную площадь, окруженную самыми большими городскими зданиями из белого камня в три этажа. Одно из них, с золотыми буквами на фасаде, которых Бейль не мог разобрать, должно быть, имело административное назначение. Похожее сооружение на Другой стороне площади выглядело как жилой дом — вероятно, резиденция городского главы. Ординарец Лоррен, расположившийся лагерем перед этим домом, двери которого были открыты, делал выразительные жесты, прося подойти к нему.
— По словам русского слуги, здесь всего четыре дня назад пребывал император, — высокопарным тоном заявил он спешившемуся генералу Бейлю. — Я подумал, что вы могли бы тут переночевать, да и полковник Арриги, наверное, тоже, потому как дом просторный! Следуйте за мной, я вам его покажу.
Бейль поднялся по лестнице и очутился в передней, довольно опрятной, но без какой-либо мебели. К своему удивлению, он узнал кухарку Мари-Терезу, стоявшую перед дверью в комнатку, которая, должно быть, служила кухонной кладовкой. Она распустила свои заплетенные на русский манер косы, и ее светлые волосы падали на плечи. Длинную серую юбку сменило синее платье с передником из довольно грубого бежевого кружева.
Бейль протянул ей руку, сказав:
— Добрый день, Мари-Тереза, рад видеть вас здесь. Итак, вы решили составить нам компанию?
— Да, генерал. Сержант Лоррен передал мне ваше распоряжение. Он сказал мне, что вам понадобится кто-нибудь, чтобы стряпать в пути. Я сегодня же приготовлю вам ужин. Он также сообщил, что вам нужен переводчик.
Франсуа Бейль не припоминал, чтобы отдавал такое распоряжение или чтобы у него спрашивали о чем-то подобном. Но, конечно, француженке, подумал он, лучше было сбежать от зверств, которые наверняка творились, пока русские снова занимали Москву.
— До встречи, Мари-Тереза, — сказал он. — Я ужинаю сегодня вечером в семь вместе с полковником Арриги.
Бейль следом за ординарцем поднялся по лестнице на второй этаж, такой же просторный, как и первый. Лестничная площадка служила прихожей, по сторонам которой располагались двустворчатые двери.
— Здесь спал император, — произнес Лоррен, отходя в сторону и пропуская генерала в комнату. Из мебели там была только деревянная кровать, поставленная на четыре квадратные ножки и состоявшая из перекрещенных планок, на которые клался матрас. Две белые подушки лежали вплотную к стене, угол комнаты занимал туалетный столик цвета желтой черешни. У ножки стола стоял кувшин с водой.
— Спасибо, Лоррен, — сказал Франсуа Бейль. — Теперь мой черед спать здесь, только раздобудь мне одеяло.
— Это легко. Там есть еще стенной шкаф с бельем.
Бейль пересек прихожую и открыл другую дверь. В той комнате мебель также отсутствовала, а стены покрывали черные трещины.
— А тут кто спал? — спросил он.
— Маршал Бертье.
— Приготовь эту комнату для полковника Арриги.
После ужина Бейлю сразу же захотелось подняться наверх. Он устал. Посещение поля битвы истощило его нервные силы. Поднимаясь по лестнице, он услышал ружейную пальбу.
— Что бы это могло быть? — спросил он полковника Арриги, поднимавшегося вместе с ним.
— Наши часовые, — ответил Арриги. — Этой ночью на часах стоят солдаты швейцарского батальона. Они расставлены вокруг всего города, группами по пять человек, чтобы не проспать, и у них приказ стрелять по всему, что движется.
Очередной залп разорвал тишину ночи.
— Доброй ночи, Арриги, — сказал Бейль. — Завтра выдвигаемся в шесть часов. Если я просплю, можешь меня разбудить?
— Да, можете на меня рассчитывать. Доброй ночи, мой генерал.
— Не генерал! Франсуа.
— Доброй ночи, Франсуа.
Обе двери в прихожей захлопнулись одновременно.
Франсуа Бейль чувствовал себя опустошенным от усталости. Видения Москвы продолжали его преследовать и били по нервам, натянутым, словно струна. Он решил не раздеваться. С трудом стащил сапоги и остался в рейтузах и белой рубашке с расстегнутым воротом. Затем вытянулся во весь рост на планках кровати, жесткость которых смягчало одеяло, раздобытое Лорреном. Франсуа раскинул руки и ноги и закрыл глаза, намереваясь заснуть. Немного времени спустя он услышал легкий шум, словно кто-то скребется. В дверь постучали.
— Кто там? — спросил он.
Ответа не последовало.
— Кто там? — повторил Франсуа. — Войдите!
Дверь открылась, и появилась Мари-Тереза. На ней было все то же синее платье, но передник она сняла, а в руке держала подсвечник. Она подошла к кровати, на которой лежал Бейль.
— Я пришла сказать вам спасибо!
— Но тебе не за что благодарить меня.
— Нет, генерал! Я вам всем обязана! Если бы вы не распорядились взять меня с собой, то русские, вернувшись в город и обнаружив там француженку, разорвали бы меня на части, мучая и насилуя. Вот за это я и хочу отблагодарить вас!
Мари-Тереза подошла еще ближе. Она приподняла обеими руками подол своего платья и села на колени к Франсуа, обхватив его шею руками. Бейлю показалось, что под жесткой тканью платья он чувствует гладкую кожу ее бедер.
— Не стоит меня благодарить, Мари-Тереза, — ответил он ей. — Я сделал лишь то, что должно!
Она спрятала лицо на плече у генерала, затем спокойно, без назойливости, продолжила:
— Я вижу, что вам от меня ничего не нужно! Вы держите меня за девку, которая спит с русскими. Вы ошибаетесь. Сам граф Шлыков нанял меня в Нанси. Он посещал Лотарингию и искал хорошую кухарку, чтобы взять ее к себе на службу, но его не интересовали женщины, да и ничто другое, за исключением, быть может, его коллекций. Что до московской прислуги, то все они были скотами и пьяницами, и я не позволяла им до себя дотрагиваться. Был там один хороший молодой человек, сын управляющего, который влюбился в меня без памяти. Я позволяла ему кое-какие ласки, но не давала заходить слишком далеко. Вы же сразу показались мне красивым, и тем сильнее мое желание отблагодарить вас.
Мари-Тереза выпрямилась, охватила ладонями лицо Бейля и надолго припала губами к его губам, потом отст